Заявления нынешнего руководства вселяют надежды. Но пока они касаются лишь вопросов экономики и науки. До культуры руки не дошли. Дойдут ли? Хочется верить, что дойдут. Ещё при нашей жизни.
А пока...
Тут, наверное, самое время рассказать о том, как я сам оказался в положении вроде Федора Фомича Кузькина. И не в 1953 году, а в 1985-м, и не в деревне Прудки на Рязанщине, а в столице нашей Родины Москве. Отличная повесть Бориса Можаева вкупе с воспоминаниями о выдающемся любимовском спектакле помогала пережить эти трудные дни. "Живой" выжить помог.
В начале этой книги я уже рассказывал немного о "Химии и жизни" - журнале, созданном в том же 1964 году, что и Театр на Таганке. И тоже из молодежи, только научной, такой же зубастой, жадной до дела, способной расти, осваивать мастерство, делать журнал незаурядным, ярким, если хотите - театральным, с множеством использованных для воздействия на читателя профессиональных приёмов и строгой внутренней режиссурой. Неслучайно переплелись, вернее соприкоснулись, пути Театра и Журнала, неслучайно за 15 лет тираж "Химии и жизни" - издания с очень непривлекательным для большинства названием - увеличился более чем в 60 раз и в начале 1981 года достиг почти полумиллиона экземпляров.
Мы делали журнал не для химиков, несли в массы элементы химической и общей культуры, ибо не зная, что делается в науке, в естественных науках прежде всего, сегодня быть культурным человеком нельзя. Не потому ли нас хорошо читали и актёры моего Театра?
Мы пробовали, искали, ошибались иногда, но всё же - я убеждён в этом - сделали журнал-личность.
Злополучная страничка "Химии и жизни" с рисунком Г.Басырова, которую вручную выдирали из 430-тысячного готового тиража.
Но параллельно в Академии наук шёл и другой процесс, который не совсем точно, наверное, можно назвать завинчиванием гаек. Коснулся он и издательской деятельности. Очень скверную первоапрельскую шутку сыграл с издательством "Наука" Президиум Академии в 1970 году: именно в этот день, 1.04.70, как пишут в бюрократических документах, его директором был назначен доктор исторических наук - в недавнем прошлом клерк редакционно-нздательского совета Академии - сорокапятилетний Геннадий Комков. Геннадий Данилыч, скоро переименованный в Давилыча (мы ведь тоже народ, есть и у интеллигенции элементы народной мудрости).
Очень точно его прозвали. Давилыч подмял под себя всё, разогнал не только инакомыслящих - просто мыслящих разогнал. К началу 80-х годов "Химия и жизнь" осталась в Издательстве единственным островком, обитатели которого могли хоть иногда возражать волюнтаристским, вкусовым, чаще всего бездарным директорским решениям. Типичный чиновник-осуществлятель, "властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда"... Не о Давилыче сказано, но подходит, как тщательно подобранное кольцо.
Естественно, за Давилычем стояли определенные силы.
"Химии и жизни" было легче, чем другим редакциям. Во-первых, от общения с издательскими деятелями большинство из нас были защищены не очень широкими спинами академика И.В.Петрянова - главного редактора, и его зама - отличного научного журналиста М.Б.Черненко. Они сумели добиться для своей редакции определённой автономности, основанной на общегосударственном Типовом положении о журнале. Как же Давилыч сопротивлялся этому! Но в данном случае государственная машина сработала на нас. Тот редкий случай, когда бюрократия помогла делу.
Давилыч этого не простил.
Его приспешники ещё в конце 70-х годов завели черную папку на журнал, "ловили блох" и дождались, наконец, своего. Была выдана за политическую ошибку невинная картинка, напечатанная в февральском - 1981 г. - предсъездовском номере журнала. Последовала выдирка из готового тиража, Черемушкинский райком создал комиссию, состоявшую почему-то из одних историков (плюс кадровик). Решение, сю подготовленное, было чрезвычайно строгим, и лишь вмешательство Отдела пропаганды ЦК предотвратило расправу над журналом и в первую очередь над Михаилом Черненко, роль которого в журнале сравнима с ролью Юрия Петровича в театре.
Тогда обошлось, но Давилыч и прочие мотяковы-гузёнковы не остановились.
Двух лет не прошло, как прекрасную, сахарную, я бы сказал, кость подкинул этой своре бывший сотрудник редакции Ф., подавший заявление о выезде в Израиль. Опять комиссии, на этот раз внутрииздательского масштаба, опять попытка расправиться с Черненкой, а другие, дескать, присмиреют. Снова не вышло, но чья-то подлая рука (подозреваю, что организовал это некто Семенов, соавтор Давилыча, зам. начальника Управления кадрами АН) подсунула на переутверждение вице-президенту Овчинникову Ю.А. список редакционной коллегии - без фамилии Черненко. С трудом тогда отстояли нашего товарища, тем более что скоро другой Черненко встал ненадолго во главе страны, и свора на время поутихла - на всякий случай.
И ЕЩЕ СЦЕНЫ ИЗ "ЖИВОГО"
Ф.Антипов в роли Мотякова.
Колхозный счетовод - А.Граббе, Кузькин - В.Золотухин.
Интересно, что в это время нашего Черненку часто спрашивали, в том числе и давилычевы клевреты, не родственник ли он тому самому, на что мой товарищ неизменно отвечал: а какое это имеет значение? Он - Мастер - знал себе цену. А вот нам определял её не всегда верно... Самыми жуткими ругательствами его были "литературщина" и "газетчина". Словом, были у него свои комплексы, но человеком он был (и до сих пор остаётся) безусловно порядочным и мастеровитым. И работоспособным бешено. За это и прощалось (нами) ему многое. И ещё за то, что он работал больше всех.
Не мог такой человек не стать рыбьей костью в горле Комка (второе прозвище Генадь Данилыча Комкова) и ему подобных.
После выдирки и серьезного предупреждения не нарушать "трамвайный закон", журнал заметно поскучнел. Да тут ещё цену на него в очередной раз подняли почти в полтора раза. Тогда и начал падать тираж. Терпели мы это вплоть до конца 1984 года, до 20-летия журнала, а потом сказали: хватит, пока ещё есть хоть какие-то силы, надо журнал возрождать. Вновь появились в "Химии и жизни" острые статьи, отличные иллюстрации. Больше стало работы на конечный результат, на внедрение. И кривая тиража впервые за 80-е годы поползла потихоньку вверх.
И тогда издательские мотяковы-гузёнковы-комки-воронки вновь нанесли удар. Политический донос на "Химию и жизнь" в Президиум Академии наук написал сам Давилыч, в Комитет партийного контроля при ЦК - кто-то из его клевретов. Суть этих подметных писем сводилась к тому, что "X и Ж" - чуть ли не диссидентское издание, управляемое из Тель-Авива, что приючают у себя и привечают всяких там неправильных литераторов и художников, предоставляют трибуну не тем науковедам и проч. Зацепиться не за что было, так уснащали псевдополитическим словоблудием и опубликованную статью о гомеопатии, и ненапечатанный рассказ Рэя Бредбери...
А те, кому эти послания адресовывались, другим были заняты: некогда, дел по горло, да и самим бы усидеть при начавшейся перестройке...
