— Второй день так, — кивнул в сторону эскадры командир батареи старший лейтенант Волков. — Но стоит нам открыть огонь, как самолеты окутывают эскадру дымом и она уходит из сектора стрельбы. Потом опять все повторяется.

Из доклада командира батареи Савельев узнал, что вчера весь день шел бой батареи с эскадрой и бомбардировщиками противника. Боеприпасов в погребах осталась едва ли одна треть, к тому же зажигательный снаряд с вражеского крейсера угодил в ящики с боеприпасами, которые лежали возле второго орудия. Загорелись пороховые заряды, пламя охватило и снаряды. Командир отделения подачи младший сержант Гаффаров с шестью краснофлотцами бросился тушить пожар. Огонь сбить не удалось, тогда батарейцы начали разбрасывать горящие снаряды по сторонам. Взрыв всех боеприпасов был ликвидирован, но два снаряда все же взорвались в руках краснофлотцев. Обоих батарейцев убило.

Крейсер подошел к батарее совсем близко. Чуть мористее держались миноносцы. Савельев видел, как весь борт флагмана периодически окутывался синим дымом; над головой, рассекая воздух, гудели тяжелые снаряды и с грохотом рвались за КП в районе огневой позиции.

— Дистанция до крейсера? — запросил дальномер Волков.

— Семьдесят кабельтовых, — поступил в переговорную трубу доклад с дальномерного поста.

— Ишь какой смелый крейсер! — произнес Савельев и покосился на командира батареи: — Каждый раз он так?

— Нет. Обычно ближе восьмидесяти кабельтовых он к нам не подходил, — ответил Волков и вопросительно поглядел на начальника штаба.

— Напомните ему о себе, — разрешил Савельев.

Через две минуты прогремел залп батареи, в четыре пенистых всплеска выросли у бортов крейсера.

— Хорошо легли! — похвалил Савельев.

Очередных всплесков он не видел: снаряды упали за крейсером.

— Захватили в вилку!

Тут же из-за леса вывалился немецкий гидросамолет. С распущенным белым клубящимся хвостом — дымовой завесой — он пролетел между батареей и крейсером и скрыл эскадру из виду.

— Вот так всегда, — пожаловался Волков и прекратил огонь. — Бесполезно стрелять по площади.

— Правильно. Снаряды надо беречь, — согласился с ним Савельев. — Они потребуются для сухопутного противника.

На дальномерном посту раздались тройные удары в рынду.

— Воздушная тревога!

Шесть бомбардировщиков закружили над огневой позицией, послышались частые взрывы бомб. Волков предложил начальнику штаба спуститься в бомбоубежище. Савельев хотел было уже согласиться, но в это время в рубку поднялся взволнованный помощник командира батареи лейтенант Быстрицкий.

— Бомба угодила в третье орудие! — сообщил он.

Савельев заметил, как плотно сжались губы командира батареи. «Выдержка. Позавидуешь», — отметил он про себя.

— Орудие ввести в строй. И как можно быстрее, — приказал Волков.

Быстрицкий скатился по трапу вниз и помчался на третье орудие. Вернулся он, когда бомбардировка батареи прекратилась.

— Третье орудие восстановить нельзя. Разбиты все механизмы. Замок заклинило. Убиты пять артиллеристов из расчета…

Савельев подошел к амбразуре, посмотрел на море. Дымовая завеса исчезла, легкий крейсер и миноносцы снова шли на сближение с батареей. Ему стало ясно, что эскадра отвлекает огонь батареи на себя, тем самым помогая своим десантникам, высаженным в Нурсте.

— Стрельбу по эскадре прекратить, — приказал он Волкову. — Отныне вести огонь только по немецкому десанту. Пошлите своих корректировщиков в стрелковый батальон капитана Белинского. Будете действовать в его интересах.

— Ясно, товарищ полковник, — ответил Волков. — Придется вам поехать с рацией к пехоте, — сказал он своему помощнику.

— Лучше послать другого, — посоветовал Савельев. — Лейтенанта Быстрицкого с пятьюдесятью краснофлотцами сегодня ночью отправьте на Тахкуну. Две грузовые автомашины за людьми я пришлю к вечеру. Тогда получите и шифровку от коменданта.

