США спровоцировали в Гайяне падение социалистического правительства Чедди Джагана, победившего на выборах 1964 г., из–за больших запасов бокситов (третье место в Латинской Америке, четвертое место в мире). В чилийских Кордильерах была обнаружена третья часть разведанных запасов меди в мире.
В 1970 г. в Чили на президентских выборах победил блок «Народного единства», включавший социалистов и коммунистов. Президент–социалист Сальвадор Альенде заявил о национализации горнорудной промышленности. 11 сентября 1973 г. генерал Пиночет (командующий армией) совершил военный переворот (при поддержке США и госсекретаря Киссинджера). Альенде был убит. Вследствие развязанного террора погибли десятки тысяч человек.
«Латинская Америка — регион со вскрытыми венами, — пишет Галеано. — С момента открытия и до наших дней все здесь превращалось в европейский, а позднее — в североамериканский капитал, и этот капитал накапливался и продолжает накапливаться в далеких от нас центрах власти», — пишет Галеано. Богатство Латинской Америки всегда порождало нашу нищету, обеспечивая процветание других стран. «Колониальная и неоколониальная алхимия превращает золото в негодный хлам, продукты питания — в яд».
«Чем больше свободы предоставляется торговле, тем больше тюрем надо сооружать для тех, кто становится жертвой этой торговли», — пишет Галеано. Он отмечает, что, если в начале XX века на долю североамериканского капитала приходилось менее одной пятой прямых иностранных капиталовложений в Латинской Америке, то в 1970 г. эта доля была равна примерно трем четвертям. Нищенская заработная плата в Латинской Америке помогает поддерживать высокие доходы в США и Европе. По его свидетельству, за десять с небольшим часов работы североамериканский рабочий получает столько, сколько житель Рио–де–Жанейро за месяц. Зарплату выше той, которую получает за восьмичасовой рабочий день рабочий из Рио–де–Жанейро, англичанин и немец получают за работу меньше 30 минут. На международных рынках, где страна предлагает свое сырье, низкий уровень заработной платы в Латинской Америке переводится на язык низких цен, чтобы обогатить покупателя сырья. Главным продуктом экспорта Латинской Америки по–прежнему остаются её дешевые рабочие руки. В Гаити дети работают за 1 доллар в день, собирая кассеты и электронные приборы. Заработки африканские — цены европейские. «Республика Фольксваген» по своей сути не отличается от «банановой республики», — заметил Дарси Рибейро.
«Однако всякий раз, как империализм начинает восхвалять собственные достоинства, надо срочно проверять содержание своих карманов», — предупреждает Галеано. Капиталовложения и займы он называет «смирительной рубашкой международного разделения труда». Международная «благотворительность» США обогащает только «благодетеля». Североамериканская экономика помогает самой себе. «Много кинжалов спрятано под плащом помощи бедным странам».
«Золотой дождь, орошающий центры империалистической власти, превращает в болото её обширные окраины. И согласно тому же закону симметрии, благосостояние наших правящих классов — правящей внутри, хотя подчиненных внешним силам — оборачивается проклятием для наших масс, обреченных влачить жизнь вьючных животных», — пишет Галеано.
Структура современной промышленности в трех самых крупных «полюсах развития» Латинской Америки — Аргентине, Бразилии и Мексике — демонстрирует, что североамериканские капиталы концентрируются в Латинской Америке в более ярко выраженной форме, чем в самих Соединенных Штатах; горстка предприятий контролирует значительное большинство инвестиций. Для них нация — не более чем препятствие, которое надо преодолеть, потому что иной раз суверенитет мешает. «Латинская Америка поставляет и пережевывает пищу, а Соединенные Штаты только открывают рот». В США особенно очевидным образом прослеживается совпадение интересов частных монополий и государственного аппарата. США посылают в Латинскую Америку своих морских пехотинцев, чтобы спасти доллары своих монополий, когда им грозит опасность. Но чаще они засылают туда своих технократов и займы, чтобы расширить свою торговлю и обеспечить себя сырьем. В 1965 г. Роберт Кампос, экономический советник диктатора Кастело Бранко, заявил: «Эра лидеров, отмеченных харизматическими свойствами и с романтическим нимбом, уступает место технократии».
