Последовала горячая встреча, после которой они долго смотрели друг другу в глаза, потом Ева посмотрела на меня… риннеганом. Значит, Саске воспользовался той же способностью этого додзюцу, что и я, выправляя Мангёке шаринган Евы до риннегана.

Оставив парочку общаться на тему любви ко всему живому, я пошёл на кухню, где обнаружил Итачи, что–то заливающего в себя из кружки. Вспомнив про «розовое желе» его дорогого братца, я поприветствовал старшего Учиха.

— О, свет очей моих! Самый прекрасный из ныне живущих! Чего пьёшь? Чаёк или чего покрепче?

Итачи внимательно на меня посмотрел изучая широкую «лыбу» и мои «влюблённые глаза». Должен же я отыграться хоть на каком–нибудь Учиха за использования меня в качестве подушки для обнимания?!

— Не думал, что это заразно, — хмыкнул Итачи.

— Да ладно тебе, могло быть и хуже, — ответил я, не подозревая тогда, что когда говоришь «могло быть и хуже», становиться действительно хуже.

На следующий день, после «любви и обожания» у Саске появилась затяжная хандра и депрессия с суицидальными наклонностями.

— Я не могу так жить, оставьте меня и дайте просто умереть, — началось утро с печального тихого, надрывного шёпота Учиха. — Я никому не нужен и если бы вы всё знали обо мне, то давно сами бы меня убили…

Зная о возможных последствиях подобных настроений, я старался растормошить его, как мог, не давая Саске даже сомкнуть глаза.

Воспользовавшись клонами, я позвал кучу гостей. К нам пришли Сай, Шикамару, Сакура, Хината, Неджи, Ли, Карин с Суйгетцу, Джуго.

Народ делился новостями, мы поиграли в «Якудза», научив играть в эту игру Сая, Карин, Суйгетцу, Джуго и Итачи.

Кстати, Карин и Суйгетцу сказали, что через семь месяцев станут родителями и пригласили всех нас на свадьбу.

Следующий день Саске громил мебель и жутко злился. Его Ки бешено взвивалось каждый раз, когда он кого–либо видел, поэтому, немного утихомирив свою агрессию (в особняке стало меньше посуды и ваз, а у Мито–сан больше незапланированных покупок), Саске ушёл медитировать в сад. Там как раз расцвели ирисы.

Четвёртый день «смены настроений» мне даже понравился, потому что Саске постоянно смеялся, хихикал и рассказывал всякие смешные истории. Отжигал по–полной. У нас снова были гости и мы классно провели время. После мы с Хинатой гуляли по саду и целовались. Выжившие чудом, после вчерашней медитации Саске в саду, ирисы ей понравились.

То ли это действительно оказалось заразным, как сказал Итачи, но мне захотелось просто отпустить свои чувства и эмоции. Прекратить думать о том, что всё… может в любую минуту прекратиться. Я решил не отравлять себе возможно последние дни жизни, поэтому много времени проводил с Хинатой, друзьями, Итачи, Саске, когда у того было всё более менее под контролем. Даже миссий пока никаких не брал, попросив у бабульки Цунаде отпуск, тем более был повод — «вдруг Саске снова что–то учудит, а Итачи один не справится».

Пятый день прошёл в непонятных обидах. Саске с утра надулся и ушёл в сад. Вернувшись только к ужину он сказал, что мы вредные и не пришли его утешить, когда он в нас так нуждался.

Шестой день я назвал «днём капризов». Хотя я даже не припомню, чтобы Саске хоть на толику так себя вёл. Как–то это было… странно.

— Не хочу вставать! — заявил он, когда я пришёл к нему утром.

— Ладно, поспи ещё… — согласился я.

— Не хочу спать… — ударил кулаком по подушке Учиха.

— А чего хочешь? — вклинился вошедший поприветствовать брата Итачи.

Ох, зря он это спросил. В этот день я даже с Хинатой не встречался, мы просто забегались выполнять прихоти Саске. Я даже с некой тоской и ностальгией вспомнил о Шион и её заморочках, которые я когда–то наивно считал «чересчур». Хотя тут же отогнал от себя эти воспоминания и последовавшие далее, не желая мысленно «изменять» Хинате.

За «днём капризов» последовал «день извинений». Как–то Кира Би рассказывал мне про одного парня из их селения, который постоянно извиняется… Думаю, они бы с Саске подружились на этой почве.