Инженерная рота лейтенанта Тихомирова под натиском врага отступала по западной приморской дороге. Командир роты через каждые два-три километра устраивал засады, сдерживая продвижение немцев на север. Рота таяла на глазах, кончались патроны, а пополнить их было нечем. Возле полуострова Кыпу, недалеко от развилки дорог, идущих на 42-ю береговую батарею и городок Кярдла, Тихомиров решил дать последний бой. Неширокая грунтовая дорога, обрамленная канавами, извивалась среди густого леса и топких болот. Иногда она прорезала песчано-каменистые холмы, очень удобные для засады. За Кыпу дорога расширялась, от нее отходили на хутора маленькие проселочные дорожки, по которым немцы могли свободно рассредоточить свои силы. До Кыпу же от Тофри шла единственная дорога. С нее Тихомиров и не хотел выпускать немецких десантников. На обрывистых краях холма, разделенного дорогой на две равные части, он устроил очередную засаду. Красноармейцы срубили несколько больших елок и сделали перед холмом завал. Вперед выдвинули станковые пулеметы из отделения сержанта Артамонова, остальные бойцы разместились на вершине холма. Ждать пришлось недолго. Вскоре за поворотом дороги послышалось надрывное гудение моторов машин.

— Бронетранспортеры фашисты вперед пустили, — догадался Тихомиров. — Приготовиться, товарищи, к встрече! Стоять насмерть! Отступать нам больше некуда, — передал он своим бойцам и встал за деревом, чтобы лучше видеть приближающиеся машины врага.

Связной, неотступно следовавший за своим командиром роты, не спеша лег за пень, внимательно наблюдая за возбужденным лейтенантом. Тихомиров действительно нервничал. Да и было из-за чего. После западни, устроенной пулеметчиками сержанта Титова у кладбища, немцы пустили впереди отряда бронированные машины, а их пулями не возьмешь. На завал тоже надежды мало: гитлеровские автоматчики его быстро ликвидируют. Численное превосходство врага неоспоримо. Единственное преимущество инженерной роты было в том, что противник при движении по узкой дороге вытягивался длинной колонной и его можно бить по частям. На это Тихомиров и рассчитывал.

Шум моторов приближался. По раскисшей от дождей дороге машины ехали медленно. Тихомиров силился сквозь ветки деревьев разглядеть вражеские машины. Наконец из-за поворота дороги вылез головной бронетранспортер. Следом за ним показались еще две машины. Водитель головного бронетранспортера заметил сваленные на дороге деревья, притормозил. Потом вдруг мотор взревел, и машина рванулась вперед, намереваясь с ходу проскочить через завал.

— Гранатами, огонь! — крикнул Тихомиров и, боясь, что его не услышат из-за шума моторов, первым швырнул гранату. Взрыв взметнулся возле правого борта головного бронетранспортера. И тотчас десятки взрывов окутали вражеские машины. Из них попрыгали в канавы десантники, но осколки достигали их и там. Точно тараканы, даже не отстреливаясь, гитлеровцы полезли из канавы в лес. На помощь им из-за поворота выскочили шедшие сзади автоматчики. Заработали станковые пулеметы сержанта Артамонова. Автоматчики, отстреливаясь, отхлынули за поворот. Донеслось дикое ржание лошадей: должно быть, пули «максима» достигли повозок, на которых немцы везли оружие и боеприпасы. Через минуту автоматчики вновь выскочили из-за поворота. Артамонов видел, как на прямой участок дороги к застрявшим бронетранспортерам выбегали все новые и новые цепи. Казалось, гитлеровцам не будет конца. Два «максима» стреляли не переставая, захлебываясь длинными очередями. С вершины холма защелкали винтовки. Густой прицельный огонь строителей сбил начавшуюся в быстром темпе атаку; автоматчики замешкались, намереваясь укрыться в придорожные кюветы или лес. Но сзади их подгонял тощий офицер, энергично размахивая вытянутой рукой с зажатым в пальцах пистолетом. Солдаты повиновались и, хотя и неуверенно, двинулись на штурм холма.

— Давайте, братцы-ленинградцы, лупите фашистских бандитов! — кричал Артамонов своим пулеметчикам. — Врешь, не возьмешь! Крой их, собачьих детей…

И тут вдруг замолк станковый пулемет, стрелявший слева. Сержант ринулся туда: