Вскоре справа над лесом стал появляться лишь один клуб дыма.

— Что там у них стряслось? — спросил Лукин телефониста. Сейчас, как никогда, важен плотный огонь всей батареи, чтобы рассеять строй немецких десантных кораблей.

Телефонист вызвал командира первого огневого взвода; Лукин взял у него трубку.

— Что случилось? — нетерпеливо спросил он.

— Задержка на первом орудии, товарищ старший лейтенант, — ответил Спирин. — Осечка! Снаряд в стволе застрял.

— Немедленно устранить! — крикнул Лукин, хотя и знал, что задержка не из простых: снаряд боевой, может всякое случиться.

Об этом же знал и каждый артиллерист первого орудийного расчета во главе со своим командиром сержантом Романюком. Попробуй выбей снаряд из канала ствола. Дотронешься до него — и взрыватель сработает. И ждать нельзя: вокруг идет бой.

— Выбивать снаряд! — приказал командир огневого взвода. Сержант Романюк понимал, что другого выхода нет, но кого заставить? Впервые произошло такое за его долгую службу на батарее.

Замковый Андреев несколько раз открыл и закрыл затвор.

— А ну, отходите все в сторону, — сказал заряжающий Колыхалов и взял из ЗИПа пробойник — тонкий длинный деревянный шест с конусным стаканом на конце. — Давайте-ка я в стволе пошурую.

Наводчик Кочергин придал стволу орудия горизонтальное положение и отошел в окопчик, где уже собрались артиллеристы. Низкорослый, широкоплечий Колыхалов вставил с дульной части в ствол пробойник и осторожно стал выбивать снаряд. Его земляку и другу замковому Андрееву казалось, что вот-вот взрыватель сработает, последует взрыв и осколки попадут в грудь Василию. Колыхалов между тем все настойчивее и настойчивее выбивал снаряд, и наконец тот вынырнул из казенника и упал на землю.

— Молодец, Вася! — закричал обрадованный Андреев и обнял друга. — Герой ты у нас!

— Герой, — ухмыльнулся Колыхалов. — Переодеться бы… Весь мокрый…

— Прогоним фашистов, мыться в залив пойдем…

Колыхалов хотел ответить другу, но прозвучала команда Романюка:

— Расчет, к бою!..

Лукин увидел, как над вершинами деревьев появились снова два клуба дыма. «Быстро справились с задержкой», — отметил он про себя. Теперь его батарея снова вела огонь с максимальной скорострельностью.

Немецкие десантные корабли отказались идти к берегу напрямик, через стену всплесков, и, сосредоточив свои силы, начали отходить в сторону от батареи. Тут же с пролива налетели на берег шесть «юнкерсов», и первый из них спикировал на открытые орудия второго огневого взвода. Лукин видел, как две бомбы разорвались рядом с двориком четвертого орудия, три артиллериста упали на землю. Не успел первый самолет набрать высоту, как пошел в пике второй, а за ним третий, четвертый. Дым и пыль скрыли от глаз Лукина второй огневой взвод.

— Убит командир четвертого орудия, — доложил ему телефонист. — Погиб помкомвзвода… Убиты командир третьего орудия и наводчик… Ранены заряжающие и замковые…

А фашистские бомбардировщики все продолжали наносить удары по двум беззащитным орудиям.

— Вышли из строя оба орудия, — передал телефонист, и связь оборвалась. Лукин послал связного с приказом второму взведу отойти в лес. Увидел, что десантные корабли вновь повернули к берегу.

— Первому огневому взводу занять открытую огневую позицию! — приказал он Спирину.

Артиллеристы быстро свернули орудия в походное положение и прицепили к ЗИСам. Машины поехали по проселочной дороге; за ними ползли гусеничные тракторы с прицепами, на которых находились снаряды. По дороге ехать было опасно: головную машину уже приметили «юнкерсы». Шофер свернул в лес и завилял между деревьями. Казалось удивительным, что он не задевает за стволы бортами или орудием. Впереди поднялись три высокие сосны. Машина встала.

— Поможем, товарищи! — перемахнул через борт Романюк. В руках у него оказался топор, и тут же первая сосна рухнула на землю. Артиллеристы взялись за топоры и пилы.

Андреев был удивлен, когда увидел в проливе множество катеров, барж, баркасов, шлюпок, и все они шли в Муху.

— Как сельдей в бочке! — выкрикнул Колыхалов. — Промахнуться трудно.

Артиллеристы торопливо установили орудие на заранее подготовленное место.

