— Меньше один! — скомандовал корректуру на орудия Катаев.

Снаряды вспенили воду у самого пирса. Расстояние было настолько мало, что в визир видны были обломки катеров и баржи, вместе с фонтанами воды взлетавшие в воздух. Оба катера перевернулись вверх килем. Загорелась самоходная баржа, вторая завертелась на месте.

— Вот вам, получайте сполна, — возбужденно шептал Катаев. Лицо его горело. Глаза лихорадочно блестели, руки цепко обхватили визир. — Еще один пошел на дно!

И вдруг пристань Сыру, а вместе с ней и всплески от рвущихся снарядов пропали, точно их задернуло мутной пеленой.

Катаев оторвался от визира.

— Что случилось? — спросил он телефониста, думая, что в объектив визира угодил осколок. Увидел разбитые амбразуры, и все стало понятно: пошел густой снег. Лохматые мокрые хлопья снега, медленно кружась; падали на землю и быстро таяли. Вокруг ничего не было видно — одна завеса беспрестанно движущихся вниз крупных снежинок.

Воспользовавшись снежным зарядом, десантные суда подойдут к пристани и беспрепятственно начнут высадку. Допустить этого нельзя. Хорошо, что пристань пристреляна: можно вести огонь вслепую.

Первый снежный заряд прошел довольно быстро. Стало видно даже пристань Сыру. Но потом снова повалил снег. Катаев перешел на стрельбу поорудийно: кончались снаряды, и нужно было их экономить.

Позвонил Паршаев.

— К проволочному заграждению подходит усиленная рота от Нурсте. А от Эммасте идет еще больше. Окружают нас.

— Держи тылы крепче, Иван. А с моря я их не пущу! — крикнул Катаев в трубку.

Группа немецких автоматчиков приближалась к батарее с северо-запада, от деревни Нурсте. Наблюдатель, выставленный Паршаевым, насчитал их более ста человек. Снег уже прошел, и лишь кое-где еще кружились одинокие белые хлопья. В амбразуры дота были видны десантники. Они осторожно выходили из леса, направляясь к колючей проволоке. От группы отделились несколько человек, в руках они держали саперные ножницы.

— Хотят проход расчистить в проволочном заграждении, — догадался командир дота старший сержант Рахманов.

— Пусть попробуют, — ответил Паршаев.

Он не сводил глаз с немецких саперов, которые бежали к проволочному заграждению. Вот они уже у самой проволоки, один из них приноравливается перекусить ножницами проволоку.

— Огонь! — скомандовал Паршаев.

Разом ожил притаившийся дот. Из амбразур застрекотал станковый пулемет, защелкали винтовочные выстрелы. Три немецких сапера тут же рухнули на землю, остальные побежали назад к лесу.

— Бегать они здорово умеют, — обрадовался Серебрянский.

Но радоваться было рано. Едва саперы добежали до леса, как ударили минометы. Мины рвались так часто и густо, поднимая в воздух взрыхленную землю, что скрыли из виду проволочные заграждения. Когда же обстрел прекратился, то на месте взрывов лежали выброшенные из земли столбы. В образовавшийся проход тут же с криком ринулись вражеские автоматчики. Они стреляли на ходу и бросали вперед гранаты.

— Огонь по фашистам! — крикнул Паршаев.

Дробно застучал пулемет в руках Рахманова. В амбразуре замелькали частые вспышки. Первая цепь фашистов дрогнула, залегла. Но пулемет доставал их и на земле. С задних рядов начали вскакивать и удирать в лес. Их примеру последовали, и остальные. Лишь около десятка трупов осталось на поляне.

— Дробь! — остановил Паршаев разгоряченного Рахманова. — Надо беречь патроны, — предупредил он.

Защитники дота ждали новой атаки, но немцы не выходили больше из леса.

— Никак не опомнятся, — рассмеялся довольный Рахманов. Он вынул пустую ленту, отдал краснофлотцам: — Набивайте быстрее!

Паршаева волновал левый фланг обороны батареи. Там наступало от Эммасте до батальона десантников.

— Пойду к Антонову, — сказал он. — Вижу, вы здесь и без меня справитесь. Только не горячитесь, — предупредил он командира дота. — Знаю я вас.

Он взял с собой краснофлотца, вышел из дота и, укрываясь в воронках, побежал на огневую позицию. Краснофлотец едва поспевал за ним.

