— Мне нужен именно этот, — сказал Деррил.

— Из–за Тилтон и других?

— Верно. Ты того же мнения?

Суини кивнул. Он указал на многочисленные колотые раны на туловище Розы.

— То же самое оружие. Точно не знаю, что это такое. На этот раз девятнадцать ран. Чтобы наступила смерть, хватило бы и трех–четырех, но парень, видно, не любит рисковать.

— Кошелек был при ней? — спросил Деррил, хотя уже знал ответ.

— В нем тридцать один доллар и двадцать два цента, — ответил Суини. — Виза, водительские права, читательский билет и несколько семейных фотографий.

— Семья знает? — Эту часть работы Деррил ненавидел больше всего, но такое можно сказать о каждом, кто носит значок. Сообщить, что чья–то жена, мать его детей, убита, — тяжелое дело. Иногда Деррила посещали кошмары, даже если ему неделями не приходилось никому ничего сообщать.

— Полицейский уже послан, — сказал Суини. — Кажется, Санчес. Жертва жила в паре кварталов отсюда.

Деррил знал, что это означает — члены семьи могли прийти сюда, если Санчесу не удастся задержать их дома. Они не должны видеть место преступления, и к тому же это только помешало бы расследованию. Чувства членов семьи важны, но не менее важно поймать убийцу, пока он не успел нанести удар еще одной семье, потом еще одной. То обстоятельство, что родные Розы Порфирио находились рядом, лишь подтверждало, как быстро он должен действовать.

Деррил с трудом сглотнул и наклонился к телу Розы.

— Давай, — обратился он к Суини, — завершим эту скорбную миссию.

Пайпер спускалась вниз по лестнице в кухню приготовить поесть. Когда она вошла, Фиби и Пейдж уже сидели за столом и демонстративно старались не разговаривать и не смотреть друг на друга. Напряжение здесь сгустилось не меньше, чем на окутанной туманом улице. Кофе был готов, Пайпер наполнила свою чашку и открыла холодильник в поисках фруктов. Там их не оказалось. Махнув рукой, она вспомнила, что вчера было несколько булочек с черникой.

— Кто–нибудь видел булочки? — спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Фиби съела последнюю, — заявила Пейдж, набив полный рот гренков. — И хочу сказать, пока ты не успела спросить, что это последний кусок хлеба, так что гренков тоже нет.

Пайпер бросила на обеих мученический взгляд. Фиби на мгновение встретилась с ней глазами, однако ее взгляд выражал скорее вызов, нежели сожаление.

— Осталось немного овсяных хлопьев, — сказала она. — Но тебе придется есть их всухомятку. Остатки молока я вылила в кофе.

— Неужели в этом доме никто не помнит, где находится магазин? — простонала Пайпер. — И прежде чем кто–либо начнет возражать, я отношу эти слова и к себе.

— Похоже, мы все были очень заняты, — заметила Пейдж. — Работа, погоня за демонами и все такое.

Насколько припоминала Пайпер, вчера Фиби и Пейдж весь вечер сидели дома и не разговаривали друг с другом. Однако напомнить об этом значило бы раскалить уже и так напряженную атмосферу. Поэтому Пайпер промолчала.

— Что ж, я, наверно, поем в пути, — сказала Пайпер. Она уже надела повседневные черные брюки и фиолетовый полосатый топик. — У меня с утра в «РЗ» назначены встречи с поставщиками, так что мне надо бежать. — Она говорила правду — у нее на девять и на десять тридцать были назначены встречи с поставщиками, которые проведут инвентаризацию ее запасов и затем вместе с ней оформят новые заказы. Несомненно, она будет занята все утро.

Фиби взяла кружку и понесла ее к раковине.

— А у меня собеседование, так что мне тоже пора.

— О, как интересно, Фиби, — весело сказала Пейдж. — С кем? Где?

— В маленькой сети магазинов, их штаб — квартира находится здесь, в городе. Не ахти какая работа — должность администратора, но она может принести немного денег и я с удовольствием снова буду платить за продукты. И все же собеседование вызывает у меня не очень хорошее предчувствие.

— Это почему?

Фиби раздумывала, не зная, как много следует сказать.

— Просто… в последнее время я плохо сплю.

Это была ложь или в лучшем случае полуправда, но Пайпер смолчала. Множество других проблем беспокоило Фиби больше, нежели сон.

— Что ж, желаю удачи, — сказала Пейдж. — Я уверена, у тебя все получится.

