— Лихо! — одним словом охарактеризовал действия командующего Южным фронтом Василевский. Но, заметив, как повёл бровью Верховный, продолжал: — Лихо, но расчётливо. Развивая наступление на Амвросиевну, он членил 6-ю немецкую армию на две части, затем нанёс удар на юге и 30 августа при огневой поддержке кораблей Азовской военной флотилии адмирала Горшкова разгромил таганрогскую группу немцев и освободил Таганрог. На Миусском рубеже была пробита большая брешь, закрыть которую враг уже не смог, — резюмировал Василевский.
— По ходу боев вам приходилось вносить коррективы в действия командующих?
— Да, и весьма существенные. Правда, не о всех коррективах я вам докладывал, но действия развивались стремительно и не всегда удавалось выкроить время, чтобы позвонить в Ставку.
— Это не страшно, товарищ Василевский, лишь бы дело не страдало, — усмехнулся Верховный и неожиданно переменил тему разговора: — Вы давно не виделись с журналистом полковником Кальвиным?
— После эпизода с бракованными самолётами на Курской дуге с ним не встречался. Я был на фронте, а он после Курской битвы собирался слетать на Северный флот, чтобы написать об экипаже подводной лодки, атаковавшей торпедный немецкий линкор «Тирпиц». А заодно он хотел увидеться со своим сыном, который плавает на подводной лодке. Парень с характером! Учился в Военно-морской академии и ушёл воевать на Северный флот.
— Вот как? — удивился Сталин. — Значит, у Кальвина сын плавает на подводной лодке? Я этого не знал. Кстати, его брату командиру корабля вручён орден Красного Знамени. Хотите знать за что? Его эсминец уничтожил две вражеские лодки, которые пытались атаковать союзный конвой.
«Эту информацию вы наверняка получили от Берия!» — едва не сказал вслух Александр Михайлович.
— А я на вас зол, — громко произнёс Верховный. — Когда семнадцатого августа я послал вам сердитую телеграмму, вы получили её, позвонили мне по ВЧ, но разговаривать со мной не стали. Я слышал в трубке ваше дыхание, но вы молчали. Почему?
— Если честно, мне показалось, что вы были не в духе, и я решил промолчать.
— И правильно сделали! — улыбнулся Верховный. — Под горячую руку я мог бы вас наказать. У меня поначалу возникли мысль отозвать вас в Ставку, но Берия убедил меня не делать этого. Он сказал, что, возможно, вы где-то на передовой, а оттуда в Москву не позвонишь.
— Лаврентий Павлович не ошибся: я был в 46-й армии генерала Глаголева, которая вела тяжёлые бои...
Сталин вновь заговорил о том, что поражение немцев на Курской дуге, а также в районе Донбасса обусловило крах всех замыслов гитлеровского командования, которые ими были положены в основу летней кампании 1943 года. Даже приезд Гитлера в «Вервольф» близ Винницы не спас положения[19], добавил Верховный. И снова он вернулся к телеграмме.
— Значит, она потрясла вас? — спросил он, весело улыбаясь.
— Потрясла, и даже очень...
— Кажется, я тогда и вправду погорячился, — обронил небрежно Сталин.
Он прошёл в комнату отдыха, налил два стакана грузинского вина, один отдал Василевскому.
— Давайте выпьем! — сказал он как-то радостно, доверчиво, даже глаза у него изменили цвет, из них исчез желтоватый блеск. — А за что выпьем?
— За ваше здоровье, товарищ Сталин.
— И за то, чтобы таких телеграмм вы больше не получали!..
Вернулся Василевский домой, а у него в гостях Оскар! Он сидел за столом с Катей и попивал из бокала шампанское.
— Я тоже составлю вам компанию, хотя уже выпил стакан грузинского вина. Но шампанское не помешает. Наливай мне, Оскар!
— А знаешь, что мы с Оскаром отмечаем? — спросила весело Катя. Глаза у неё искрились, как льдинки на солнце. — Твой крестник Азар стал капитаном второго ранга, его наградили орденом Красного Знамени!
— Опоздала, жёнушка, об этом я уже знаю! А тебе кто сказал?
— Вот он! — Она кивнула на Оскара.
— Я только вчера вернулся с Северного флота. Адмирал Головко вручал Азару орден...
— Петра своего видел? — прервал его Василевский.
