— Сидайте, товарищ маршал!
Оскар проснулся. Увидел Василевского и часто-часто заморгал глазами, а затем глухо спросил:
— Саша?!
— Я, Оскар. — Александр Михайлович взял его ладонь в свою. Она была потной и горячей.
— Понимаешь, самурай бросился под наш танк... — Он с трудом перевёл дыхание. — Огонь лизнул мне лицо, и всё померкло вокруг. Очнулся в этой палате.
— Хорошо, что живой остался...
Глаза у Оскара заблестели. Он прикрыл ладонью мокрые ресницы.
«Прячет слёзы, но я-то увидел их», — пронеслось в голове Василевского. И, чтобы хоть как-то успокоить друга, он спросил:
— Сталинград не забыл? Помнишь, как ты был в моём штабе с Мишей Шолоховым, потом отправился с ним на передовую? Шёл на катере по Волге с автоматчиками, «юнкерс» бомбил вас, катер перевернулся, и ты оказался в ледяной воде?
— Я тогда чуть не захлебнулся. — Голос у Оскара дрожал, как треснувшее стекло.
— И всё же ты доплыл до берега. У тебя даже сил хватило на юмор. Помнишь, как генерал Чуйков спросил тебя, что ты делал в воде? Ты ответил: «Ловил рыбу!» Ну и смеху тогда было в штабе!
Оскару стало хуже. Губы побелели, по лицу пошли синие пятна. Майор шепнул Василевскому, что больному нужен покой.
— Не лучше ли его отправить в Хабаровск, в военный госпиталь? — спросил главком, когда они вышли из палаты.
— Операцию нельзя откладывать! — категорически заявил майор. — Он может умереть в самолёте.
— Пусть будет по-вашему, — согласился Василевский.
Возвращались в штаб грустные.
— Я слышал, что Оскар в Гражданскую войну спас тебе жизнь — это правда? — спросил Мерецков Александра Михайловича.
— Разве я тебе не рассказывал? — удивился Василевский. — В Белоруссии, под Речицей наш батальон преследовал банду Булак-Балаховича. Отчаянный был этот рубака штабс-ротмистр! На рассвете мы настигли бандитов на окраине леса. Бандит сбил меня с коня, занёс над головой шашку, но в этот миг его своим клинком рассёк Оскар. — Он помолчал. — Ну, а как японцы, сдаются в плен?
— Капитуляция идёт полным ходом! — улыбнулся Мерецков. — После твоего, Александр Михайлович, ультиматума генерал Ямада понял, что своя шкура ему дорога.
«Виллис» в клубах пыли въехал во двор штаба.
Впервые за всю ночь Василевского никто не беспокоил, и он хорошо выспался. Утром едва позавтракал, как Мерецков сообщил ему, что в Харбине высадился воздушный десант во главе с заместителем начальника штаба фронта Шелаховым. Они взяли там в плен начальника штаба Квантунской армии генерала Хату.
— Вы отдыхали, и я приказал Шелахову Хату и его спутников посадить на самолёт и доставить на мой КП, — доложил Мерецков. — Так что через час «гости» будут здесь.
— Ты принял разумное решение, Кирилл Афанасьевич...
И вот уже пленные привезены на КП фронта. Хата бодро вошёл в комнату, словно входил в свой кабинет, сложил ладони обеих рук и низко поклонился Василевскому, что-то сказав по-японски. Капитан перевёл:
— Он говорит, что рад приветствовать главкома войск Дальнего Востока и хотел бы знать, с кем имеет честь беседовать.
— Беседовать? — чертыхнулся главком. — Скажи ему, капитан, что я буду его допрашивать! Вот пришёл и командующий фронтом маршал Мерецков. Садись рядом, Кирилл Афанасьевич. Послушаем, что нам поведает самый известный самурай!
Капитан перевёл. Лицо генерала Хаты чуть посветлело.
— Меня будут допрашивать два маршала, — холодно изрёк он. — Для меня это большая честь! Хочу заверить вас, господа, что я уважаю русских и, когда был в Москве военным атташе в японском посольстве, дружески относился к ним.
