В полночь Ключников собрал совещание командиров частей и подразделений. Нужно было совместно выработать план действий из расчета имевшихся в его распоряжении сил. Он понимал, что людей для этого явно недостаточно. Два батальона против целой дивизии. И все-таки у него созрел смелый план. Ключников рассчитывал основными силами сбросить северную группировку немцев в пролив, а батальон капитана Абдулхакова должен был тем временем сдерживать продвижение противника в глубь острова.

— Немцы пытаются расколоть наши части, окружить и уничтожить, — пояснил Ключников и нарисовал на карте толстую стрелу посреди острова. — Мы не должны этого допустить. В этом наша главная задача.

Командиры одобрили план Ключникова. Решено было с рассветом начать наступление и первым делом выбить немцев из деревни Пенкюля.

Абдулхакова Ключников задержал.

— Руку еще можно носить на повязке, а голову нет, — проговорил он. — Не забывайте об этом, командир батальона.

Абдулхаков, тронутый заботой полковника, хотел ответить, но Ключников уже разговаривал с командиром саперного взвода, который только что из Ориссаре привез на двух полуторках противотанковые мины. «Непонятный человек. С виду сухой, резкий, даже грубый. Но большой души командир!» — думал Абдулхаков.

С рассветом Ключников уехал в присланный Елисеевым сводный батальон моряков, который был сформирован из краснофлотцев 13-го дивизиона КМТЩ и других кораблей ОВРа. С его помощью он намеревался отбить деревню Пенкюля и тем самым занять важный для дальнейшей обороны Муху рубеж.

Едва горизонт зажелтел, моряки пошли в атаку. Над лощиной пронеслось незнакомое для немцев «Полундра!». С холма Ключникову не всегда было видно место схватки — мешали деревья и бугры. Но он почти точно определял ход боя по крикам людей, стрельбе и взрывам гранат.

Ключников ввел в бой резерв — стрелковую роту. Однако с ходу взять деревню не удалось. Гитлеровцы встретили наступающих ливнем огня. Бойцы залегли и начали отстреливаться.

— Необходимо закрепиться здесь, товарищ полковник. Место удобное. Лучшего нам пока нечего и желать, — предложил командир батальона.

— Лучшая оборона — наступление, — резко ответил Ключников. — Я сам поведу бойцов в атаку.

Командир батальона знал: слова полковника не расходятся с делом.

— Разрешите мне? — обратился командир батальона к Ключникову и, не дождавшись ответа, побежал к своим бойцам. Через пять минут Ключников увидел его впереди батальона. Краснофлотцы и красноармейцы едва успевали за ним. Деревня Пенкюля была взята.

— Герой командир! — невольно вырвалось у Ключникова. — Так мы немцев и в залив можем сбросить…

Он приказал гнать врага дальше, прижать к Муху-Вяйн. Но пришлось наступление прекратить и срочно закрепляться на занятых рубежах. Комендант БОБРа с нарочным прислал сообщение о движении немецких самоходных барж и катеров с десантом в тыл гарнизону острова Муху. Посты наблюдения подтвердили это. Немецкие десантные корабли обошли Муху с севера, направляясь в бухту Лыпемери. Южнее деревни Ранна они высадили около двух батальонов пехоты.

Создалась угроза полного окружения северной группы гарнизона. Ключников вынужден был снять с основного направления две роты и бросить их против десанта. Он понимал, что долго в деревне Пенкюля оставшимся подразделениям не продержаться: гитлеровцы, к которым уже подошло подкрепление, сожмут их в тиски, но оставить занятую позицию самостоятельно не решался. Он надеялся на помощь, но ему отказали. Коменданту БОБРа неоткуда было ее взять.

Во второй половине дня генерал приказал с боем отходить к деревне Лива.

Ключников отдал приказ об отступлении. Под ураганным минометным огнем и беспрестанной бомбардировкой фашистских самолетов подразделения начали отходить к деревне Лива, на шоссейную дорогу. Сам Ключников отходил с последним подразделением. Мимо него шли изнуренные тяжелыми боями краснофлотцы и красноармейцы. Многие тащили раненых, другие, шатаясь от усталости, несли оружие и патроны. Ключников обратил внимание на приземистого красноармейца, который, взвалив на плечи младшего сержанта, упрямо пробирался напрямик через кусты.

