Не позже мая 1943 Последняя песня Какая вдали земля Просторная, ненаглядная! Только моя тюрьма Темная и смрадная. В небе птица летит, Взмывает до облаков она! А я лежу на полу: Руки мои закованы. Растет на воле цветок, Он полон благоухания, А я увядаю в тюрьме: Мне не хватает дыхания. Я знаю, как сладко жить, О сила жизни победная! Но я умираю в тюрьме, Эта песня моя — последняя. Август 1943 Сон в тюрьме Дочурка мне привиделась во сне. Пришла, пригладила мне чуб ручонкой. — Ой, долго ты ходил! — сказала мне, И прямо в душу глянул взор ребенка. От радости кружилась голова, Я крошку обнимал, и сердце пело. И думал я: так вот ты какова, Любовь, тоска, достигшая предела! Потом мы с ней цветочные моря Переплывали, по лугам блуждая; Светло и вольно разлилась заря, И сладость жизни вновь познал тогда я… Проснулся я. Как прежде, я в тюрьме, И камера угрюмая все та же, И те же кандалы, и в полутьме Все то же горе ждет, стоит на страже. Зачем я жизнью сны свои зову? Зачем так мир уродует темница, Что боль и горе мучат наяву, А радость только снится? Сентябрь 1943 Ты забудешь Жизнь моя перед тобою наземь Упадет надломленным цветком. Ты пройдешь, застигнута ненастьем, Торопясь в уютный, теплый дом. Ты забудешь, как под небом жарким Тот цветок, что смяла на ходу, — Так легко, так радостно, так ярко, Так душисто цвел в твоем саду. Ты забудешь, как на зорьке ранней Он в окно твое глядел тайком, Посылал тебе благоуханье И кивал тебе под ветерком. Ты забудешь, как в чудесный праздник, В светлый день рожденья твоего, На столе букет цветов прекрасных Радужно возглавил торжество. В день осенний с кем-то на свиданье Ты пойдешь, тревожна и легка, Не узнав, как велико страданье Хрустнувшего под ногой цветка. В теплом доме спрячешься от стужи И окно закроешь на крючок. А цветок лежит в холодной луже, Навсегда забыт и одинок… Чье-то сердце сгинет в день осенний. Отпылав, исчезнет без следа. А любовь, признанья, уверенья… — Все как есть забудешь навсегда. Сентябрь 1943 Тюремный страж (Ямаш — 1911)[5] Он ходит, сторожа мою тюрьму. Две буквы «Э» [6] блестят на рукавах. Мне в сердце словно забивает гвоздь Его тяжелый равномерный шаг. Под этим взглядом стихло все вокруг — Зрачки не упускают ничего. Земля как будто охает под ним, И солнце отвернулось от него. Он вечно тут, пугающий урод, Подручный смерти, варварства наймит, Охранник рабства ходит у ворот, Решетки и засовы сторожит. Предсмертный вздох людской — его еда, Захочет пить — он кровь и слезы пьет, Сердца несчастных узников клюет, — Стервятник только этим и живет. Когда бы знала, сколько человек Погибло в грязных лапах палача, Земля не подняла б его вовек, Лишило б солнце своего луча. Сентябрь (?) 1943 Клоп Холодна тюрьма и мышей полна, И постель узка, вся в клопах доска! Я клопов давлю, бью по одному, И опять ловлю — довела тоска. Всех бы извести, разгромить тюрьму, Стены разнести, все перетрясти, Чтоб хозяина отыскать в дому, — Как клопа словить, да и раздавить. Не позже сентября 1943 Перед судом Черчетский хан Нас вывели — и казнь настанет скоро. На пустыре нас выстроил конвой… И чтоб не быть свидетелем позора, Внезапно солнце скрылось за горой. Не от росы влажна трава густая, То, верно, слезы скорбные земли. Расправы лютой видеть не желая, Леса в туман клубящийся ушли. Как холодно! Но ощутили ноги Дыхание земли, что снизу шло; Земля, как мать, за жизнь мою в тревоге Дарила мне знакомое тепло. Земля, не бойся: сердцем я спокоен, Ступнями на твоем тепле стою. Родное имя повторив, как воин Я здесь умру за родину свою. Вокруг стоят прислужники Черчета [7]. И кровь щекочет обонянье им! Они не верят, что их песня спета, Что не они, а мы их обвиним! Пусть палачи с кровавыми глазами Сейчас свои заносят топоры, Мы знаем: правда все равно за нами, Враги лютуют только до поры. Придет, придет день торжества свободы, Меч правосудия покарает их. Жестоким будет приговор народа, В него войдет и мой последний стих. вернуться X. Ямашев — известный татарский большевик-подпольщик. Упоминая его имя и ставя дату «1911», Джалиль, возможно, маскировал от моабитских тюремщиков истинный смысл стихотворения, направленного против них. вернуться «ЭЭ» — также в конспиративных целях, вместо «СС». вернуться В рукописи это слово подчеркнуто и на краю тетради арабским шрифтом написано «актсишаф», что читается справа налево как «фашисткá», т. е. «фашист». |
