Лазарев приказал спустить за борт матросские койки, чтобы смягчить удар и выбросить матросам концы на случай, если шлюпку разобьёт. Заложили тали и, выждав мгновение, когда фрегат начал наклоняться в сторону шлюпки, быстро выбрали тали, но не успели поднять шлюпку. Набежавшая волна ударила её о борт и разнесла в щепки. Матросы успели схватиться за концы, и их вытянули на палубу. Огорчённые, насквозь промокшие, стояли они перед командиром. Нахимов виновато развёл руками. Но взволнованный Лазарев положил ему руку на плечо:

   — Молодцы, братцы, ради жизни товарища себя не жалели.

По приходе в Сан-Франциско он отметил благородство и мужество своих подчинённых и сообщил в Адмиралтейств-коллегию:

«Сию готовность г. Нахимова при спасении человека жертвовать собою я долгом почитаю представить на благорассмотрение г.г. членов государственной Адмиралтейств-коллегии и льщу себя надеждою, что такой подвиг не найдётся недостойным внимания моего начальства».

На Сан-Францисском рейде «Крейсер» встал на якорь рядом с «Апполоном» и торговым судном Русской компании.

После обеда на шканцы фрегата вышли офицеры, утомлённые нелёгким переходом из Ситхи. Несмотря на позднюю осень, тёплый береговой ветер приятно ласкал лицо...

Полтора месяца прошло с той поры, как «Ладога» доставила из Петропавловска ошеломляющее для Нахимова и всех офицеров известие: по высочайшему повелению мичмана Дмитрия Завалишина предписывалось ближайшей оказией отправить в Петербург для аудиенции у царя.

Больше других изумился и огорчился Нахимов:

   — Как же так, брат! От сотоварища, соседа по каюте, утаил...

Смущённый Завалишин, как мог, объяснил, что прежде не мог поделиться с другом, пошутил:

   — А вдруг в кандалы бы заковали?

Только с ним и с Лазаревым поделился Дмитрий сокровенными мыслями, изложенными в письме к царю. Через две недели отправлялись «Апполон» и «Ладога», и ему предстояло решить, как ехать в Петербург: морем или через Сибирь.

Лазарев настоятельно советовал ехать сушен: шлюпы возвращались уже знакомым маршрутом.

— Вам, Дмитрий Иринархович, редкий случаи выпадает ознакомиться с такой малоизученной, но важной для России стороной. Ничем вы не обременены в пути, лучшей возможности для путешествия не сыщешь, а кроме прочего, — командир лукаво улыбнулся, — прежде времени с вами расставаться огорчительно.

Утром 12 января «Ладога» и «Апполон» поставили все паруса, произвели прощальный салют и, окутан ные клубами порохового дыма, направились к выходу из залива в океан.

Оставшееся время экипажи заготовляли пшеницу для Новоархангельска. Её покупали по всему побережью, посылая баркасы к северу и югу от залива. Спустя месяц, загрузившись пшеницей и другим продовольствием, «Крейсер» ушёл в Ситху. Лазарев рассчитывал прийти в Новоархангельск через две недели, но океан внёс свои поправки. Больше месяца жестокие штормы трепали «Крейсер», противные ветры гнали на юг.

Приходу фрегата были рады все: и промышленники, и население. Для жителей, особенно для детей, хлеб из свежей муки казался лакомством. Охочие люди готовились к промыслу и могли теперь отправляться безбоязненно и спокойно добывать зверя на далёкие острова. Присутствие «Крейсера» служило порукой от любых нападений.

В середине мая, исполняя обязанности штурмана на компанейском бриге «Волга», отправился в Охотск Завалишин. Оттуда путь его лежал через Сибирь в Петербург. Офицеры и матросы тепло проводили его, а Нахимов перед разлукой обнял друга:

— Когда доведётся свидеться...

Это была их последняя встреча.

Лазарев отослал с этой же оказией рапорт начальнику Морского штаба с характеристикой Дмитрия Завалишина: «Пользуясь сим случаем я обязанностью поставляю рекомендовать г. Завалишина как весьма исполнительного и ревностного к службе офицера и с сим вместе довести до сведения... что в продолжение двухлетнего его служения под моим начальством он как благородным поведением своим, так и усердным исполнением всех возложенных на него обязанностей приобрёл право на совершенную мою признательность».

