Тем временем разведчики продолжали свою работу. Они проникали в самые дальние деревни, беседовали с людьми, приободряли их, собирали сведения о немцах.

Много зла причиняли советским людям предатели. И тут пригодились Николаю Ивановичу его «полицаи», смело выполнившие первое задание командира отряда.

Ночью они подошли в Котлах к дому начальника района предателя Баранова, постучали. Хозяин выглянул, узнал полицейских.

— Двух неизвестных заметили, — сказал Александров. — Больно на партизан похожи. Надо бы задержать…

— Я мигом, — обрадовался Баранов. — Вот только оденусь и оружие прихвачу…

На улице Баранова обезоружили. Той же ночью незадачливый начальник района оказался на партизанской базе.

Кончался декабрь, а с ним — еще один год тяжкой, кровавой войны. 30 декабря разведчики доложили — из Кингисеппа прибыло около двухсот карателей. Завтра будут наступать на партизанскую базу.

И действительно — утром со стороны Хабаловского озера началась атака. Пришлось принять бой. Длился он весь день, до темноты.

Сокол сообщил об этом в Ленинград. Оттуда ответили: активных действий не вести, сохранить отряд для разведки.

Через несколько дней отряд получил задание: захватить «языка».

— Ну, ребята, — обрадовался Николай Иванович. — Если дело дошло до «языка» — значит, наши скоро начнут наступать! Надо постараться!

Двое суток ходили разведчики по лесам, часами лежали в засаде у дорог. И им повезло: наскочил на них немецкий мотоциклист.

Обер-ефрейтор оказался весьма осведомленным человеком. В этом Савельев убедился, допросив его на партизанской базе. Ленинград предложил Соколу немедленно переправить пленного на Большую землю. На другой день партизаны передали «языка» с рук на руки морским разведчикам.

А вскоре настал долгожданный миг: загрохотала ленинградская артиллерия. Советские войска перешли в решительное наступление. Немцы дрогнули, стали поспешно откатываться. Чтобы не дать уйти им, партизаны провели тылами врага морской батальон прямо в Усть-Лугу.

После снятия блокады Николай Иванович в последний раз собрал свой отряд.

— Что ж, товарищи! — сказал он. — Дело свое мы сделали. Спасибо вам за нелегкую вашу службу. Теперь кто помоложе, пойдет в армию, а остальные — по домам. Пора и рыбу ловить!

Так Сокол снова стал Николаем Ивановичем Савельевым, тружеником рыболовного промысла.

Я — ленинградец. Работал на Кировском заводе, был мастером второго механического цеха, а незадолго до Великой Отечественной войны горком партии направил меня в органы государственной безопасности. В блокадные дни занимался оперативно-следственной работой. Затем вместе с нашими войсками проделал весь нелегкий путь от Ленинграда до Берлина.

События, о которых я хочу рассказать, происходили в мае 1945 года.

Захватить Гитлера, живого или мертвого, — такая была поставлена задача перед нами.

Вытекала эта задача из военно-оперативной обстановки: в полосе действий нашей 3-й ударной армии находились здания рейхстага и имперской рейхсканцелярии.

К ночи с 1 на 2 мая 1945 года эти здания были уже взяты и над ними развевались красные знамена Победы. В Берлине установилась относительная тишина. Смолк орудийный грохот, затихли минометы и автоматы. Из подземелий и подвалов, из полуразрушенных домов выходили немецкие солдаты и офицеры, строясь в длинные колонны военнопленных. На улицах немецкой столицы, на ее площадях высились кучи оружия, брошенного гитлеровцами. Воздух был пропитан запахом дыма и гари — от не остывших еще пепелищ и от последних не погашенных еще пожаров. Из окон многих домов свисали белые флаги капитуляции.

2 мая группа наших товарищей, в которую входили подполковник Клименко, майоры Быстров, Аксенов, Хазин и другие, начала действовать в здании рейхсканцелярии. Здесь ими были задержаны техник правительственного гаража Карл Шнейдер и шеф-повар рейхсканцелярии Вильгельм Ланге. И это оказалось очень кстати. И Шнейдер, и Ланге были использованы как опознаватели и проводники в лабиринтах фашистского подземелья.

