В этом случае мы имеем дело с недостаточным выделением отходов вследствие перенапряженного состояния всей нервной системы. Все вступающие в реакцию вещества сейчас губительно влияют на почки, печень и селезенку. Наблюдается общее воспаление организма, перемежающиеся боли во всех частях тела, вызванные неправильной работой нервной системы.

Это состояние было вызвано длительной сверхурочной работой, перенапряжением всех мышечных сил организма, другими словами, весь организм работал в состоянии слишком большого напряжения. Мы находим замедление кровообращения, слабый пульс и сниженную температуру. Также очень мало лейкоцитов, селезенка тоже не выполняет свои функции должным образом, поскольку перенапряжение пагубно сказалось на ее работе, и она постепенно снизила свою активность.

Было указано лечение, которое включало воздействие электричества и поправку повреждений. Некоторые замечания были сделаны и по поводу аппендикса:

Проблемы в области аппендикса возникают вследствие повреждения позвоночника. Подреберный нерв раздражается уже в самом его основании, или корне, что вызывает боль и раздражение по ходу нерва, т. е. в слепой кишке и окружающих тканях. Там нет никаких органических повреждений.

К этому необходимо только добавить, что мистер Дэвис не "умер в течение шести недель", как ему предрекали ранее, но отлично поправился, применяя предложенное лечение, и теперь живет чрезвычайно довольный собой.

После того как мистер Фелд возвратился в Чикаго, я получил письмо от его редактора, в котором меня приглашали быть гостем чикагской газеты и сообщали, что они готовы продемонстрировать мои способности. В результате мистер Ной, мой отец и я отправились в Чикаго и поселились в отеле LaSalle с одним или двумя сопровождающими, или охранниками, я точно не знаю. Нам сказали, что проводятся приготовления для того, чтобы руководители нескольких школ могли собраться и увидеть, как проходит сеанс чтения.

Через три-четыре дня, где-то в 10:30 или 11:00 вечера нам сказали, что они не смогли собрать тех, кого они хотели, для демонстрации, но здесь находятся три врача, и если я соглашусь, один из них готов представить для чтения своего пациента. Они спросили врачей, позволят ли они указать в статье их имена, если чтение увенчается успехом. Те категорически отказались и даже не позволили врачу, которого мы выбрали, обследовать пациента. Начались долгие дискуссии.

Они настаивали, чтобы я попробовал определить местонахождение пропавшей женщины по имени Дороти Арнольд и распутать несколько других тайных дел, которые беспокоили всех в их регионе в тот момент. Мой отец сказал, что мы не будем заниматься ничем подобным, но некоторые репортеры утверждали, что я обязан им это продемонстрировать в обмен на известность, которую обеспечила нам их газета. На следующий день, около двух часов, я наконец согласился выполнить чтение для доктора.

Когда мы закончили сеанс и я вернулся в сознание, один врач спросил другого, соответствует ли сказанное описанию его случая и что случилось с его пациентом.

"Из того, что вы услышали, можете ли вы сказать, в чем там было дело?"

"Я сказал бы, что поначалу все было весьма неясно, но вы позволили состоянию постепенно развиться в перемежающуюся атаксию".

"Именно это сейчас и наблюдается".

Третий врач настаивал на том, чтобы я попытался получить информацию относительно его близкого родственника. Как я узнал позднее, этот человек был младшим сержантом. Мне сказали, что истине соответствовало очень мало из сказанного или вообще ничего.

Репортеры выслушали доктора, зафиксировали сказанное и попросили его поставить свою подпись. Он категорически отказался. На следующее утро вышли статьи с заголовками: "Он приехал, мы видели, но ему не удалось". В статье говорилось, что я слишком многое хотел узнать, отказывался делать то и это, а доктора сказали, что сказанное вообще не соответствует действительности, что стенографистки вообще не были в состоянии записать что-либо и что мои высказывания были неразберихой и в основном представляли собой явную чушь.

