Долго немецкого связиста ждать не пришлось. Поздно вечером над деревней Кагул на небольшой высоте появился немецкий самолет-разведчик. Он выбросил парашютиста и быстро скрылся за лесом. Павловский немедленно послал своих истребителей к месту приземления парашютиста, и вскоре те доставили немецкого радиста. При допросе переводил Вольдемар Куйст, рекомендованный Павловскому еще в начале войны секретарем укома Муем. Лазутчик понял, что ему не уйти от расплаты, и решил сознаться во всем, чтобы облегчить свою вину.

Гитлеровские самолеты, не дожидаясь сведений от своих агентов, бомбили аэродром не переставая.

— Вспашут летное поле — в воздух не поднимемся, — жаловался Преображенский.

Павловский понимал: командир полка прав. Хорошо бы сменить аэродром, но на Сареме пригодных для ДБ-3 больше нет. Ясно было одно: немцы будут бомбить Кагул до тех пор, пока не достигнут цели.

Последний, десятый по счету, удар на Берлин летчики Преображенского нанесли в ночь с 4 на 5 сентября. Последующие два дня немецкие бомбардировщики с особой яростью вспахивали аэродром и выкорчевывали окружавший его лес. Наконец, им повезло: в шесть дальних бомбардировщиков угодили бомбы, советские самолеты, наводившие страх на столицу фашистской Германии, загорелись. В БОБРе понимали, что остальным ДБ-3 надо улетать на Большую землю. Вскоре был получен приказ командующего авиацией ВМФ генерал-лейтенанта Жаворонкова — минно-торпедному полку покинуть остров Сарема.

Охтинский приехал проводить Преображенского.

— Передавай привет нашему Ленинграду, — попросил он на прощание.

— Жду тебя там, — ответил Преображенский. — В крайнем случае — после войны встретимся. Запиши-ка мой адресок…

Майор Навагин перевел саперную и инженерную роты лейтенантов Кабака и Савватеева в маленький зеленый городок Ориссаре, где у инженерной службы БОБРа находились склады взрывчатых веществ. Прибыл туда из Кейгусте с отделением понтонеров и старшина Егорычев.

— Немного же осталось от твоего взвода, — произнес Навагин. — Дорого нам обошелся десант на остров Рухну.

— Семнадцать человек погибли при переходе, — сказал Егорычев. — А ведь всего две мили до пирса не дошли!

Навагин напряженно молчал, вспоминая погибших саперов. Всех он знал в лицо, и особенно веселого и остроумного сержанта Ходака.

— Лучший запевала в моей роте был, — произнес лейтенант Кабак. — Какой хлопец потонул!

Навагин собрал совещание. Саперы по-приятельски встретили Егорычева. И лишь коренастый, широкоплечий политрук один стоял поодаль.

— Политрук нашей инженерной роты Арнольд Яковлевич Троль, — представил Савватеев политрука. — Находка для моего многонационального соединения! Я за ним как за каменной стеной.

Троль улыбнулся.

— Преувеличивает командир роты, — совершенно без акцепта произнес он.

— Товарищи, после наговоритесь, — предупредил Навагин. — А сейчас прошу внимания… Обстановка на островах напряженная. Гитлеровское командование готовит удар на Муху и Вормси и дальше — соответственно, на Сарему и Хиуму. Отсюда главное направление — восточный сектор. Генерал Елисеев поставил перед нами задачу — укрепить весь восточный берег Саремы, от пристани Талику и до полуострова Кюбассар. Центром оборонительной линии является ориссарская позиция, по обе стороны от дамбы…

Егорычев получил задание строить полосу обороны от дамбы до деревни Кырквере. В его распоряжение выделялись четыреста человек из местного населения и пятьдесят повозок.

Утром люди уже находились у дамбы. Егорычев был страшно удивлен, когда увидел, что его рабочие — в основном женщины. «Не много сделаешь с таким гарнизоном», — с досадой подумал он. Отобрал десятка три мужчин, отвел их в сторону.

— Будем, товарищи, устанавливать надолбы.

Женщин Егорычев поставил рыть окопы и противотанковый ров. Целый день он бегал по своему обширному участку, показывал, что и как надо делать. Объяснялся с рабочими по-русски и по-эстонски, а когда слов не хватало — жестами. К вечеру он убедился, что работа идет хорошо. «Ай да гарнизон! Не смотри, что много женщин. С ними мы, пожалуй, раньше срока построим полосу обороны». В одном из окопов он встретил девушку и, пораженный, остановился: «Людмила! Такие же волосы, глаза… Бывает же!»

