1941 Моей дочери Чулпан Я стоял на посту, а в рассветной мгле Восходила Чулпан-звезда [2]. Словно дочка моя Чулпан на земле Мне тянула руки тогда. Когда я уходил, почему ты с тоской Поглядела в глаза отца? Разве ты не знала, что рядом с тобой Бьется сердце мое до конца? Или думала ты, что разлука горька, Что, как смерть, разлука страшна? Ведь любовью к тебе навсегда, на века Вся душа у меня полна. Я уехал и видел в вагонном окне Моей милой дочки черты. Для меня ты звездой зажглась в вышине, Утром жизни была мне ты. Ты и мама твоя, вы вдвоем зажглись, Чтобы жизнь не была темна. Вот какую светлую, славную жизнь Подарила нам наша страна. Но фашисты вторглись в нашу страну. За плечами у них топор. Они жгут и грабят, ведут войну. Как их можно терпеть до сих пор! Но фашист наше счастье не отберет, Я затем и ринулся в бой. Если я упаду, то лицом вперед, Чтоб тебя заградить собой. Всею кровью тебя в бою защищу, Клятву родине дам своей, И звезду Чулпан на заре отыщу И опять обрадуюсь ей. Моя кровь не иссякнет в твоей крови, Дочь, на свет рожденная мной. Я отдам тебе трепет своей любви, Чтоб спокойно спать под землей. Разгорайся же ярче и ярким лучом Отражай волненье мое. Мне за счастье твое и смерть нипочем, Я с улыбкой встречу ее. До свиданья, Чулпан! А когда заря Разгорится над всей страной, Я к тебе возвращусь, победой горя, С автоматом своим за спиной. И отец и дочь, обнимемся мы, И, сквозь слезы смеясь легко, Мы увидим, как после грозы и тьмы Ясный день встает высоко. Август 1941 Письмо из окопа Любимый друг! От твоего письма В груди моей живой родник забил. Прочел я, взял оружие свое И воинскую клятву повторил. Я ростом невысок. А в тесноте Окопной с виду вовсе не батыр. Но нынче в сердце, в разуме моем, Мне кажется, вместился целый мир. Окоп мой узкий, он сегодня грань Враждебных двух миров. Здесь мрак и свет Сошлись, здесь человечества судьба Решается на сотни сотен лет. И чувствую я, друг мой, что глаза Народов всех теперь на нас глядят, И, силу в нас вдохнув, сюда, на фронт, Приветы и надежды их летят. И слышу я, как ночи напролет Веретено без умолку поет. На варежки сынам-богатырям, Без сна, овечью пряжу мать прядет. Я вижу наших девушек-сестер — Вдали, в цехах огромных, у станков. Они гранаты делают для нас, Чтобы скорее сокрушить врагов. И вижу я — «тимуровцы» мои Советуются в тишине дворов, Как, чем помочь семье фронтовика, Сарай покрыть да заготовить дров. С завода сутками не выходя, Седой рабочий трудится для нас. Что глубже чувства дружбы? Что сильней, Чем дружба, окрыляет в грозный час? Мое оружье! Я твоим огнем Не только защищаюсь, я его В фашистов направляю, как ответ, Как приговор народа моего. Я знаю: грозный голос громовой Народа в каждом выстреле звучит. Я знаю, что опорою за мной Страна непобедимая стоит. Нет, не остыть сердечному теплу, Ведь в нем тепло родной моей страны! Надежда на погаснет, если в ней Горячее дыханье всей страны! Пусть над моим окопом все грозней Смерть распускает крылья, тем сильней Люблю свободу я, тем ярче жизнь Кипит в крови пылающей моей! Пусть слезы на глазах… Но их могло Лишь чувство жизни гордое родить. Что выше, чем в боях за край родной В окопе узком мужественно жить?!. * * * Спасибо, друг! Как чистым родником, Письмом твоим я душу освежил. Как будто ощутил всю жизнь страны, Свободу, мужество, избыток сил. Целую на прощанье горячо. О, как бы, милый друг, хотелось мне, Фашистов разгромив, Опять с тобой Счастливо встретиться в родной стране! Октябрь 1941 Мензелинские воспоминания Прощай, Мензелинск! Уезжаю. Пора! Гостил я недолго. Умчусь не на сутки. Прими эти строки мои, что вчера Я, вдруг загрустив, написал ради шутки. Пусть здравствуют улицы эти, дома И серая, снежная даль горизонта! И пусть лейтенанты, что прибыли с фронта, Красивейших девушек сводят с ума! Пусть здравствуют долго старушки твои, Что с давней поры к веретенам прильнули! И пусть они плачут в те дни, как бои Солдат молодых призывают под пули! Пусть здравствуют также мальчишки! Они, Сражаясь на улицах, «ходят в атаку» И «Гитлером» метко зовут в эти дни От злобы охрипшую чью-то собаку. Завод пивоваренный здравствует пусть! На площади встал он девицею модной. Я должен признаться, что чувствую грусть: Расстаться приходится с пеной холодной. Шункар [3] твой пусть здравствует лет еще сто! Актерскою славой греметь не устал он. Но черт бы побрал твой театр за то, Что нынче спектаклей играет он мало. Пусть здравствует каждый твой шумный базар! Вкусней твоих семечек сыщешь едва ли. Пусть здравствует баня, но только бы пар, Но только бы воду почаще пускали! Пусть здравствует клуб твой! Он был бы не плох, Да белых медведей теплее берлога. Собрать бы туда всех молоденьких снох, Чтоб клуб они этот согрели немного. Невесты пусть здравствуют! Жаль их до слез. Помады отсутствие их не смущает. Но как разрешишь их важнейший вопрос, Когда женихов в Мензелях не хватает? О девушках надо подумать всерьез, Ведь каждый бухгалтер, что любит конкретность, В расчет не берет «жениховский вопрос» И с них вычитает налог за бездетность. Прощайте, друзья! И простите вы мне Шутливые строки. Я еду сражаться. Вернусь, коль останусь живым на войне. Счастливо тебе, Мензелинск, оставаться. |
