— О том, чего я хочу в данную минуту, лучше не говорить, — пробормотал он, прижимая ее к себе.

— Почему? По-твоему, я недостаточно взрослая для таких разговоров? — Она снова посмотрела на него, широко раскрыв глаза. Воплощение невинности.

Но он не собирался попадаться на ее удочку. Как-нибудь в другой раз.

— Ты хочешь, чтобы я так думал?

Она слегка пожала плечами.

— Честно говоря, мне все равно, что ты думаешь.

Алекс отвел ее от толпы к вестибюлю, облицованному итальянским мрамором цвета кофе-эспрессо.

— Ты никогда не сможешь стать надежной свидетельницей в суде. От тебя за милю разит плохим швейцарским сыром, — поддразнил он.

Долли вздохнула, признавая свою капитуляцию, и положила щеку на его грудь. Вот и хорошо. Кажется, он все-таки сумел привлечь ее внимание. Но она тут же подняла голову и спросила:

— Какая разница между адвокатом и вампиром?

Алекс поднял глаза к потолку.

— Вампир сосет кровь только по ночам.

— Угу. А тогда какая разница между адвокатом и гнусной пиявкой?

— Гнусная пиявка перестает сосать кровь после смерти жертвы.

Она издала звук досады.

— Я вижу, в сосании ты разбираешься.

Они прошли в дальний конец вестибюля и остановились у стены. Алекс не мог стоять спокойно. Он переминался с ноги на ногу и раскачивался из стороны в сторону.

— Ты совершенно безнадежна. В тебе есть хоть капля серьезности?

— Нет. Особенно по сравнению с тобой. — Долли смотрела на него снизу вверх. Их ноги оставались на месте, но бедра прижимались друг к другу куда крепче, чем позволяет танец. — У тебя есть очень серьезная вещь, подходящая для игр.

У Алекса кружилась голова. Нужно было как-то снять напряжение. Он обхватил ягодицы Долли и крепко прижал ее живот к своему члену.

— Но далеко не для каждой игры.

Ее ресницы опустились, а затем поднялись вновь, на розовых губах появилась улыбка.

— Похоже, это ты безнадежен. Знаешь, иногда можно позволить себе повеселиться. — Видя, что он замешкался с ответной репликой, Долли слегка нахмурилась. — Или ты придерживаешься другого мнения?

Алекс догадался, что она имеет в виду время, проведенное ими в постели. Казалось, случившееся в кабинке душа было со стороны Долли верхом дерзости. Но сейчас она превзошла саму себя, бесстыдно лаская его под столом.

Впрочем, она права. Он может позволить себе насладиться ее телом и душой, не слишком задумываясь о будущем. Эта история не имеет никакого отношения к его карьере. Это обычная игра, забава без всяких последствий.

Зачем ему это?

Он всю жизнь стремился к успеху. Окружил себя нужными для этого людьми. И никогда не забывал о поставленной перед собой цели.

Так зачем ему это?

Вероятность того, что на свете есть нечто большее, приводила Алекса в ужас. Он забывал правила игры, сформулированные им самим.

Какого черта он ввязался в эту историю?

— Ты никогда не говорил мне, чего хочешь, — нежно сказала она. Это прозвучало слишком по-женски, что совсем не похоже на Долли. Во всяком случае, на ту Долли, которая ему нравится.

— Неважно, — проворчал он, поскольку больше не был уверен, что знает это, а задумываться боялся.

— Неважно так неважно, — согласилась она, пожала плечами и прильнула к Алексу. — Если ты думаешь, что из-за этого я лишусь сна, то ошибаешься.

Алекс заскрежетал зубами и тяжело вздохнул. Он злился на самого себя. Да, Долли выбивает его из колеи, но в этом ему следует винить только самого себя. Он потерял контроль над собой. И должен извиниться перед ней за то, что вел себя как последний сукин сын.

Алекс понял это, когда кончиком пальца ласкал ее подбородок. Ее глаза опустились, а губы слегка приоткрылись. Он взял ее за подбородок и спросил:

— А ты вообще когда-нибудь лишалась сна?

— Да. Но лишь тогда, когда у меня была для этого серьезная причина. — Она подняла взгляд и посмотрела ему в лицо.

Алекс увидел: то, что раньше говорило о безоговорочной капитуляции, бесследно исчезло. Теперь в ее глазах было что-то кошачье.

