– Зависит от того, как посмотреть. Джолин вернулась, но теперь я думаю, что лучше бы она не возвращалась.

Лулу повернула голову и представила, что слышит звук ветра в бутылке.

– Возможно, ты нуждался в ее возвращении, даже если причина кажется тебе сейчас не подходящей.

Хит вопросительно поднял брови.

– Что ты имеешь в виду?

– Ох, даже не знаю. Мои бутылочные деревья гораздо более могущественны, чем я думала раньше. У Мэгги были твердые убеждения, но я всегда полагалась на мои деревья. Они никогда не подводили меня.

Хит довольно долго смотрел на Лулу, размышляя над ее словам. Это было похоже на то, как он переваривал детские кашки, которыми Лулу кормила его много лет назад.

– Так что ты здесь делаешь?

Лулу запрокинула голову, посмотрела на бескрайнее голубое небо и вдохнула соленый воздух.

– Наверное, беседую с призраками из прошлого.

Хит как-то странно посмотрел на нее.

– Мы с Эмми как раз недавно говорили о призраках. Я сказал, что не верю в них.

Отряхнув о шорты песчинки с ладоней, Лулу двинулась вперед.

– Легко не верить в то, что ты не можешь увидеть, – она остановилась, уперлась руками в бедра и повернулась к нему. – Думаю, призраки покажутся, когда будут готовы к тому, чтобы их увидели. Или когда они решат, что ты готов увидеть их. Что-то вроде этого. Ты не поймешь, пока сам не будешь готов.

Хит долго смотрел на нее с бесстрастным выражением лица.

– Думаю, тебе нужно уйти с солнца, тетя Лулу, – он подмигнул ей. – Я приберегу тебе местечко рядом со мной за обедом, хорошо?

Она отмахнулась.

– Само собой. Увидимся вечером.

Отвернувшись, Лулу пожевала нижнюю губу. Она всем сердцем верила в то, что сказала Хиту о призраках; она знала об этом примерно так же, как знала о приближении урагана, и это знание пугало ее. Не оглядываясь, она пошла по улице, а в ее ушах снова звучал стон ветра, завывающий в бутылочных горлышках, и она боялась того, что может увидеть, если все-таки оглянется.

Фолли-Бич, Южная Каролина

Август 2009 года

В выходные дни толпы отдыхающих заполняли остров, не оставляя свободных мест для стоянки автомобилей на Сентер-стрит и в соседних кварталах. Повернув регулятор кондиционера, Эмми подставила лицо под струи прохладного воздуха и поняла, что лучше было оставить автомобиль у магазина вместо того, чтобы поехать домой и переодеться.

Желтое платье прекрасно сидело на ней, хотя ее по-прежнему смущал его слишком открытый фасон. Теперь она решила дополнить свой наряд пляжными туфлями, которые приобрела в одной из туристических лавок возле «Холидей Инн». Шляпу она оставила в магазине, рассудив, что в пять вечера она ей не понадобится. Но сейчас, глядя через ветровое стекло на пылающее светило, она начала в этом сомневаться.

Эмми наконец нашла свободное место для парковки перед странным сооружением, похожим на бетонную коробку на сваях – возможно, это было какое-то старое строение, сохранившееся с тех пор, когда Фолли-Бич называли «пляжем для бедняков». Большая часть старых построек была снесена после урагана «Хьюго», но возможно, что владелец этой конструкции испытывал особую ностальгию по былым временам.

Когда Эмми переходила Сентер-стрит по направлению к «Тако-Бой», ее едва не сбил «Линкольн Навигатор», за рулем которого сидела деловитая мамаша, одновременно болтавшая по мобильному телефону и пытавшаяся проскочить на желтый свет. Эмми повернула голову, чтобы прочитать номерной знак, уже зная о том, что он будет из другого штата.

– Чертова туристка! – пробормотала она, остановившись посреди улицы и едва не столкнувшись с другим автомобилем. Ирония ее слов поразила ее.