Страны Латинской Америки до недавнего времени были неспособны создать собственную технологию для обеспечения своего развития. «Зависимая индустриализация» усиливает региональную и социальную концентрацию доходов. Создаваемое богатство не распространяется на всю страну и на все общество, а только укрепляет существующее неравенство. Слаборазвитость — это «следствие капиталистического развития в наших условиях», — заметил Галеано.
Но даже тогда, когда какое–либо латиноамериканское государство становится хозяином главного богатства страны, стоит спросить, как советует Галеано, а кто является хозяином государства? Национализация основных ресурсов не ведет сама по себе к перераспределению дохода в пользу большинства и не обязательно ставит под угрозу власть и привилегии господствующего меньшинства. «От несварения желудка можно умереть точно так же, как и от голода», — заметил современный венесуэльский политик Хуан Пабло Перес Альфонсо. Вместе с тем французский писатель Анатоль Франс в свое время замечательно сказал, что закон в его величественном равноправии запрещает как богатому, так и бедному спать под мостом, просить милостыню на улицах и красть хлеб.
Примеры Аргентины, Чили, Уругвая в 70‑х годах XX века заставляют задуматься над тем, «устроит ли нас инвалидное кресло в дар от тех, кто делает нас паралитиками?», — спрашивает Галеано. «Диктаторы, истязатели, инквизиторы — все это служащие террора, подобно тому, как на почте и в банках имеются свои служащие. И террор применяется не потому, что речь идет о заговоре людей с извращенными наклонностями, а потому, что он кому–то необходим».
В странах Латинской Америки не существовало бы пыток, если бы они не были действенны; а формальная демократия продолжала бы существовать, если бы были гарантии, что она не выйдет из–под контроля тех, кто сосредоточил власть в своих руках. «Отношение жертвы и палача стали порочным кругом у нас: непрекращающиеся унижения стали системой и они диктуются международными рынками, финансовыми центрами — повсюду, вплоть до дома каждого гражданина. …Этот порочный круг действует удивительно четко: внешний долг и иностранные инвестиции заставляют увеличивать экспорт, поступления от которого сами же и поглощают. А задачу эту нельзя выполнить, соблюдая приличия и хорошие манеры. Для того чтобы латиноамериканские трудящиеся выполняли роль заложников чужого процветания, их нужно содержать как узников, где бы они ни находились — по ту или по другую сторону тюремных решеток. …В Латинской Америке оказалось более гигиеничным и эффективным убивать партизан в материнской утробе, а не на улицах и в горах», — замечает Галеано.
Цитируя последние слова Симона Боливара: «Никогда мы не будем счастливы, никогда!» — он пишет: «Наш архипелаг наций, не связанных между собой, появился как следствие раскола нашего национального единства. Когда народы с оружием в руках завоевали независимость, Латинская Америка возникла на арене истории, объединенная общими традициями, она была территориально едина и говорила в основном на двух языках общего происхождения — испанском и португальском. Но нам не хватало… одного из важнейших условий для того, чтобы создать единую великую нацию: нам не хватало экономической общности. …Латинская Америка рождалась как единое целое в воображении и надеждах Симона Боливара, Хосе Артигаса и Хосе де Сан — Мартина, но заранее была обречена на раздробление самой уродливостью колониальной системы».
«Призраки всех задушенных и преданных революций нашей мучительной латиноамериканской истории напоминают о себе в переживаемой сегодня действительности, так же как сама эта сегодняшняя действительность предчувствовалась в прошлом и порождалась его противоречиями, — пишет Галеано. — История — это пророк, взор которого обращен вспять: по тому, что было, и вопреки тому, что было, он предсказывает то, что будет».
