– Нет, Кэт. Пожалуйста, не надо.
– Что не надо?
Кэт отвела глаза и вернулась к раскрытому каталогу. Мэгги положила книгу на стол, потянулась и взяла Кэт за руки, не позволяя ей уклониться от разговора.
– Ты член моей семьи, Кэт. Я люблю тебя. Джим любил тебя. Разве этого не достаточно?
Кэтрин ответила не сразу, и Мэгги продолжала сжимать ее руки, не желая сдаваться. Наконец Кэт шмыгнула носом, и Мэгги увидела слезинку, упавшую на страницу каталога, маленькую каплю, которая расползлась жадными потеками и изуродовала лицо одной из моделей, облаченной в меха. Кэт тряхнула головой, как будто хотела прояснить мысли, и когда она снова встретилась взглядом с Мэгги, на ее лице отразилась странная смесь раскаяния и самоуверенности.
– Нет, не достаточно. И никогда не будет достаточно.
Мэгги отпустила руки Кэт, когда ее кузина с силой отодвинулась от стола и выбежала из комнаты. Проглотив комок в горле, она подумала: а ведь Кэт права.
– Мэгги?
Она повернула голову и увидела Лулу, стоявшую у задней двери и державшую в руках темно-желтую бутылку с узким горлышком из-под какого-то тоника. Лицо Лулу, как обычно, было непроницаемым, и Мэгги не могла понять, слышала ли она их разговор с Кэт. Она заставила себя улыбнуться.
– Да, Лулу?
Девочка протянула сестре бутылку.
– Думаю, Эми оставила мне записку, но я не могу достать ее.
Мэгги взяла бутылку, поднесла ее к свету и увидела уголок оторванного листа, засунутого в горлышко.
– Откуда ты знаешь, что эта записка от Эми?
– Я положила свою записку в бутылку на дереве Эми, так что это должен быть ее ответ. Сегодня я снова ходила туда, и сосед сказал, что они два дня назад приезжали всего лишь на несколько часов, чтобы забрать оставшиеся вещи, а потому снова уехали. Наверное, у Эми не было времени встретиться со мной, и она сунула записку в эту бутылку, но не скатала ее, как сделала я, поэтому я не смогу ее вытащить.
Мэгги аккуратно положила бутылку на стол.
– У меня есть пинцет в медицинском шкафчике в ванной. Сбегай туда, и тогда мы посмотрим, что можно сделать.
Лулу вернулась с пинцетом, и Мэгги без труда извлекла клочок бумаги из перевернутой бутылки, вручила записку младшей сестре и подождала, пока та не прочитает ее про себя. Потом Лулу медленно подняла голову и вернула записку. Прищурившись, чтобы разобрать крошечные буквы, густо покрывавшие листок, Мэгги прочитала:
«Мы собираемся жить с дедушкой в Гринвилле. Может быть, это уже навсегда. Мне хотелось бы почитать твою книгу, и еще я хочу, чтобы мы остались на Фолли-Бич. Я хочу, чтобы мой папа был жив. Но мама говорит, что желать такое – все равно что вычерпывать лодку наперстком, поэтому мне бы лучше успокоиться. Я скучаю по тебе. Мама разрешила мне увезти бутылочное дерево, поэтому я буду помнить тебя точно так же, как ты помнишь Джима благодаря дереву. Твоя лучшая подруга Эми».
Мэгги ласково сжала руку Лулу.
– Мне очень жаль, Лулу. Эми была замечательной подругой.
Девочка смотрела на нее: ее темно-карие глаза были сухими и серьезными.
– Ты не шутила, когда сказала, что любишь Кэт?
Мэгги удивленно кивнула, изо всех сил стараясь отделить обязательства от истинных чувств.
– Наверное, да, – она немного помедлила, когда задумалась о том, как объяснить девятилетней девочке свои сложные чувства по отношению к Кэт. – Мы с ней росли скорее как сестры, а не кузины, потому что моя мама воспитывала нас обоих. И мама учила меня, что я могу любить человека, даже если мне не всегда нравятся его поступки.