Извинения оказались заразны, потому что в этот день «извините», «простите», «я виноват», «мне нет оправданий» и «прошу прощения» звучали столько раз, что при встрече со своей девушкой я сказал что–то вроде:

— Извини, что опоздал. Блин, прости, что извиняюсь, но…

После «дня страха», «слёзного четверга» и «раздражённой пятницы» последовало затишье. И ещё несколько дней Саске переживал короткие всплески сменяющихся эмоций. Он, например, мог замереть, умиляясь, рассматривая чаинки в своей кружке чая. А на вопрос о том, что сделать на обед, швырнуть эту же кружку в стену, потом рассыпаться в извинениях и потребовать «zharenoi kartoshki», а когда Мито–сан не понимала, что он такого хочет, то расплакаться и сказать, что мы просто никто его не любим.

Подобные скачки эмоций ещё больше нервировали Саске, чем даже растянутые на день, потому что ни он, ни мы не знали, что он него ждать в следующую секунду. Поэтому большую часть своих всплесков эмоций он предпочитал пережидать в одиночестве в саду. Мы с Итачи тоже не знали куда себя деть. Хинату, кстати, со «дня извинений» отправили на какую–то миссию с Кибой и Шино. Причём, я переговорил с долбоёбом, чтобы он вёл себя прилично с моей девушкой, а не как обычно. Он вроде бы даже обиделся на меня за это, но после «дня обид» Саске, мне на это было просто плюнуть и растереть.

Мы с Итачи играли в шоги. Солнце палило нещадно, мы пили холодный чай. Саске медитировал в саду, но был в пределах видимости. Ева лежала головой на коленях Итачи.

Было так спокойно. Тихо. И немного странно. Собственное сердце словно билось под толщей воды.

— Знаешь, Наруто, ты напоминаешь мне моего брата, Шисуи… — вдруг, ни с того ни с сего, сказал Итачи, делая ход.

— Ты… — я вспомнил, что в прошлых жизнях Итачи что–то говорил про Шисуи, кажется тот шаринган, который он помещал в меня с вороной, принадлежал тому парню.

— Нет, — по–своему интерпретировал мою задумчивость Итачи. — Я не убивал его. Он покончил с собой на моих глазах.

— И чем же я тогда напоминаю тебе твоего брата? — я подозрительно на него посмотрел.

— Ну, он был весёлым, всегда улыбался и шутил… Шисуи был очень добрым. Насколько добрым может быть шиноби.

— И покончил с собой? — удивился я.

— Не было другого выхода. По крайней мере, он его не видел. Он желал мира… Ты же его добился, — вздохнув, сказал Итачи. — Словно исполнились все его мечты. И я исполнил его напутствие.

— Печально, что он этого не видит, — вздохнул я.

— Может быть, видит, откуда–нибудь с небес… — сказал Итачи, подставляя лицо слабому ветерку, колыхнувшему его чёлку и принесшему несколько листьев.

— Я проголодался, может пойдём поужинаем, — рядом с нами появился улыбающийся Саске.

— Тебе уже лучше, или ты просто есть захотел? — спросил я. Итачи предпочёл промолчать, но, судя по всему, тоже с нетерпением ждал ответа брата.

— Кажется, у меня всё прошло. Я уже полдня ничего особенного не чувствую. В смысле, что, что я не должен чувствовать, — радостно сказал Саске, потягиваясь. — Ох, как же хорошо–то!

— Я очень этому рад, отото, — сдержанно сказал Итачи. Хотя я прекрасно видел, что он счастлив.

Может быть, старшему Учиха тоже что–нибудь риннеганом подправить? Тогда он не будет ходить такой ледяной глыбой. Я улыбнулся своим мыслям, представив особо радостного Итачи, или Итачи, который проклинает весь мир, или Итачи, который с благоговением ест сладости и закатывает глаза от удовольствия.

Нееее… Это, как–то слишком.

— Ура! — подскочил я к Саске, привлекая к этому делу и Итачи, которому я просто уверен, тоже хотелось так сделать. — Я так рад! Я так рад!

Саске обнял нас двоих.

— Я очень счастлив!

— Саске, пожалуйста, выйди из шкафа, — спокойный голос Итачи всё равно не мог привести в норму абсурдность ситуации.