После продолжительных хождений по многоэтажной автостоянке, где сам Юрен вдруг заблудился в поисках своего авто — «Volvo» последней модели, они едут по трассе, пейзаж вокруг вполне обыкновенный, такой может быть и украинским.

— Are you happy? — спрашивает он, и она что-то бормочет в ответ, отмечая про себя глубокий идиотизм вопроса.

Городок, в котором живет Юрен, недалеко, тут же, на острове Зеландия. Всего полтора часа езды. Юрен совершенно не чувствует неловкости ситуации, в деталях рассказывает, как ждал ее, как готовился к ее приезду, навел дома порядок, выкупал даже своих кота и пса. Спросил, с кем она оставила сына. Узнав, что с родителями, сказал, что его родители очень далеко. И замолк. Неля подумала, может, стоит выразить соболезнования?

— Очень далеко, — повторил Юрен. — На севере Ютландии. На этот раз ты не сможешь познакомиться с ними.

«Славный парень, — подумала Неля. — Такой непосредственный. И такой глупый. Зачем ему well-educated woman?»

Приехали. Выкупанный пес Ганс встретил их в крошечном садике. Юрен повел Нелю в дом, где у каждой вещи была своя история. Из этой чашечки его поила еще бабушка по маминой линии. Она была родом из Швеции. А вот будильник. Он давно сломан и починить его невозможно, но он принадлежал деду по линии отца. Гостиная очень большая, кресла, шкафы для статуэток, камин. Книг нет, только толстый телефонный справочник.

— Пойдем наверх. Вот моя спальня. Ты не бойся. Проходи. I'm not going to attack you.

На кровати лежит дебелый кот Эмануил. Юрен открыл дверцы большого шкафа.

— Вот мои рубашки. Я люблю, чтобы было много рубашек. Люблю их часто менять. Знаешь, каждый день разная погода, хочется надеть другую рубашку. Когда мало рубашек, их неудобно стирать. Лучше, когда их много. Полная стиральная машина.

«Сейчас начнет про носки», — подумала Неля и не ошиблась…

— Носки я всегда покупаю на рождественской ярмарке. Покупаю блоки по пять пар. 60 крон за блок! Неплохо, правда? — Юрен гордится своими рубашками и носками.

— У меня в доме еще две спальни. Одна вот, рядом. Другая этажом выше. Какая тебе больше нравится? Can you say definitely? This or that?

Ужинать он повез ее за город.

— Что ты хочешь? — спросил он. — Ничего? Тебе то же, что и мне? ОК. Я люблю мясные рулеты: гусятину, завернутую в копченое мясо. Советую салат из креветок. К ним хорошо подойдет итальянское «Шардоне».

Их первый ресторан, очевидно, не был особо роскошным. Напитки наливал сам Юрен. Официант только разносил блюда. На столе горела свечка в серебряном подсвечнике.

— Тебе нравится?

— Да, — ответила Неля.

— Наконец-то я услышал от тебя определенный ответ. Definite answer. Ты счастлива?

Неля вздохнула.

— Счастье — это такое сложное чувство…

— Но я думаю, что через три дня ты будешь вполне счастлива.

Три дня он возил ее по маленьким городкам Зеландии. Оставляли авто, ходили по узеньким улочкам среди вывесок с перечеркнутой буквой «О». Ездили в старинное местечко Кеге. Это была чудесная сказка. Казалось, будь здесь только один из этих домиков — и то стоило бы сюда ехать, чтоб на него посмотреть. А тут целые улочки таких зданий. Диссонансом к ним смотрелись современные витрины с современными товарами.

— Ты здесь в магазинах ничего не смотри. Тут все очень дорого. За покупками мы в субботу поедем на ярмарку.

Обедали в ресторанах. В бокалах переливались заморские вина.

— В Дании нет своего виноделия. Зато у нас есть вина со всего мира, даже из Австралии, — гордо рассказывал Юрен. — A food stuffs у нас свои. В Дании все самое лучшее. И молоко, и мясо, и рыба.

В Восточной Европе у Юрена было агентство по недвижимости. Работал на себя. Зарабатывал на себя.

— Конечно, легче работать на кого-то. Меньше ответственности. Но и денег меньше. Правда?

— Я не знаю. Я всегда жила в другом мире.

— Да, у вас все было иначе. Но теперь и в вашей стране можно делать деньги. Вы тоже скоро будете счастливыми. Правда, ваше правительство о вас совсем не заботится. У вас за гуманитарную помощь на границе требовали 30 процентов налога! Такого нет ни в одной стране! У нас совсем другое положение вещей.