— Ты можешь стать такой причиной? — спросила вдруг она.

Он покачал головой.

— Нет? — Ее глаза сначала расширились, а затем мрачно прищурились.

Алекс еще раз покачал головой. Этого жеста хватило, чтобы ее настроение коренным образом изменилось. Как в кабинке душа, где ничего не стоит сделать горячую воду холодной и наоборот.

— Я не сказал «нет».

— А что ты хотел сказать? — Долли попыталась освободиться.

Алекс схватил ее за прохладные маленькие кисти и удержал их на талии. Ему хотелось развеять ее печаль. Даже если это будет стоить дороже, чем он рассчитывал.

— Что ты даришь мне наслаждение.

Долли расцвела так, словно получила благословение свыше, и тихонько вздохнула.

— Вот видишь? — Она прижалась щекой к его груди и уткнулась носом в складки черного льна. — Я знала, что ты способен радоваться жизни.

Они стояли в полутемном вестибюле и обнимались, прислушиваясь к доносившейся издалека музыке. Громкой, страстной и необузданной. Влажные губы Долли прижимались к его обнаженной коже.

Из груди Алекса вырвался глухой стон. Он увлек ее в тень.

— Ты мучаешь меня. По-твоему, это называется радостями жизни?

— По-моему, это только начало. — Она подняла взгляд, выгнула брови и облизала нижнюю губу. — Зря, что ли, я так работала ногами?

Алекс, у которого перехватило дыхание, ответил не сразу, и она слегка ткнула его кулаком в плечо.

— Брось, Алекс. Вчера утром мы с тобой вместе принимали душ. Можешь не делать вида, что я упала на тебя как снег на голову.

Алекс спорить не собирался. Однако вторжение Долли в ванную потрясло его до глубины души. Он все еще не мог прийти в себя. Не от секса, но оттого, что Долли смогла отважиться на такое.

Время и место были неподходящими, и все же ему хотелось знать почему. Почему сейчас? И почему тогда? Неужели секс был для нее всего лишь тактическим ходом, предусмотренным планом игры? Или она расставалась с одеждой и амбициями, потому что секс был для нее важнее всего на свете?

— Почему?

— Что почему? — спросила она, когда Алекс вновь обнял ее за талию и их тела снова медленно задвигались. — Почему я набросилась на тебя?

— Да. И…

— И зачем вообще это сделала?

Алекс слегка улыбнулся, покоренный ее прямотой. Другая женщина на месте Долли смутилась бы. Ни одно обольщение, ни одна обольстительница до сих пор не доставляли ему такого удовольствия.

— Это просто. И понятно, — сказала она, отвечая на собственный вопрос и не давая ему труда задуматься. — Потому что я сама простая и понятная.

На самом деле она умна, сообразительна и полностью уверена в том, что Алекс не считает ее ни простой, ни понятной.

— Я бы так не сказал…

— А что бы ты сказал?

— Для начала я сказал бы: «раздевайся!». — Одна рука Алекса лежала у нее на спине, вторая залезла под юбку и подбиралась к животу.

— Алекс…

— Что? — Ее кожа была теплой и нежной, а тело казалось созданным для мужской ласки.

— Что ты делаешь? — затрепетав, спросила она.

Он изучал изгибы ее тела. Изучал именно так, как ей хотелось. Так, чтобы доставить ей наслаждение.

— Пытаюсь отблагодарить тебя за работу ногами.

— Но наша кожа соприкоснулась только один раз. Когда я кончиками пальцев ласкала твою лодыжку. — Свет, доносившийся из гостиной, придавал ее радужкам оттенок старого бренди.

Радужки и старое бренди… Должно быть, он пьян. Вдребезги.

— Раз так, можешь хватать меня за задницу когда и где угодно.

В ту же секунду Долли протянула руку ему за спину… и повернула блестящую медную ручку двери, которой Алекс не заметил.

Ванная. Крошечная ванная для гостей. С туалетом, душем и замком на дверях.

Щелк!

Он взял Долли за талию и посадил ее на край коричнево-синей фаянсовой ванны. Ее руки крепко обхватили спину Алекса.

— Алчная ведьма, — пробормотал он, приникая к ее губам. Одна рука Алекса обхватила спину Долли, вторая забралась под юбку и скользнула между ног. Простая полоска ткани, больше ничего. Его пальцы отодвинули полоску в сторону и нащупали горячую и влажную промежность.