Диагноз “рак груди” более, чем какой-либо другой, повышает потребность в честной и равноправной коммуникации с партнером. Это бывает непросто и в обычное время, но на фоне стресса, неуверенности в себе, чувства собственной слабости, которые неизбежно испытывают все участники ситуации, трудности возрастают многократно. Перед лицом той опасности, которую представляет собой рак, реакция человека — будь то больной или тот, кто находится с ним рядом, — зависит от его личной истории, страхов и ожиданий, от того, о чем он осмеливается сказать, а о чем предпочитает умолчать. Напряженность еще больше возрастает из-за душевных страданий. И чем более люди чувствительны, тем больше риск неправильно понять друг друга.

“Пьер, мой бойфренд, в этой ситуации запаниковал и начал чересчур меня опекать, — рассказывает Дельфина (танцовщица, 32 года). — Я от его опеки буквально задыхалась, но не решалась ему об этом сказать. Он по десять раз на дню звонил мне, просто чтобы спросить, как я себя чувствую. Мне приходилось все время его успокаивать. Однажды я не выдержала и сказала, что не хочу, чтобы он ездил со мной в больницу на сеансы химиотерапии. За его заботой таился страх, и это меня ужасно нервировало. А хуже всего то, что Пьер так и не сумел понять моего отношения. Я ему сказала, что предпочитаю компанию своих подруг. С ними, по крайней мере, мы могли посмеяться и пошутить, атмосфера была менее гнетущей, и переносить все это было куда легче. А он решил, что я к нему придираюсь. Мы с ним рассорились, и после скандала я чувствовала себя просто ужасно. Мне все это было совершенно ни к чему. Я злилась на него за то, что он не сумел угадать, чего я от него жду. Вместо того чтобы беспрерывно спрашивать, как я себя чувствую, мог бы и сам догадаться: первые несколько дней после “химии” хорошо не бывает. В конце концов, из нас двоих больная — я! И мне казалось, что справедливо будет, если усилие над собой совершит он”.

Что правда, то правда — ссора, о которой говорит Дельфина, была в этих обстоятельствах совершенно излишней. Для того чтобы чувствовать себя неважно, ей более чем хватало тяжелого лечения. К сожалению, подобно большинству из нас Дельфина не сумела поставить себя на место другого — точно так же, как и ее партнер. Часто, особенно когда мы больны или ослаблены, мы ждем, что другой сам догадается, что нам нужно. И вместо того, чтобы просто поговорить об этом, мы норовим выразить свое недовольство в форме упреков. Так мы заставляем близкого нам человека расплачиваться за нашу неготовность сделать над собой усилие и о чем-то попросить.

“Мой муж думал, что доказывает мне свою любовь, все время, по любому поводу спрашивая меня, что я чувствую, — рассказывает Элизабет, руководитель предприятия, о которой мы уже говорили в предыдущей главе. — Я видела, что он беспокоится, и старалась приободрить его, говоря: “Неплохо” или “Получше”. На самом деле я была в полном ужасе от своей болезни и после каждого сеанса химиотерапии ощущала немыслимую усталость — и моральную, и физическую. Он мог бы меня избавить от необходимости притворяться. Я пока так и не могу ему этого простить!”

Разве не проще было бы честно сказать ему, как она себя на самом деле чувствует? Разве не большего эффекта добилась бы Элизабет, попросив мужа больше не задавать ей вопросов, а просто быть рядом и вместе с ней ждать, пока не пройдут последствия химиотерапии? И уж во всяком случае ей не пришлось бы чувствовать себя непонятой и брошенной, когда муж, обиженный агрессивной реакцией, отдалился от нее. “Я постоянно упрекала мужа, пробуждая в нем чувство вины, но при этом никогда не говорила ему о своих ощущениях. Так как же он мог представить себе, насколько мне тяжело и плохо?” — признается Элизабет, с течением времени осознавшая сделанные ошибки. “Никто не может этого представить, если сам ничего подобного не пережил”, — говорит Кристина, онколог по специальности, сама прошедшая через болезнь. Именно поэтому так важно рассказывать другому о своем состоянии — не пугая, но просто давая шанс приспособиться к обстоятельствам.

Иногда внушаемый болезнью страх или чувство собственной несостоятельности в этой ситуации подталкивают супруга к бегству. Он начинает много времени проводить вне дома, поздно приходит с работы, тренируется как безумный, готовясь к каким-то спортивным соревнованиям, — в общем, находит тысячу предлогов, чтобы быть подальше от своей спутницы жизни. “Это сделалось настолько карикатурным, — рассказывает Валери, — что я решила ему об этом сказать. Без агрессии, просто объяснить, что я ожидала от него другого отношения, что он нужен мне рядом. Я поделилась с ним своим беспокойством за детей, рассказала, что испытываю чувство вины, когда из-за слабости и приступов тошноты не могу ими заниматься. Я сказала, что мне надо знать, что в такие моменты он сможет меня заменить. Его реакция была очень позитивной — без сомнения, потому, что я на него не нападала. Я просто показала ему свою слабость. А он мне признался, что не знает, как себя со мной вести, когда мне плохо, что он часто чувствует себя бесполезным и беспомощным. Еще он сказал, что ему очень тяжело выносить мою замкнутость. Он чувствовал, что я скрываю от него свою боль, и боялся, что между нами разверзнется пропасть. После этого разговора муж стал гораздо раньше возвращаться домой, отменять тренировки, если они попадали на дни после сеансов “химии”, и с большим вниманием относиться к тому, что происходит с нашими детьми. Я думаю, он смог принять на себя все это потому, что я не стала силой удерживать его дома — вместо этого я просто показала ему, что здесь он занимает важнейшее место. Место, которое до этих пор я, возможно, была склонна удерживать за собой. Таким образом, я у него не отняла ни власти, ни свободы — наоборот, я подарила ему возможность мне помочь. Спустя несколько месяцев после того, как закончилось мое лечение, он признался, что та роль, которую ему пришлось исполнять во время моей болезни, принесла ему подлинное удовлетворение. Он ощутил, что его ценят как отца и как мужа”.

Показав себя хорошим психологом и тонким мастером ненасильственной коммуникации, Валери получила то, на что рассчитывала^[5]. “Мы не всегда отдаем себе отчет в том, какую именно территорию занимаем в своей семье, — замечает Элизабет, которая “всегда всем руководила сама”. — И нелегко признать, что теперь часть ее придется уступить, — признается она. — Ведь приходится учиться доверять, полагаться на другого и мириться с тем, что отныне все будет делаться не совсем так, как нам хочется. Иногда лучше, иногда хуже. Но в любом случае такое решение снимет с нас непосильное бремя. Благодаря этому у нас появится и время, и, главное, энергия, которую можно будет вложить в выздоровление. Именно это для нас приоритетно. Когда каждый снова займет свое место в системе семьи, мы заметим, что дети, оказывается, гораздо более ответственны и самостоятельны, чем мы думали. А что касается мужа, то, надо признать, он куда более толковый человек, чем казалось раньше. Это иногда трудно принять, но это факт. Так что к черту эго!” Увы, не все мужья реагируют как взрослые люди. В ходе консультаций мне часто приходится слышать от женщин, больных раком груди, жалобы на то, что их мужья “регрессируют”. “С того дня, как я узнала о своей болезни, Мишель, мой муж, начал жаловаться на всевозможные болячки”, — рассказывает Сандрина, по профессии медсестра. “Это просто невероятно, я уже наблюдала такое у своих детей, — комментирует Матильда (врач-педиатр, 45 лет). — Много раз бывало, что, как только мы с мужем соберемся в романтическое путешествие вдвоем, один из наших сыновей непременно заболевает какой-нибудь детской болезнью. Иногда могла просто подняться высокая температура — безо всяких видимых причин. У меня лично сложилось впечатление, что все эти симптомы были своего рода обращением к нам. Как будто наш ребенок просил нас отменить поездку и заняться им. С медицинской точки зрения известно, что стресс ослабляет иммунную защиту и создает благоприятные условия для инфекций. Так что, возможно, тревога, которую сыновья испытывали по мере приближения нашего отъезда, и была причиной их болезней. Много лет спустя, когда у меня обнаружили рак груди, теперь уже у моего мужа инфекции пошли одна за другой. А ведь обычно он отличался крепким здоровьем. Я сделала вывод, что это он так боится потерять свою “мамочку”. Наверное, не зря я стала педиатром…”