Люди выходили из популярного ресторана на тротуар, чтобы на улице дождаться, пока освободится какой-нибудь столик. Запахи пива и сигарет смешивались с запахами духов и лосьона от солнца, заставляя ее морщить нос от чуждости этих ароматов. Дело не в том, что в Индиане не бывало так жарко или что люди не курили и не пользовались духами; просто здесь все казалось каким-то преувеличенным: более жарким, более острым. Возможно, один лишь запах лосьона от солнца напоминал о том, как далеко от дома она находится.

Эмми стояла рядом с группой длинноволосых, бородатых и татуированных мужчин в футболках с рисунками мотоциклов, болтавших с девушками, похожими на стайку футбольных болельщиц, собравшихся на вечеринку. Привстав на цыпочки, она вглядывалась в толпу, надеясь узнать кого-то знакомого, но не надеясь протиснуться внутрь.

Кто-то прикоснулся к ее руке.

– Эмми.

Она повернулась и увидела улыбчивые карие глаза Хита.

– Держитесь за меня, и я вас проведу. Мы заняли прекрасный большой стол во внутреннем дворе.

Она уцепилась за его руку и позволила увлечь себя в ресторан, а потом они вышли в заставленный столиками внутренний двор, больше напоминавший часть тротуара из-за обилия людей, несмотря на перегородки между столами.

Они остановились перед двумя сдвинутыми квадратными столиками, что позволяло расставить вокруг семь стульев, три из которых оставались пустыми. Эмми узнала Эбигейл и Лиз и была представлена ее мужу Джо, который был похож на Джимми Баффетта[26] в молодости в кричащей гавайской рубашке и с длинными волосами.

Когда Хит представил мужчину в дальнем конце стола как своего отца Джона, Эмми невольно уставилась на него, сама не зная, почему: то ли потому, что не ожидала увидеть человека в инвалидной коляске, то ли потому, что он оказался маленьким мальчиком со старой черно-белой фотографии, который держал в руке американский флаг. Она протянула руку и ощутила крепкое пожатие, а потом заглянула в его глубоко посаженные глаза, напоминавшие о цветовой палитре болотного пейзажа за ее окном. Это была смесь коричневого, зеленого и золотистого – необычное сочетание, так же приковывавшее внимание, как и его взгляд.

– Приятно познакомиться с вами, – сказала она и заняла свободный стул сбоку от него. Эбигейл сидела слева, а Лиз расположилась напротив нее. Хит устроился на пустом стуле у дальнего конца стола, а оставшийся свободный стул рядом с ним, судя по всему, был предназначен для Лулу. Эмми понимала, что это нехорошо, но радовалась тому, что Лулу окажется от нее подальше.

– Эбигейл сказала, что ваш муж погиб в Афганистане.

У Эмми пересохло во рту, когда она посмотрела на отца Хита. Джон накрыл ладонью ее руку.

– Простите, я не хотел вас травмировать. Но вы должны знать, что я понимаю больше, чем многие другие. Я был во Вьетнаме, – он похлопал по ручкам своей коляски. – Поэтому мне приходится разъезжать на этих чудесных колесах.

Джон слегка сжал ее руку, наклонился поближе и серьезно произнес:

– Я понимаю вашу скорбь и ценю вашу храбрость.

Храбрость. Лулу сказала то же самое. Это слово тяжким грузом легло на плечи Эмми, тем более что она услышала его от ветерана в инвалидной коляске. Храбростью было столкновение с огнем противника, или прыжок с парашютом в тыл врага, или способность остаться рядом с тяжело раненным товарищем, чтобы он не умер в одиночестве. Вот что такое настоящая храбрость. Оставаться дома было тяжело, но она не видела в этом никакой храбрости.

Эмми заглянула в необычные глаза Джона, когда он пожал ее руку, и ощутила его искренность. На короткое мгновение, как и в тот раз, когда она стояла рядом с Лулу в саду бутылочных деревьев, она была готова поверить, что в его словах скрывается некая истина.

– Благодарю вас, – выдавила она, глядя на свои руки и испытывая определенное облегчение от того, что она пережила очередное упоминание о Бене, не залившись слезами и вступая в долгие разговоры о войне. Остальные члены семьи Рейнольдсов разговаривали о других вещах, и это напоминало о том, что за стенами ее горя существует настоящая жизнь.

Джон похлопал ее по плечу и убрал руку. Он повернулся к остальным и откашлялся.