— А известный западный философ Мишель Фуко назвал ваше общество комфортабельным концлагерем. Писал, что сохранять оптимизм в нем могут только те, что делают деньги. Только они не видят абсурдности этого мира.

— Так, значит, надо делать деньги.

Вечерами Юрен показывал ей семейные альбомы. Она уже знала в лицо и бабушку со стороны отца, и бабушку из Швеции. Показал и письма, которые получил от других женщин.

— Посмотри, что они написали, — обиженно говорил Юрен. — Написали, что хотят создать со мной семью. Разве можно так прямо? А вот твои письма. — Юрен достал пластиковую папку, где знакомые конверты лежали вместе с оплаченными счетами за телефонные переговоры с Киевом и чеком об оплате авиабилета Киев-Копенгаген-Киев.

В Копенгаген он ее повезти отказался.

— Разве ты не видела, что там творится на автостоянках? Помнишь, что было в Каструпе? А в столице еще хуже. Мне некуда будет там поставить свое авто.

— А может, туда ходит какой-нибудь общественный транспорт? Электричка или рейсовый автобус?

Юрен не понял. Она пыталась объяснить. Наконец до него дошло.

— На автобусах ездят лишь те, у кого нет машины! Зачем я повезу тебя на автобусе, если у меня «вольво» последней модели?! Ты обиделась? В столице очень тяжело! Там живет женщина, которую я любил много лет. Когда я ездил к ней, то оставлял машину у нее во дворе. Она и сейчас ничего бы не имела против. Но я больше не хочу. Она очень образованна. Как и ты. Она работает в Национальной библиотеке. Ее тоже приглашают на европейские конференции. Она делает доклады на разных языках. Мы любили друг друга много лет. Но она не захотела выйти за меня замуж. Она ни за кого не хочет замуж. Она тоже знает и Кьеркегора, и Фуко. И тоже не против поговорить про абсурд. Но, по-моему, абсурд — это любить и не хотеть семью. Ты не переживай, что мы не поедем в Копенгаген. Ты очень хотела увидеть русалочку? Ну хочешь, поедем в Хельсингор?

— В Хельсинки? — удивленно переспросила Неля.

— Нет, в Хельсингор. Ну там где Гамлет, принц Датский.

— В Эльсинор?

— Да! — Юрен обрадовался, что наконец-то его поняли.

Утром они поехали в Эльсинор. Тоже сказочно красивый старинный город. Поднялись в башню, долго смотрели сверху. Точнее, вдаль восхищенно глядела она. А он — на нее.

— Можно я тебя поцелую? — спросил он.

Это было неожиданно. Прошлой ночью она подумала, что, наверное, уедет, как и приехала.

— Ты хочешь очень конкретного ответа?

— Сейчас мне достаточно отсутствия запрета.

Они поцеловались. Закружилась башня, памятник архитектуры XVII столетия, поплыл весь Эльсинор, резиденция датских королей. Где, в чем она, эта тайна, эта грань, когда поцелуй — просто касание губ мужчины и женщины, а когда от него кругом идет голова? Где-то там, в потустороннем мире, который так остро чувствуется порой здесь, исчезла гримаса с лица сумасшедшей Офелии. Веял теплый апрельский ветер. Было тепло и тихо.

Они обедали в ресторанчике в самом сердце Эльсинора, не спуская друг с друга удивленных глаз.

— Ты счастлива? — спросил он свое стандартное.

— Не знаю.

— Почему не знаешь?

— Счастье — очень сложное чувство.

— А я счастлив, и мне грустно, что ты не знаешь. Почему ты не любишь точных ответов?

— Я привыкла к вечным вопросам. На которые, по определению, точных ответов не бывает. В чем смысл жизни, например.

— Sense of life? To make love, money and children. You are very special woman. Я сразу понял, что на тебя можно истратить тысячу долларов.

Неля смотрела ему в глаза и знала, что он говорит от чистого сердца.

Вечером Неля, как всегда, ушла спать в свою комнату. Юрен постучал, и она сказала: «Come in!» Ночь была ветреной, доносился шум моря. Юрен осторожно касался разных частей ее тела и просил называть их по-русски и по-украински. А сам называл их по-своему. Неля почему-то подумала, что на свете уже давно существует особенный английский язык, который никому не родной, который несет в себе отпечатки родных языков тех, кто на нем говорит. При помощи этого языка тоже можно выразить чувства…