Едва машина начальника сухопутной обороны успела скрыться за поворотом, как наблюдатели доложили о движении по дороге большой колонны немцев. Лейтенант быстро распределил участки обороны. Сломова он послал вторым номером к ручному пулемету. Пулеметчики выбрали место на пригорке возле самой обочины шоссейной дороги. Сзади них стоял небольшой дом, покинутый эстонцами. Не успели установить ручной пулемет, как на дороге показалась группа немцев.

— Даже пристреляться не дали! — кивнул Сломов на дорогу.

— По ним и пристрелку произведем, — ответил пулеметчик, налаживая пулемет.

После первой же короткой очереди немцы бросились врассыпную.

— Вот и пристрелялись! — спокойно произнес пулеметчик и пододвинул к себе поданный Сломовым диск. — Тебя зовут-то как? — спросил вдруг он.

— Димка… Дмитрий Сломов. А что?

— Надо же знать, кто помогает мне в бою.

— А тебя как величать? — поинтересовался Сломов.

Вместо ответа раздалась длинная пулеметная очередь. Сломов приподнял голову и увидел немцев. Они наступали по обе стороны дороги, прячась за кусты. Пулеметчик повел стрельбу короткими очередями, тщательно прицеливаясь. Сломов видел, как ложились на землю немецкие солдаты и уже больше не поднимались. Кончился один диск, второй, третий. Сломов подал четвертый. В запасе остался еще один.

— Последний, — напомнил он пулеметчику.

Тот, словно не расслышав, вставил в приемник поданный диск и продолжал стрельбу.

— Ага, остановились! — обрадовался красноармеец, вытирая со лба пот. — Гляди, Димка, пятятся назад фашисты! Эх, патронов нет. Я бы им еще всыпал…

Сломов видел, как отходили немцы.

— Мастак же ты стрелять, я тебе скажу, — похвалил он пулеметчика. — Величать-то тебя как?

— Самое простое русское имя… — заговорил пулеметчик, но дальше его слова потонули в грохоте: рядом разорвалась мина. Оба красноармейца припали к земле; мины рвались вокруг, обдавая их взрыхленной землей. Обстрел продолжался долго. Сломов забеспокоился: не идут ли немцы снова в атаку? Он приподнял голову, и тут же взрывной волной его опрокинуло на бок: мина взорвалась совсем рядом. Попытался встать, но правая нога больше не подчинялась ему. «Ранен. А как же пулеметчик?»

Тот неподвижно лежал возле пулемета, уткнувшись лицом в землю. «Так и не узнал, как его величают-то», — пожалел Сломов. Он услышал частую автоматную стрельбу, увидел совсем близко от себя немецких солдат. Вскинул винтовку и дважды выстрелил. Два солдата упали как подкошенные. «И я не остался в долгу перед пулеметчиком», — облегченно подумал Сломов. Он прицелился в третий раз, но сзади кто-то ударил по винтовке и выбил ее из рук. Два автомата уставились ему в глаза, из их раскаленных стволов поднимались вверх жидкие струйки теплого, колышущегося воздуха и, подхватываемые ветром, уносились ввысь…

Командир 12-й береговой батареи капитан Карчун приказал артиллеристам взорвать орудия. Все снаряды выпущены по врагу, а без них батарея мертва. Он стоял возле бруствера орудийного дворика и с болью в сердце следил за тем, как молчаливые краснофлотцы забивали длинный ствол толовыми шашками.

— Готово, товарищ командир, — доложил командир орудия.

Поступили доклады с соседних орудий.

— Подрывайте, — махнул рукой Карчун и, не оборачиваясь, пошел на командный пункт. Он шел торопливо, стараясь подальше уйти от огневой позиции.

Раздался взрыв. Карчун остановился и невольно снял фуражку. «Нет больше первого орудия…» Еще три взрыва прогремели над огневой позицией: 12-я береговая батарея перестала существовать. Карчун сорвался с места и побежал к командному пункту.

— Соедините меня с комендантом! — приказал он своему помощнику лейтенанту Чистякову.

— Нет связи, товарищ капитан. Линия оборвалась…

— Когда кончилась связь?

— Полчаса назад была, разговаривал лично с полковником Савельевым, — сказал Чистяков.

— Что передал батарее начальник штаба? — нетерпеливо спросил Карчун.