— Однако это не мешало вам заниматься разведкой в Москве, не так ли? — усмехнулся Василевский. Хата заметно растерялся, зачем-то прикрыл ладонью глаза. А главком продолжал: — Мы в Генеральном штабе знали, господин Хата, что вы кадровый разведчик, так что заочно давно с вами знакомы. Скажите, почему ваши генералы нарушают порядок капитуляции? Мы ведь объяснили вам, что войска должны сдаваться организованно, с командирами-офицерами, а генералам являться со своими адъютантами и личными вещами.
— Я теперь же отдам приказ войскам, — заверил Хата. Он попросил оставить в его распоряжении самолёт и средства связи, чтобы быстрее передавать своим войскам указание командования Красной Армии о капитуляции.
— Вашу просьбу мы удовлетворим, — ответил Василевский. — Вы сейчас возвращаетесь в Чанчунь?
— Там наша ставка, генерал Ямада ждёт меня.
— Я получил от него телеграмму, он уведомил о готовности выполнить все условия капитуляции, — сказал главком. — Я требую, чтобы господин Ямада немедленно прекратил боевые действия войск Квантунской армии!
Генерал Хата снова заверил Василевского, что его ультиматум отдаст лично в руки своего главнокомандующего.
— Слово чести, что я это сделаю! — произнёс он. Брови у него дёрнулись, на усталом лице появилась грустная улыбка и тут же исчезла. — Я могу идти?
Позвонил маршал Малиновский, и то, о чём он сообщил, порадовало главкома: генерал Ямада отдал нашим десантникам свой самурайский меч!
— Ямада вами пленён? — уточнил Василевский.
— И он взят под стражу, и весь его штаб! — словно удар, прогремел в трубке голос Малиновского. — Вам в штаб доставить генерала?
Василевский распорядился, чтобы Малиновский допросил его сам. А о том, что Ямада в плену, он доложит Сталину.
— Родион Яковлевич, надёжно охраняйте Ямаду, пока Верховный решит, что с ним делать...
Командующий Забайкальским фронтом маршал Малиновский и его коллеги маршал Чойбалсан и генерал Плиев прибыли на совещание без опоздания. Их встретили на аэродроме, и вот уже «Виллис» въехал во двор штаба главкома. Все трое вышли из машины. Следом за ними прибыла ещё машина, в ней были генерал Пуркаев и его соратники.
— Родион Яковлевич, ты допросил Ямаду? — поинтересовался Василевский. — По нашим данным, Ямада имеет в армии бактериологическое оружие.
— С этого я и начал допрос, и кое-что именитый самурай мне поведал. После совещания доложу вам подробности.
Василевскому понравился маршал Чойбалсан — простой и доступный. Пожимая гостю руку, Александр Михайлович напомнил ему о встрече в сорок втором под Москвой.
— Тогда на фронте вы вручали советским бойцам и командирам подарки от монгольского народа, — подчеркнул Василевский. — А сколько тысяч лошадей вы передали Красной Армии! Командующий кавалерией маршал Будённый особенно был рад этому.
— Монгольские лошади стойкие и выносливые, — заметил генерал Плиев. — Их немало в моей конно-механизированной группе.
Маршал Чойбалсан был скуп на слова, однако сказал, что тогда, в сорок втором, его покорило мужество и отвага, с какой советские бойцы громили фашистов.
— У нас один лозунг — дружба с русскими навеки! — добавил он. — Без Москвы мы никто, а с Москвой мы герои! И если у русских есть враг — он и наш враг! Тому пример — Япония, где вместе мы сражаемся с самураями.
После дружеских приветствий и обмена мнениями Василевский объявил о начале совещания. Первый вопрос — капитуляция Квантунской армии.
— Я доложу вам основные моменты этой важнейшей кампании, а начальник штаба генерал Иванов коснётся некоторых вопросов Маньчжурской операции на завершающем этапе...
Командующие фронтами и начальники штабов разъехались, и Василевский вернулся к себе. Переговорил по радио с наркомом ВМФ адмиралом Кузнецовым, сообщившим ему о том, что все японские боевые корабли стоят на приколе в своих базах, на них уже наши военные моряки. «Николай Герасимович всё делает быстро и чётко», — с теплотой подумал Александр Михайлович о своём боевом друге.
После разгрома Квантунской армии штаб главкома переехал в Хабаровск, о чём Василевский доложил Сталину. С его разрешения он намеревался совершить поездку по освобождённой Маньчжурии, но неожиданно на Дальний Восток приехал заместитель Председателя СНК СССР Микоян.