— К бою! — скомандовал Романюк.

Колыхалов вогнал в камору снаряд, Андреев закрыл затвор.

— Прямой наводкой!..

Наводчик Кочергин поймал в панораму шлюпку.

— Готово!

— Огонь!

Всплеск поднялся правее шлюпки.

— Промазал! — укорил наводчика Колыхалов. — Ты что, Андрюха, окосел на правый глаз, что ли? Да брось камень — не промахнешься.

Второй снаряд опять не достиг цели.

— Трубка шестнадцать, прицел сто двадцать! Два снаряда один за другим… Р-раз! И мимо! — потешался над наводчиком Колыхалов. — Ай да Яшка-артиллерист!

Кочергин не обращал внимания на заряжающего, к его шуткам он давно уже привык.

— Готово! — поймал он цель.

Третий снаряд прошил шлюпку, и она стала тонуть, Колыхалов ликовал.

— Вот что значит критика снизу! Помогла нашему наводчику.

Пристрелявшись, орудие начало поражать цели. Десантные суда боялись идти к берегу напрямик и пытались обойти батарею с флангов, но меткие залпы взвода достигали их и там.

На артиллеристов обрушилось звено бомбардировщиков. На бреющем полете самолеты пролетели над орудиями, посыпая землю мелкими бомбами. Не успели они улететь, как с противоположного берега Муху-Вяйн, из района Виртсу, открыла огонь тяжелая немецкая батарея. Побережье острова Муху было ею давно пристреляно, и снаряды точно ложились возле орудий. Первым ранило осколком наводчика Кочергина.

— Андреев, заменить наводчика! — скомандовал Романюк.

— Ну, если Миша встал за панораму, фашистским судам труба. Все дно пролива будет усеяно ими, — подзадорил Колыхалов друга.

Андреев выбрал большой катер и навел орудие.

— Готово!

Первый же снаряд угодил в катер, это было видно даже простым глазом.

— Что я говорил! — воскликнул Колыхалов и вогнал в камору очередной снаряд. Но катер как ни в чем не бывало приближался к берегу. Второй снаряд тоже достиг цели.

— Заколдованный, чертяга, не иначе, — озабоченно проговорил Колыхалов.

И третий снаряд точно попал в цель; катер наконец начал тонуть.

Колыхалов что-то закричал, но Андреев его не расслышал: рядом громыхнул вражеский снаряд и по броневому щиту дробно застучали осколки. Оглянулся — установщик Варфоломеев держится руками за раненую ногу, морщится от боли и плачет.

— Огонь! — крикнул Романюк, и Андреев навел орудие на ближайшую баржу. Между залпами он слышал, как Колыхалов стыдил «доктора» — так на батарее прозвали Варфоломеева, мечтавшего после службы поступить в медицинский институт.

— Ай-яй-яй! Доктор, а ревет. Когда станешь знаменитым хирургом, вот и будешь помнить, как достается больным…

За орудием рванул немецкий снаряд, Колыхалов упал.

— Вася! — Андреев хотел броситься другу на помощь, но Колыхалов приподнялся сам. Осколок ударил ему в бедро. Превозмогая боль, он улыбнулся:

— Оказывается, фашисты тоже умеют метко стрелять…

Санинструктор увел раненых на перевязку, но Колыхалов, прихрамывая, вскоре снова появился у орудия.

— Ты чего? — удивился Романюк.

— Тошнит меня от всяких касторок, — страдальчески улыбнулся Колыхалов. — Здесь хоть свежим воздухом подышу. Да и помогу вам в чем-нибудь. А то разобьете фашистов и все ордена да медали себе позабираете. А тут, глядишь, и мне перепадет медалька, хотя бы самая маленькая.

— Ладно, подноси снаряды с прицепа, — махнул рукой командир орудия.

Колыхалов заковылял к прицепу, взял сразу три снаряда и понес на орудие. Слева от него взметнулся столб грязи и дыма. Андреев увидел своего друга уже лежащим на земле с тремя снарядами на груди.

— Вася, ты чего это? Вставай! — подбежал к нему Андреев, схватил за руку и попытался помочь Колыхалову встать. И тут заметил кровавое пятно на левом боку гимнастерки. — Вася, друг! Ва-а-ася!.. — не помня себя, исступленно закричал Андреев. Только сейчас Колыхалов нес снаряды к орудию, улыбался, шутил — и смерть вдруг… В горле Андреева застрял комок, он готов был разрыдаться, и разрыдался бы, если б не окрик командира орудия: