Август 1942 «Былые невзгоды…» Былые невзгоды, И беды, и горе Промчатся, как воды, Забудутся вскоре. Настала минута, Лучи засияли, И кажется, будто Не знал ты печали. Но ввек не остудишь Под ветром ненастья, Но ввек не забудешь Прошедшего счастья. Живете вы снова, И нет вам забвенья, О, счастья людского Часы и мгновенья! Сентябрь 1942 Неотвязные мысли Нелепой смертью, видно, я умру: Меня задавят стужа, голод, вши. Как нищая старуха, я умру, Замерзнув на нетопленной печи. Мечтал я как мужчина умереть В разгуле ураганного огня. Но нет! Как лампа, синим огоньком Мерцаю, тлею… Миг — и нет меня. Осуществления моих надежд, Победы нашей не дождался я. Напрасно я писал: «Умру смеясь». Нет! Умирать не хочется, друзья! Уж так ли много дел я совершил? Уж так ли много я на свете жил?.. Но если бы продлилась жизнь моя, Прошла б она полезней, чем была. Я прежде и не думал, не гадал, Что сердце может рваться на куски, Такого гнева я в себе не знал, Не знал такой любви, такой тоски. Я лишь теперь почувствовал вполне, Что может сердце так пылать во мне — Не мог его я родине отдать, Обидно, горько это сознавать! Не страшно знать, что смерть к тебе идет, Коль умираешь ты за свой народ. Но смерть от голода?!. Друзья мои, Позорной смерти не желаю я. Я жить хочу, чтоб родине отдать Последний сердца движущий толчок, Чтоб я, и умирая, мог сказать, Что умираю за отчизну-мать. Сентябрь 1942 Поэт Всю ночь не спал поэт, писал стихи, Слезу роняя за слезою. Ревела буря за окном, и дом Дрожал, охваченный грозою. С налету ветер двери распахнул, Бумажные листы швыряя, Рванулся прочь и яростно завыл, Тоскою сердце надрывая. Идут горами волны по реке, И молниями дуб расколот. Смолкает гром. В томительной тиши К селенью подползает холод. А в комнате поэта до утра Клубились грозовые тучи И падали на белые листы Живые молнии созвучий. В рассветный час поэт умолк и встал, Собрал и сжег свои творенья И дом покинул. Ветер стих. Заря Алела нежно в отдаленье. О чем всю ночь слагал стихи поэт? Что в этом сердце бушевало? Какие чувства высказав, он шел, Обласканный зарею алой? Пускай о нем расскажет бури шум, Ваш сон вечерний прерывая, Рожденный бурей чистый луч зари Да в небе тучка огневая… Октябрь 1942 Расставанье Как трудно, трудно расставаться, зная, Что никогда не встретишь друга вновь. А у тебя всего-то и богатства — Одна лишь эта дружба да любовь! Когда душа с душой настолько слиты, Что раздели их — и они умрут, Когда существование земное В разлуке с другом — непосильный труд, — Вдруг от тебя навек уносит друга Судьбы неумолимая гроза. В последний раз к губам прижались губы. И жжет лицо последняя слеза… Как много было у меня когда-то Товарищей любимых и друзей! Теперь я одинок… Но все их слезы Не высыхают на щеке моей. Какие бури ждут меня, — не знаю, Пускай мне кожу высушат года, Но едкий след слезы последней друга На ней я буду чувствовать всегда. Немало горя я узнал на свете, Уже давно я выплакал глаза, Но у меня б нашлась слеза для друга, — Свидания счастливая слеза. Не дни, не месяцы, а годы горя Лежат горою на моей груди… Судьба, так мало у тебя прошу я: Меня ты счастьем встречи награди! Октябрь 1942 Лекарство Заболела девочка. С постели Не вставала. Глухо сердце билось. Доктора помочь ей не сумели, Ни одно лекарство не годилось. Дни и ночи в тяжких снах тянулись, Полные тоски невыразимой. Но однажды двери распахнулись И вошел отец ее любимый. Шрам украсил лоб его высокий, Потемнел ремень в пыли походов. Девочка переждала все сроки, Сердце истомили дни и годы. Вмиг узнав черты лица родного, Девочка устало улыбнулась И, сказав «отец» — одно лишь слово, Вся к нему навстречу потянулась. В ту же ночь она покрылась потом, Жар утих, прошло сердцебиенье… Доктор бормотал тихонько что-то, Долго удивляясь исцеленью. Что ж тут удивляться, доктор милый? Помогает нашему здоровью Лучшее лекарство дивной силы, То, что называется любовью. |