Около запасного выхода из фюрербункера — последнего убежища Адольфа Гитлера, — в воронке от разорвавшегося снаряда были в тот же день обнаружены едва прикрытые землей полуобгоревшие трупы мужчины и женщины.

Лицо мужчины сильно обуглилось. Однако нацистский костюм, весь в клочьях, в черных пятнах подпалин, желтый галстук, золотой партийный значок со свастикой, да и вся тщедушная фигурка со скрюченной ступней правой ноги на металлическом протезе, — все это заставляло думать, что перед нами имперский министр пропаганды Геббельс — один из главарей разбойничьей гитлеровской империи.

Тщательно осмотрев оба трупа, Шнейдер и Ланге опознали в них Геббельса и его жену Магду. Опознать супругу Геббельса помогли найденные возле ее трупа номерной нацистский значок и золотой портсигар — подарок Гитлера с его личным факсимиле.

Об этой находке нами был составлен акт.

Несколько позже, в тот же день, трупы Геббельса и его жены были опознаны взятым в плен вице-адмиралом Фоссом, представителем военно-морских сил в ставке Гитлера. Вечером оба трупа были доставлены на грузовой машине во двор Плетцензейской тюрьмы.

Но где же Гитлер? О судьбе бесноватого фюрера носились по Берлину самые фантастические и самые противоречивые слухи.

Мы продолжали поиск.

Рано утром 3 мая майор Аксенов и лейтенант Ильин в одном из помещений фюрербункера обнаружили шесть детских трупов — пятерых девочек и мальчика. Все шестеро лежали на койках, словно живые. Трупы детей были укрыты одеялами й одеты в одинаковые ночные сорочки из белой в синюю полоску фланели.

Как засвидетельствовали опознаватели, это были дети Геббельса. Их трупы также были отвезены во двор Плетцензейской тюрьмы. Туда же был доставлен и обнаруженный во дворе рейхсканцелярии труп генерала Кребса, начальника штаба сухопутных войск фашистской Германии.

В тот же день удалось задержать врача госпиталя рейхсканцелярии Гельмута Кунца, который, как выяснилось, был причастен к умерщвлению детей Геббельса.

На допросе Гельмут Кунц показал, что 1 мая, в 20 часов 40 минут, по просьбе Магды Геббельс он сделал ее детям укол морфия. Потом, когда дети уснули, обезумевшая фанатичка потребовала дать им яд.

Лютой ненавистью ненавидели Гитлер и его подручные всех нас, пришедших в их логово, чтобы уничтожить фашизм. Они знали, что будут в ответе за моря человеческой крови и слез. Ведь их чудовищные экзекуции не щадили и малых детей. И вот теперь, в последнюю минуту, в ужасе перед возмездием, они, видимо, думали, что мы отплатим им той же мерою и в гневе своем не пощадим даже детей. Ведь у людоедов свои собственные представления о гуманизме, мерят они на свой аршин.

Словом, Магда Геббельс настойчиво требовала убить ее детей. Но даже привыкший к беспрекословному повиновению Гельмут Кунц отказался выполнить этот приказ фанатички. Тогда Магда Геббельс вызвала Штумпфеггера, личного врача фюрера, и они вдвоем разжимали рты спящим детям, совали в них ампулы с цианистым калием и сжимали детские челюсти, чтобы раздавить стекло. Геббельс в это время метался по своему кабинету. Убедившись, что дети мертвы, Магда спустилась к нему в кабинет с Гельмутом Кунцем и сказала: «С детьми все кончено, теперь нам нужно подумать о себе». Тот засуетился, забегал по кабинету, как затравленный волк. «Скорее же, у нас мало времени», — торопила жена.

Времени у них действительно оставалось в обрез: в ворота рейхсканцелярии требовательно и грозно стучался советский воин-победитель.

Супруги Геббельс приняли цианистый калий.

Кто вынес их трупы из подземелья и кто пытался сжечь, Гельмут Кунц не знал.

На вопрос о местонахождении Гитлера Гельмут Кунц ответил, что труп фюрера сожжен в саду рейхсканцелярии. Об этом ему якобы стало известно от Раттенхубера, начальника личной охраны Гитлера.