Однако "Чикаго экзаминер" в тот день получила письменный документ из Хопкинсвилля, содержащий приблизительно пятнадцать или шестнадцать показаний под присягой от людей, которые утверждали, что им помогли мои чтения. Так что многие считали, что мои чтения — совсем не чушь, это заставило меня думать, что, наверное, в них все же что-то есть.

Приблизительно в это же время моей жене, которая была больна в течение нескольких месяцев, стало хуже[23]. Ее наблюдали несколько врачей. После ночи, когда ей было очень плохо, один из них вызвал меня в свой офис и сказал: "Кейси, к сожалению, я должен сказать, что ваша жена может не прожить и недели. В медицинской науке нет абсолютно ничего, что могло бы ей помочь в ее нынешнем состоянии. Вы знаете, что она страдает от туберкулеза. Одно ее легкое забито. Она уже много месяцев им не дышит. Теперь поражено и другое легкое, и вы должны понимать, что у нее возникают кровотечения вследствие кровоизлияний. У нее жар и слабая сопротивляемость организма, она не протянет долго. Она очень слаба, и кровоизлияния очень обширные. Одного из них она может не выдержать. Если есть что-то в той бессмысленной работе, которой вы занимаетесь здесь со своими товарищами, вы должны попробовать использовать это для своей жены".

До этого времени я никогда не выполнял чтений для членов семьи кроме как для самого себя. Я попросил мать жены и ее тетю, жену доктора Хауза, поговорить с доктором Джексоном. Он сказал им то же самое. Они настояли на том, чтобы я выполнил чтение. Безусловно, я понимал, что состояние Гертруды критическое.

В определенный момент всем нам приходится оказаться лицом к лицу с последствиями наших собственных деяний, увидеть свое поведение глазами наших собратьев, столкнуться с последствиями нашей деятельности для жизни окружающих людей. Но может ли кто-нибудь понять, что это означало для меня — знать, что жизнь близкого и дорогого мне человека находится в моих руках и что та сила и власть, которую я понемногу использовал в течение многих лет, теперь подвергается решающему испытанию?[24]

Я пригласил врачей и аптекарей, послал за специалистом, который сможет выслушать информацию и сказать мне, есть ли у нас хоть какая-нибудь надежда. Когда я пробудился после этого эксперимента, вызванный специалист сказал мне: "Это замечательно! Самая замечательная лекция о туберкулезе, которую я когда-либо слышал, а я читал лекции дома и за границей, но я не вижу, как ей можно помочь. Я могу увидеть больную?"

Аптекарь сказал: "Ну, что же, вы предложили лекарство, но я не уверен, что его можно составить". Однако он пообещал, что попробует это сделать. Действительно, его удалось составить, и после первой же порции препарата у жены больше не было кровоизлияний. Возможно, их вообще уже не должно было больше быть. Через несколько дней исчез жар. Однако, это был переломный момент в заболевании, как знать. В течение двух недель она решительно пошла на поправку, хотя за несколько месяцев до этого была не в состоянии заниматься домашними делами.

Я перестал об этом думать и занялся фотографией. Но мысли возвращались. С того дня, когда такой близкий для меня человек был мне возвращен, я смотрел на любые экстрасенсорные явления совершенно по-другому. В конце концов все мы приходим к этому: о чем бы мы ни говорили, что бы мы ни имели в виду, пока это не коснется нас лично, нам кажется, что это не наше дело. Ведь Бог должен стать нашим личным Спасителем прежде, чем Он станет Спасителем всех людей. Мы можем препираться и торговаться, говорить различные непонятные слова обо всем, что видим, но когда это касается нас напрямую, когда это приносит облегчение и идет на пользу нашим физическим телам и нашим любимым и близким людям, тогда это становится чем-то значимым, и что бы ни говорили другие, для нас это совершенно реальное явление.