Похоже, она искренне старалась растопить айсберг напряжения, заполнивший всю комнату. Пайпер внимательно следила за Фиби — она с любопытством ждала, какой ответ та придумает. На мгновение глаза Фиби потеплели, и она взглянула на Пейдж точно так, как в то время, когда доверяла ей. «И снова будет доверять», — подумала Пайпер. Но взгляд Фиби снова стал жестким, а губы сжались в узкую линию. Пайпер угадала — сестра вспомнила, что не знает, можно ли доверять Пейдж. Столь же жестко Фиби взглянула и на Пайпер. «Ладно, — подумала Пайпер, — на меня она тоже злится».

Пайпер тоже была не очень–то довольна Фиби и не будет до тех пор, пока сестра не перестанет язвить Пейдж из–за того глупого письма. А особенно после того, как съела последнюю булочку и выпила все молоко.

— Ну, что ж, — сказала Пайпер, сгорая от нетерпения уйти, прежде чем успеет сказать такое, о чем придется жалеть потом. — Пока!

Она пошла вверх по лестнице, чтобы зайти почистить зубы и попрощаться с Лео.

Даже когда мистер Коуан пребывал в хорошем расположении духа, что случалось редко, работа Пейдж требовала большого напряжения. Люди обращались в службу социальных проблем не тогда, когда их жизнь текла размеренно, а когда доходила до кризисной точки. Неприятные споры о том, кому быть опекуном детей, пропавшие родители, взаимные оскорбления, отсутствие крыши над головой — все это заполняло рабочий день Пейдж. Бывали времена, когда казалось, что она не выдержит, и Пейдж радовалась, если ей иногда случалось воспользоваться своими колдовскими способностями и дать какому–нибудь демону под зад. Таким образом ей удавалось разрядиться, выпустить немного пара.

Сегодня, например, она большую часть утра проторчала у телефона, набирая подряд номера департаментов полиции и работников социальных проблем в разных штатах, и пыталась напасть на след так называемой матери, которая решила «обрести себя» и присоединилась к второсортному оркестру рок–н–ролла, гастролировавшему по забегаловкам и придорожным закусочным северных долин. Эта женщина ушла с работы и исчезла, не сказав никому ни слова, бросила Джаррода Буна, своего мужа, с тремя детьми моложе семи лет, предварительно сняв все деньги с банковского счета и оставив ему записку с просьбой присмотреть за ребятишками и не искать ее.

Первую часть записки мистер Бун выполнял как мог, но со второй категорически не согласился. Его зарплаты едва хватало на детский сад, где приходилось оставлять ребят, пока он работал. Так что на оплату квартиры, еды и других потребностей, с чем оба вместе справлялись при помощи банковского счета, почти не оставалось денег. Он справедливо полагал, что его детям нужна мать, но больше всего ему не хотелось, чтобы им пришлось жить в машине или приюте. Так что он хотел найти жену и побыстрее вернуть сбережения. Полиция и пальцем шевельнуть не захотела, а частный детектив был ему не по карману. Поэтому он обратился в службу социальных проблем.

Отговорки, которыми по телефону отделывались собеседники Пейдж, раздражали ее. Она никак не могла понять, почему люди не говорят с ней откровенно. Если офицер полиции в Подунке, что в штате Мичиган, не желал тратить время и проверить, не остановилась ли бывшая миссис Бун в каком–нибудь подведомственном ему мотеле, он мог бы так и сказать, а не отсылать к другому должностному лицу, которое, в свою очередь, отсылало еще к кому — то. Так продолжалось до тех пор, пока кто–нибудь не бросал трубку. Несколько раз она чуть не потеряла терпение, но сдержалась, понимая, что в таком случае вообще ничего не добьется. «Лаской большего добьешься», — думала она.

Чтобы окончательно не рехнуться, она вспоминала о Тимоти и замечательной встрече вчера на Юн ион–сквер. В обычное время она бы уже рассказала Пайпер и Фиби о таком событии, но как бы ни описывать жизнь в средоточии ведьм, слово «обычное» сегодня меньше всего приходило в голову. Однако если она не рассказывала о нем, это отнюдь не означало, что она о нем не думает. Как раз наоборот. Когда телефонные разговоры совсем выводили ее из себя, она просто вспоминала, что сама не могла удержаться от смеха, слыша его полный неподдельного веселья смех, или как он восторженно глядел на нее, когда говорил о спасенном мальчике.