От пристального взгляда старшины девушка покраснела и опустила голову. Лопата со скрежетом впилась в каменистую землю. Смущенный Егорычев зашагал к своим саперам, которые минировали побережье пролива. Тут же было организовано лейтенантом Кабаком изготовление деревянных мин нажимного действия.

— Была бы чека со взрывателем и детонатором — любую мину изготовить можно, — проговорил Кабак. — Главное для нас — дамбу, точно сдобный пирог, начинить саперной начинкой…

Майор Навагин отобрал в Менту у катерников непригодные для боя торпеды и глубинные бомбы и переправил их на ориссарскую позицию.

— Взрывчатка есть. За дело, товарищи! — подбодрил саперов Кабак и достал из зарядного отделения торпеды желтый тротил. — Начиняйте мины.

Он решил поставить на трехкилометровой дамбе фугасы, камнеметы, рогатки, «ежи» — все, что могли сделать саперы. Особенно должны хорошо действовать фугасы из глубинных бомб. Их закладывали толстым слоем мелких камней.

— Вот тебе и шрапнель получилась, — потирал руки довольный Кабак. — Метров на триста по кругу каменный дождичек пойдет!

Днем немецкие самолеты зорко охраняли дамбу. Приходилось работать по ночам. Каменистая дамба, построенная в тридцатых годах, не поддавалась лопате. Саперы, набивая кровавые мозоли, орудовали кирками и ломами. В трех местах по всей длине они поставили мощные фугасы.

Вечером политрук роты решил собрать коммунистов на партийное собрание. Собрание проходило в шалаше, построенном возле дамбы на опушке леса. Из Курессаре приехал майор Навагин.

— Вопрос один, товарищи: задачи коммунистов в предстоящем бою, — сказал Буковский.

Егорычев внимательно слушал доклад военкома, старался представить себе осажденный Ленинград — город на Неве, так полюбившийся ему. Неужели фашисты возьмут его? Нет, немыслимо его отдавать. Верховное Командование понимает это…

— Дорогие товарищи коммунисты! — торжественно звучал голос политрука в тесном шалаше. — Задача нашего небольшого гарнизона, окруженного водой и огнем, — это как можно дольше выдержать натиск врага, побольше оттянуть на себя фашистских войск, чтобы помочь Ленинградскому фронту и не дать возможности Гитлеру захватить наш родной Ленинград. Уходить нам некуда, товарищи коммунисты, сами видите. Мы будем умирать на островах. Но мы не умрем просто так. Мы будем драться до последней возможности!

В прениях выступили все коммунисты.

— Каково будет решение? — спросил Буковский.

— Решение одно, товарищи коммунисты, — заговорил Кабак. — Осенью тридцать девятого года саперы первые пришли на Моонзунд, первый гвоздь забили при строительстве сооружений и последними уйдут отсюда…

Буковский закрыл собрание, но никто не расходился. Кабак достал расшитый цветами кисет — подарок любимой дочери Риты, — угостил всех крепким самосадом, присланным с Украины. Задымили козьи ножки. Говорить не хотелось, каждый обдумывал только что сказанное на собрании. Молчание нарушил мощный звук дружного залпа береговой батареи.

— Букоткин стреляет по Виртсу, — проговорил Навагин.

Егорычев вспомнил, как ровно год назад со своими понтонерами он двое суток переправлял с транспорта на полуостров Кюбассар орудия 43-й батареи. Он вышел из душного шалаша. Безоблачное небо, густо-синее в зените, на востоке расплавилось огнем и стало бледно-желтым. Горел поселок Виртсу, подожженный снарядами 43-й береговой батареи.

Выход противника в тыл гарнизону островов Моонзундского архипелага заставил командование БОБРа еще раз пересмотреть расстановку сил, особенно огневых ударных средств — дальнобойных береговых батарей. Решено было дополнительно поставить 100-миллиметровую батарею на северо-востоке острова Сарема, 130-миллиметровую батарею — на острове Абрука и 25-ю береговую батарею с северо-западного побережья Саремы перевести на полуостров Сырве в район бухты Лыу. Первые две батареи уже стояли на позициях и вот-вот должны были вступить в строй. С 25-й батареей «А» — такое ей дали название в штабе БОБРа — дело обстояло плохо. Пока удалось перевести только два орудия из четырех, и те еще не были поставлены на временные основания.