— Всего одно слово: «держаться»! — ответил Чистяков.

Карчун вызвал трех телефонистов и приказал им немедленно исправить поврежденную линию.

— Без связи нам нельзя.

Телефонисты, к удивлению капитана, вернулись быстро. Не прошли они и километра в сторону Кярдлы, как наткнулись на немецких солдат, наступающих на городок. Пытались обойти их лесом, но и там были машины с немцами.

— Отрезали нас от своих, товарищ капитан, — закончил доклад старший телефонист.

Карчун задумался. 12-я береговая батарея попала в затруднительное положение. Отступить нельзя — нет приказа. Сказанное начальником штаба «держаться» означало принять неравный бой, оттянуть на себя часть сил противника, предназначенных для захвата городка Кярдла. Что ж, они выполнят свой последний долг, выполнят любой ценой.

На командный пункт поднялся запыхавшийся военком батареи политрук Кравец:

— Фашисты на подходе к батарее! Около батальона идет…

— Понятно, — протянул Карчун. Он взял телефонную трубку, крутнул ручку и приказал дежурному телефонисту: — Подключите параллельно все боевые посты на КП. — Через минуту Карчун твердым голосом уже передавал на боевые посты последний приказ: — Батарея окружена. С одной стороны — море, с другой — враги. Но у нас еще есть патроны, есть гранаты. И наша боевая задача — как можно больше уничтожить фашистов! Этим мы до конца выполним свой воинский долг перед любимой Родиной…

Бой 12-й береговой батареи с батальоном противника длился весь день. Немцы трижды пытались штурмом овладеть огневой позицией, но всякий раз безуспешно. Краснофлотцы, засев в доты и дзоты, огнем из пулеметов и винтовок отбивали атаки врага. К вечеру противник получил новое подкрепление. Фашисты всеми силами старались до темноты разделаться с батарейцами. Их передовые части уже находились на подступах к Кярдле, а тут в тылу горстка моряков-артиллеристов оттягивала на себя чуть ли не два батальона солдат. Немцы подтянули полевую крупнокалиберную батарею и прямой наводкой открыли огонь по прижатым к воде краснофлотцам.

Командир батареи и военком обходили доты и дзоты, подбадривая своих артиллеристов. С тревогой они замечали, что кончаются патроны.

— До ночи бы продержаться, — произнес Кравец. — А там можно будет и на прорыв пойти.

Начавшийся ураганный обстрел огневой позиции заставил их укрыться в бетонированном доте. Снаряды падали часто.

— Артподготовка. Сейчас в атаку пойдут, — догадался Карчун. — Но, по всей вероятности, ударят по левому флангу, на взвод управления.

— Я пойду к ним, — спохватился Кравец.

— Под огнем?!

— Проскочу, — заглянув в амбразуру, уверенно произнес Кравец.

Карчун пожал ему руку:

— Давай. А я здесь…

Кравец выскочил из дота и зигзагами, прыгая из воронки в воронку, помчался на левый фланг, к выдвинутому вперед дзоту. Справа и слева от него рвались снаряды; казалось, вот-вот военкома накроет черный султан взрыва или он упадет от свистящих вокруг осколков. Командир батареи не выдержал, отвернулся от амбразуры, а когда поглядел вновь, политрук был уже возле дота.

— Отчаянная голова! — похвалил он военкома.

Кравец ворвался в дзот, подошел к амбразуре. Лейтенант Чистяков хотел доложить военкому обстановку, но Кравец отмахнулся:

— Сам вижу. Командир батареи послал к вам, чтобы…

Он не договорил: перед дзотом громыхнул взрыв. В амбразуру залетели комья сырой земли, облепили ему лицо. Кравец сел на пол и платком протер глаза.

— Хорошо, что земля, а не осколки.

Снаряды падали возле дзота часто. Бревенчатое покрытие начало расходиться, с потолка при каждом взрыве все больше и больше сыпалась земля.

— Только бы не прямое попадание, — произнес Чистяков.

— Не попадут, — заверил Кравец. — Далеко фашистам до наших комендоров-наводчиков! Целый час бьют прямой наводкой, и как видите…

Взрывы снарядов неожиданно прекратились. Младший политрук Хейнолайнен поглядел в амбразуру и крикнул:

— Фашисты в атаку пошли!