Литмир - Электронная Библиотека

— Что же вы мне советуете, в суд подавать? Я бы не хотел.

— Дело ваше, — помолчав, ответил Миша. — Подавайте. Но кто докажет, что вы отец. По-моему, таких свидетелей нет.

В стороне от них, у лафетной жатки, стоял Вовка, крутил в руках какую-то ржавую гайку.

— Да и зачем он вам? У вас — своя семья, у нас — своя, — сказал Миша.

— Я ведь вам говорил, что один живу. Говорил, что развелся.

— Сойдетесь еще. Вам не впервой.

— Нет, это окончательно.

Опять они умолкли.

— Соня бы иначе рассудила, — после долгого молчания сказал Юрий.

— Да-а, она бы по совести рассудила. Но где ее взять теперь, Соню-то?

— Что вы там шепчетесь? — спросил Вовка, когда они вновь умолкли, и подошел к ним. — Я все равно знаю. А если вы два моих папы, тогда ты тоже с бабусей живи, — серьезно сказал он Юрию. — Саша тоже сказала: не отдаст меня тебе ни за какие золотые горы.

— Какая Саша? — удивился Юрий.

— А ты не знаешь? Жена папкина, — охотно объяснил Вовка и похвалился: — Она мне свой орден поносить давала, понял?

— Понял, Вова… сложное дело получается, — вздохнул Юрий.

— Да, брат, дела… — посмотрел на Вовку Миша.

— Да, — сказал Вовка. — А вы думали!

Вовка сидел напротив на ржавом колесе и настороженно глядел на них. Они тоже смотрели на него и молчали.

Миша достал из кармана пачку папирос. Взял папиросу, хотел спрятать пачку, но потом молча протянул пачку Юрию. Тот взял папиросу.

— «Север», — сказал Миша. — Лучших в пашей лавке не держат.

— Я любые курю, лишь бы дым шел, — ответил Юрий.

Миша чиркнул спичкой, не спеша поднес огонек Юрию.

Потом прикурил сам.

— Так как же будет? — спросил после долгой паузы Юрий.

— Будет, как есть, — ответил Миша. — Будет он со мной жить.

Они курили и молчали. Молчали и курили.

— Опять вы меня делите? Делите, делите и поделить не можете, — сказал, подходя к ним, Вовка. — Тогда я лучше к бабусе побегу.

— Беги, — сказал Миша, легонько шлепнув его по попе. И крикнул уже вдогонку. — Рубашенцию с берега забери!

А во дворе стучало и лязгало. По двору ходили люди в промасленной одежде. И репродуктор, выставленный на подоконник открытого окна конторы, стал передавать последние известия. А передав известия, пообещал к вечеру грозу с ураганным ветром.

— Неужто не соврут синоптики? — кивнул на репродуктор Миша. — Очень мам дождь нужен, даже грозовой сойдет. Горит все на полях.

— Ну, а как же с сыном будет? — снова спросил Юрий, оставив без внимания слова Миши о надобности дождя.

— Я ведь сказал, — улыбнулся Миша. — Давайте еще по одной выкурим и прощаться будем. А то — пойдемте со мной к матушке моей да пообедаем. Жены дома нет, она на выгоне с коровами, но нас и матушка накормит. Только насчет того, чтоб Вовку забрать, не надейтесь. Это уж я точно говорю.

И протянул Юрию пачку с оставшимися папиросами.

Самолет идет на юг

1

Еще с вечера все было решено. Еще с вечера Платон Ушаров знал, что утром полетит к Медвежьей сопке, снимет поисковую партию Красова. Того самого известного геолога Красова, которому каждый год не хватает весенне-летне-осенних месяцев для изыскательских работ и которого каждый год прихватывают в тундре крутые морозы. Его партию приходится в срочном порядке самолетом перебрасывать на базу.

Еще с вечера было решено, что, сняв геологов, Ушаров сделает два репса в бухту Прозрения (нужно перебросить спецгруз), потом предстоял полет на полярную станцию близ Конергино. Что касается дальнейших рейсов, то их пока разрабатывало и утрясало начальство.

Но уже под утро весь стройный график полетел вверх тормашками.

Разбуженный телефонным звонком, Ушаров услышал в трубке размеренный басок командира отряда.