— Давайте раненого в мою машину, — предложил полковник.

Красноармеец наотрез отказался:

— Много нас, товарищ полковник. Всех машина не возьмет…

К машине с носилками в руках подошли два краснофлотца. На одном из них висела санитарная сумка с красным крестом, другой нес три винтовки. На носилках с окровавленной головой лежал летчик.

— Кто такой? — спросил Ключников.

— Летчик, младший лейтенант, товарищ полковник, — ответил краснофлотец с винтовками.

— Где вы его подобрали?

— Да с неба свалился. Над нами «чайка» пошла на таран «юнкерса», ну и оба самолета в землю… Наш-то летчик успел вывалиться из «чайки», даже чуть парашют приоткрыть. Плюхнулся прямо в болото. Чудом остался жив. Мы подобрали его и вот выносим к своим…

— Ваша фамилия? — поинтересовался Ключников.

— Краснофлотец двести второй зенитной батареи Красношлыков, товарищ полковник, — отчеканил зенитчик.

Из короткого рассказа краснофлотца Красношлыкова Ключникову удалось узнать о героической судьбе 202-й зенитной батареи БОБРа. При высадке десанта на остров Муху батарея вела огонь по самолетам и штурмовым ботам. В этом бою командир батареи старший лейтенант Белоусов был тяжело ранен. За командира остался его помощник лейтенант Малафеев. Меняя позиции, он с боем отходил от противника, а когда батарея была отрезана от частей гарнизона, установил два оставшихся орудия и в упор прямой наводкой расстреливал фашистов. Несколько часов стойко держались зенитчики, а когда снаряды кончились, разбили орудия и схватились врукопашную. Малафеев послал одного краснофлотца с донесением, остальные продолжали драться. Из окружения удалось вырваться немногим.

— Вы поступили по-геройски, — произнес восхищенный подвигом зенитчиков Ключников. — От имени Родины спасибо вам, товарищи.

Три дня мужественно обороняли моонзундцы остров Муху, но силы были не равны. К вечеру 16 сентября Ключников перенес свой командный пункт на западный берег Муху, в деревню Пиири. Сюда же отходили и подразделения гарнизона. Когда стемнело, на КП приехал Елисеев. Ключников доложил генералу обстановку.

— Потери в подразделениях составляют более пятидесяти процентов, товарищ генерал, — подвел он итог сражения за Муху. — Потери же противника значительно больше. Одних десантных судов с войсками потоплено в Муху-Вяйне около ста единиц.

— Что вы предлагаете, Николай Федорович? — спросил Елисеев.

— Предложение одно, товарищ генерал, — тяжело вздохнул Ключников, — оставить Муху и уйти на ориссарские позиции. Дамбу взорвать.

Елисеев задумался, по привычке теребя пальцами клинышек седой бородки. Действительно, положение на острове тяжелое. Противник получает все новые и новые подкрепления, он же ничем не может помочь Ключникову. Целесообразнее дать бой на ориссарских позициях, где пролив Вяйке-Вяйн будет служить естественным препятствием для продвижения немецких войск.

— Согласен с вами, Николай Федорович, — произнес Елисеев. — Сегодня ночью начинайте отход с Муху на ориссарские позиции. Саперам майора Навагина я отдам приказ о подрыве дамбы.

После отъезда в Курессаре коменданта БОБРа Ключников вызвал к себе Абдулхакова:

— Будете прикрывать отход наших подразделений на ориссарские позиции.

— Нам не привыкать, товарищ полковник, — улыбнулся Абдулхаков, вспомнив бои на Виртсу.

Всю ночь батальон Абдулхакова сдерживал немцев, не подпуская их к дамбе. Гитлеровцы понимали: защитники Муху уходят у них из-под носа. И стремились помешать этому. Десант, высадившийся в бухте Лыпемери, подошел к самой дамбе с севера и попытался захватить ее. Абдулхаков бросил против него две роты и ценой больших потерь удержал дамбу от захвата…

К Ключникову прибежал запыхавшийся связной из батальона Абдулхакова. По его лицу текла кровь.