Мэгги уселась на стул, довольная ответом, и решила не рассказывать Лулу о том, как Кэт была похожа на свою мать, или о том, что Кэт позволила ей плакать и биться в истерике после смерти собственной матери, а ведь она прекрасно понимала состояние Мэгги. Или о том, что Кэт когда-то была другой, но изменилась после смерти матери и стала вести себя так, словно ее бросили одну посреди океана. Мэгги читала истории о выживших на море и о том, как моряки становились людоедами, цепляясь за жизнь. Образ Кэт, цеплявшейся за все подряд, чтобы выжить, напоминал эти истории.
И все же Мэгги дала своей матери обещание, что она будет заботиться о Кэт. Она понимала, что Кэт отличается от большинства людей и заслуживает любви, даже если кажется, что она не способна любить сама. Но, главным образом, Мэгги дала обещание матери потому, что у Кэт, кроме нее, никого не было.
Лулу долго смотрела на нее, но наконец отвернулась и взяла записку со стола.
– Тогда я пойду собирать металлический лом, – сказала она и направилась к выходу, но потом остановилась и повернулась к Мэгги. – Если ты разлюбишь Кэт, то скажешь мне об этом?
Мэгги смотрела на младшую сестру как на незнакомку: коренастое тело, волосы мышиного оттенка и скорбные глаза. Уже не впервые она задумалась о том, как скажутся многочисленные утраты на Лулу, когда она станет взрослой женщиной. В такие моменты Мэгги больше всего тосковала по матери, желала хотя бы ненадолго вернуть ее и спросить, все ли она делает правильно. Но от таких желаний не было толку, как справедливо заметила мать Эми.
Мэгги выпрямила спину и произнесла:
– Лулу, нам не приходится выбирать, кого любить. Это не подарок, который можно вручить, а потом забрать обратно. Любовь просто есть, и все.
Лулу по-прежнему смотрела на сестру своими странными глазами, которые казались слишком взрослыми для ее лица. Наконец она кивнула и отвернулась.
– Я буду к ужину.
Мэгги повернулась к пустой бутылке на столе. Она вспомнила о записке внутри, подумала о бедной Эми и ее матери, о Кэт и о том, что только не делают люди, чтобы выжить.
Глава 10
Фолли-Бич, Южная Каролина
Июль 2009 года
Когда Эмми остановила свой «Форд Эксплорер» на подъездной дорожке перед домом, то услышала мерный стук молотка, доносившийся с заднего двора. Она откинулась на подголовник и закрыла глаза. Ей не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать. Сегодня днем она уже общалась со многими людьми, пытаясь освоиться в магазине и разобраться в системе управления, не считая знакомства со старинным кассовым аппаратом, который, по словам Эбигейл, находился в магазине с момента его открытия в 1920-х годах. Эмми пообещала себе, что одной из первых вещей, которые она сделает, будет замена кассового аппарата на систему компьютерного учета.
Эмми устало захлопнула дверцу автомобиля и направилась туда, откуда доносился стук. Она немного постояла у бутылочного дерева, восхищаясь мастерской работой и представляя, как Лулу сгибает каждую металлическую ветку и размещает цветные бутылки в последовательности, приятной для глаз и радующей сердце. Эмми до сих пор не могла примирить образ Лулу О’Ши, которую она знала лично, с создательницей этой вдохновенной красоты.
Она заметила янтарную бутылку и опустила голову, чтобы заглянуть внутрь. Скатанная записка оставалась возле горлышка, где она оставила ее. Вернись ко мне. Эмми вздрогнула, сама не зная почему, потом подняла голову и поняла, что стук молотка прекратился.
Хит стоял на частично отремонтированном причале в пляжных тапочках, носках и шортах – другой одежды на нем не было. Он держал молоток и выжидающе смотрел на Мэгги, не обращая внимания на пот, заливавший его лицо, загорелую грудь и мускулистый торс, невольно привлекший внимание Эмми. Она заставила себя посмотреть ему в лицо и не думать о том, что мать назвала его в честь Хитклиффа из романа Эмили Бронте. Он переводил взгляд с нее на бутылочное дерево. Эмми покраснела и пробормотала:
– Я не хотела вас беспокоить. Мне просто нужно было зайти в дом…
Он бросил молоток на деревянные доски.
– Вы меня не потревожили. Сейчас это ваш дом, и раз уж вы вернулись, то я перестану шуметь.
Хит взял полотенце и вытер лицо.
– С вашего разрешения, я немного искупаюсь и остыну. Тогда мы сможем обсудить какое-нибудь расписание, чтобы я не слишком часто нарушал ваш покой.