— Как же тут не горячиться, когда немцы на батарею лезут! — возбужденно произнес Рахманов. — Да я их…

Серебрянский осуждающе посмотрел на друга, покачал головой.

— Старший политрук прав, — помолчав, произнес Рахманов. — Будем бить фашистов спокойненько…

Минут двадцать немцы не давали о себе знать. Краснофлотцы терялись в догадках: уж не ушли ли они совсем? И тут в стороне, правее их дота, заухали взрывы.

— Фашисты правее пошли! Гранатами проход себе расчищают! — доложил Серебрянский.

В боковую амбразуру он с трудом просматривал местность, которую вражеские десантники выбрали для нового удара. — В атаку пошли!

Рахманов понял: из дота пулемет фашистов не достанет — мешали кусты и высокие края воронок, вырытых снарядами.

— Пулемет наверх! — скомандовал он и, схватив две коробки с лентами, выбежал из дота. Серебрянский с краснофлотцем подхватили станковый пулемет и вынесли его наверх. С крыши дота весь участок был как на ладони. Метрах в двухстах видны были цепи немецких автоматчиков. Они шли во весь рост в только что проделанный гранатами новый проход в проволочном заграждении. Слева из леса высыпало десятка два автоматчиков.

— Фашисты и слева! — предупредил Серебрянский.

Рахманов покосился в сторону, торопливо продернул ленту с патронами.

— Возьми их на себя, — сказал он. — А я тех…

Серебрянский кинулся в дот, краснофлотец остался с командиром.

Рахманов навел пулемет на первую цепь. Несколько человек из цепи плюхнулись на землю, остальные залегли. Пулемет смолк. Через минуту немцы поднялись и опять ринулись на прорыв. И вновь застрочил пулемет Рахманова, не подпуская их к проходу в проволочном заграждении. Из дота вели огонь краснофлотцы во главе с Серебрянский, отжимая вторую группу автоматчиков к лесу.

Рахманов вдруг почувствовал боль в левой ноге. Попробовал пошевелить ею — нога не подчинялась. Подумал обернуться, посмотреть, что с ней, да нельзя разжать пальцы, отпустить пулемет — немцы прорвутся на огневую позицию батареи. Новая резкая боль в ноге, теперь уже в правой. Словно кто-то уколол ее. Попытался приподнять ее — не хватило сил. А пулемет все дергался в его руках, но бил он уже в одну точку, не причиняя вреда фашистам.

Краснофлотец мигом соскочил в дот.

— Командир… старший сержант…

Серебрянский не дослушал, выскочил наверх. Краснофлотец побежал за ним. Рахманов неподвижно лежал за пулеметом.

— Друг, живой?! — приподнял его голову Серебрянский. Рахманов с трудом открыл глаза, сухими, потрескавшимися губами прошептал:

— Командуй сам… Я… немцы… — и потерял сознание.

— В дот его, — приказал Серебрянский испуганному краснофлотцу. Тот подхватил обмякшее тело Рахманова и потащил вниз. Серебрянский лег за пулемет, огляделся. Немецкие автоматчики были уже в проходе проволочного заграждения. Он прильнул к прицелу и нажал гашетку…

Краснофлотец Дуров едва успевал заряжать пустые круглые диски от ручного пулемета и подавать их старшине батареи. Антонов вел прицельный огонь вдоль дороги на Эммасте, откуда то и дело бросались в атаку гитлеровские десантники. Из соседней амбразуры стрелял кок Пустынников.

Из-за кустов высыпала на дорогу группа автоматчиков. Антонов поймал на мушку бегущего впереди офицера и дал короткую очередь. Офицер неуклюже взмахнул руками и рухнул на землю. Остальные попятились в кусты.

— Готов! — выкрикнул Пустынников. — Не будешь лезть вперед!

Он знал, что никто так точно не стреляет на батарее, как Антонов. Недаром сержант на всех соревнованиях по стрельбе всегда брал первое место.

В дверь дота постучали. Краснофлотцы насторожились: неужели их сумели обойти с тыла? Стук повторился.

— Наши, — сказал Антонов. — Открывайте дверь.

В дот вошел Паршаев. За ним втиснулся и сопровождающий его краснофлотец.

— Ну, как тут у вас дела? — спросил Паршаев.

— Бьем фашистов, товарищ старший политрук, — ответил Антонов, не отрывая взгляда от дороги.