— Старик, срочно собирайся. Тут такое дело: надо помочь районной авиации. Их санитарная машина ушла по вызову, а в Северном — тяжелобольная. С тобой наш хирург полетит. Заврайздравом просит так: если возможно, транспортируйте больную в райцентр, нет — хирург будет оперировать на месте. Попутно захватишь груз для Редьки. Уяснил вопрос? Ну, пока.

Столь непредвиденное сообщение обрадовало Ушарова. Конечно, радости в том, что где-то мучается от боли, а возможно, умирает человек, — мало. Вернее, тут вовсе не до радости. Но Ушарова радовал сам рейс, не причина его, а сам факт: то, что предстоит лететь в Северный. Именно в Северный, а не к Медвежьей сопке иди в Прозрение. И если бы ему сейчас, скажем, предложили лететь в Москву или на берег Крыма, где в разгаре бархатный сезон, это обрадовало бы его куда меньше, чем предстоящий полет в Северный. Даже вовсе не обрадовало бы.

В Северный Платон Ушаров рассчитывал попасть не раньше чем через месяц, когда начнется переброска грузов на дрейфующую в Ледовитом океане полярную станцию. Тогда Северный станет перевалочной базой. И вот почему. Если поставить на карте две точки: одну в глубине чукотского материка, там, где базируется отряд полярной авиации, в котором служит Ушаров, а другую — в глубине Ледовитого океана, там, где находится дрейфующая станция «Северный полюс», то поселок Северный окажется как раз посредине этих двух точек. Он, поселок Северный, всегда остается той точкой, на которой кончается чукотский материк, то есть земля, и начинается Ледовитый океан. Или наоборот, — на которой кончается Ледовитый океан и начинается земля, то есть чукотский материк. И поэтому нет лучше перевалочной базы, чем поселок Северный, для переброски грузов с материка на «СП», когда «СП» пускается в дрейф по юго-востоку Ледовитого океана.

Но в Северный, как уже известно, Платон Ушаров думал попасть не раньше как через месяц. Ибо только через месяц «СП» выйдет на самую подходящую долготу, займет самую подходящую широту в океанском просторе для того, чтобы летчики начали переброску грузов.

И вдруг — на тебе! Командование, словно учло, что сегодня у него, так сказать, исторический день (стукнет сорок), и в качестве сюрприза преподнесло этот нежданный-негаданный рейс. Что ж, огромное спасибо командованию.

Ушаров тут же поднял на ноги свой экипаж. Пока ребята умывались у крыльца гостиницы (экипаж был холостяцкий и все летчики обитали в гостинице), подошел автобус. В девять позавтракали. В половине десятого были на аэродроме.

Чернота ночи медленно расплывалась в утреннюю синь. По до рассвета еще было далеко. Звезды потихоньку, украдкой, точно совершали недозволенное, покидали небо.

А те, что оставались на нем, заметно бледнели, свет их становился тоненьким и блеклым.

Фонари скупо освещали аэродром. Только взлетную полосу жарко обжигали лучи двух лупатых прожекторов, глазевших с высокой крыши диспетчерской. В конце взлетной полосы, присев на хвост, сиротливо стоял их самолет. К нему, густо пыля снегом, бежал веселенький, выкрашенный в белый цвет (а что, неплохо придумали!) бензовоз, неся в своем пузатом чреве живительный напиток для моторов — очищенный, профильтрованный, высококачественный бензин марки «А».

Выйдя из автобуса, экипаж раскололся: четверо пошли к самолету, а Ушаров свернул к диспетчерской.

Дежурил Семен Андреевич Воронков — старый северный волк, командовавший воздухом на этом аэродроме третий десяток лет.

— Привет, Андреич! Какую подлость готовят нам сегодня боги-синоптики? — спросил Ушаров таким тоном, каким говорят люди, не умеющие да и не желающие скрыть большую, нежданно навалившуюся радость.

— Пока ничего такого, погода в норме, — Воронков подал Ушарову задание на вылет, предупредил: — С тобой летит пассажир, прямо до Северного.

— Опять двадцать пять! До каких пор на грузовые машины будут сажать пассажиров? — Похоже, Ушаров пытался возмутиться. Но возмущения не получилось. И голос, и взгляд его свидетельствовали, что говорит он это просто так, скорее для порядка.

Воронков заметил настроение командира и спросил:

— Не к награде ли тебя представили? Я слышал, на некоторых ребят послали в Москву документы.

37
{"b":"545744","o":1}