— Нет, — грустно ответил Кальвин. — Его лодка в это время находилась на боевой позиции у берегов Норвегии. Немецкие суда везут из Петсамо и Киркенеса железную руду и никель, там их топят наши подводные лодки. Я рад, что у Азара хорошо идут дела.
— Как поживает адмирал Головко? Ты был у него?
— А как же! — воскликнул Оскар. — Вместе с ним я выходил на корабле в море, был на лодке, атаковавшей немецкий линкор «Тирпиц». Кстати, Головко сообщил мне, что скоро Азара переведут служить в Москву, в Наркомат ВМФ. Уже два его прибора внедрены на флоте. Башка у него, как видишь, варит! Тебе привет от Азара и его жены Насти. Говорит, что по гроб будет обязана Василевскому за то, что спас его.
— Ну, это ты зря, — смутился Александр Михайлович. — Я лишь попросил вождя вмешаться в его арест. — Он сел за стол. — Кстати, Сталин сказал, что хочет наградить тебя орденом.
— Орден я уже получил из рук главного редактора! — улыбнулся Оскар. — Вчера это было, я не успел тебе сообщить...
Оскар выпил, повеселел и стал рассказывать о своей встрече в авиаполку с лётчиком-майором.
— Я бы назвал его сверхгероем! — воскликнул Оскар.
— Опять у тебя какая-то история, — улыбнулась Катя, маленькими глотками отпивая шампанское.
— Продолжай, Оскар. Кого ты там нашёл на Курской дуге? Что ещё за сверхгерой?
— А ты сам посуди. После ранения ему ампутировали голени обеих ног. И что же? Он освоил протезы и снова стал летать на истребителе! Когда я был в полку, он как раз вернулся на аэродром после воздушного боя, в котором сбил «мессера»!
— Пиши о нём повесть, Оскар! — сказал Василевский.
— Судьба этому лётчику выпала тяжкая, — продолжал Оскар. — В марте сорок второго в воздушном бою в районе Демянского плацдарма его самолёт был подбит, а сам лётчик ранен, но ему удалось посадить свою машину, хотя и в тылу врага. Три недели он пробирался к фронту! А когда попал к своим, его еле живого положили на операционный стол. Знаешь, как его зовут? Алексей Маресьев. Отчаянный парень! До ранения он уничтожил четыре немецких самолёта, а после ранения на Курской дуге сбил ещё семь...
— Да, это герой, и, если встречусь с ним, пожму ему руку. — Василевский помолчал. — Чего ты Дашу с собой не взял?
— К ней пришла жена её двоюродного брата Вика Саврасова, вот они на пару и судачат. Муж-то её плавает на корабле Азара акустиком.
— Знаешь, кто мне сказал об успехах Азара? — Василевский скосил на Оскара глаза. — Сталин, а ему, видно, доложил его слуга Берия...
В начале декабря с Тегеранской конференции вернулся Сталин. В тот же день он позвонил в Генштаб Василевскому.
— Где Жуков, на фронте? Завтра в десять часов проведём совещание в Ставке. Ему и вам, а также Антонову быть! Надеюсь, вы подготовили свои предложения о боевых действиях Красной Армии на сорок четвёртый год?.. Ну вот и хорошо!
А когда утром члены Ставки собрались в его кабинете, он коротко проинформировал их о работе Тегеранской конференции.
— Рузвельт дал твёрдое слово открыть второй фронт в следующем году. Думаю, что слово своё он сдержит!
— А если нет? — бросил реплику маршал Жуков; на его полном лице застыла ироническая улыбка.
— У нас хватит и своих сил, чтобы добить Гитлера, — усмехнулся Верховный. — Но я уверен, что союзники не пойдут на попятную. Почему? Сталинградская битва, разгром врага под Курском, сражение за Днепр заставили союзников задуматься, они опасаются, что Красная Армия сама освободит Западную Европу без участия их войск. Правда, наш давний «друг» Черчилль пытался подменить открытие второго фронта во Франции проведением операций в Италии и на Балканах, преследуя интересы Англии, а отнюдь не наши. Но мы были против, и после небольшой дискуссии союзники заявили, что операцию «Оверлорд» — открытие второго фронта — они проведут в мае сорок четвёртого. А мы порадовали союзников тем, что дали слово после разгрома фашистской Германии объявить войну Японии, чтобы помочь им разгромить Квантунскую армию.