Истекал срок пребывания «Крейсера» в Русской Америке.

Утром 16 октября жители Новоархангельска вышли проводить «Крейсер». Крепкий ветер не заставил долго ждать и, сопровождаемый прощальными залпами крепостных орудий, фрегат под полными парусами направился к выходу из залива...

Едва успели миновать многочисленные острова, как задул сильнейший южный ветер, начался шторм, и фрегат, беспрестанно меняя галсы, две недели лавировал неподалёку от Ситхинского залива. Путь до Сан-Франциско занял больше месяца. Пополнив запасы, в конце декабря «Крейсер» вышел в океан. На шканцы поднялись офицеры, шкафут заполнили матросы, свободные от вахты. Вдали за кормой, постепенно удаляясь, едва чернела в утреннем мареве полоска отвесного берега форта Росс.

Направляясь к мысу Горн, мореплаватели рассчитывали использовать благоприятные западные ветры, обычно господствующие здесь в это время года. Однако опять не повезло: их встретил противный восточный ветер, временами переходящий в штиль. Наконец ветер переменился. «Крейсер», благополучно обогнув Южно-Американский континент, через 93 дня беспрерывного плавания прибыл в Рио-де-Жанейро.

Здесь Нахимов стал свидетелем заботливого отношения сурового на службе капитана к матросам.

За время перехода заболело 10 матросов, и доктор сказал, что вылечить их можно только на берегу. Расходы на лечение не предусматривались никакими положениями и статьями, но Михаил Петрович снял на берегу специальный дом, окружённый садом, в котором поместил больных матросов. Сухой береговой воздух быстро оказал благотворное влияние на больных, и уже через 10 дней большинство из них перебрались на фрегат.

Сердца моряков рвались на родину.

...5 августа, после трёхлетней разлуки, Кронштадт радушно встретил мореплавателей. В шканечном журнале «Крейсера» появилась последняя запись: «В плавании 1084 дня, из них под парусами — 457». На следующий день фрегат посетил начальник Морского штаба, прошёл по всем палубам, тщательно осмотрел каждый закоулок и пришёл в восхищение.

«Я осмотрел фрегат, — донёс он в тот же день Александру I, — и нашёл его во всех отношениях не только в отличной, но даже необыкновенной, превосходной исправности».

Окончание плавания для Нахимова совпало с радостными известиями: 22 марта 1823 года он был произведён в лейтенанты, а за кругосветное плавание удостоен первой награды — ордена Святого Владимира IV степени.

В рапорте начальнику Морского штаба об итогах плавания Лазарев упомянул лейтенантов Никольского, Куприянова, Нахимова. «...Осмеливаюсь представить на благоуважение в. пр-ва тех отличных г.г. офицеров, которыми я имел честь командовать в продолжение трёхгодичного сего плавания... Они на самом деле удостоверили меня в отличных своих достоинствах и тем приобрели право на совершенную мою признательность».

Видимо, эти качества Нахимова учитывал Лазарев, комплектуя экипаж строящегося на верфях Архангельска, 74-пушечного линейного корабля «Азов». Вернувшись в марте 1826 года из отпуска, Нахимов на перекладных отправился в Архангельск. В экипаже «Азова» он встретил прежних сослуживцев по «Крейсеру»: Путятина, Домашенко, Бутенева. С первого дня Нахимов с головой отдаётся службе. Деятельный и опытный Лазарев неустанно занимается разными переделками и усовершенствованиями в конструкции и вооружении «Азова». В этом деле он нашёл верного помощника, Нахимова, который без устали трудится на верфи.

«С пяти часов утра до девяти вечера, — сообщает он другу, — бывал на работе, после должен был идти отдать отчёт капитану обо всём, откуда возвращался не ранее одиннадцати часов, часто кидался в платье на постель и просыпал до следующего утра. Таким образом протекал почти каждый день, не выключая и праздников...»

19 сентября 1826 года на Кронштадтском рейде стал на якоря отряд кораблей, прибывших из Архангельска под командой Лазарева. На борт сразу поднялся командующий Балтийской эскадрой адмирал Роман Кроун. Придирчиво осмотрел «Азов».