— Я тебя смущаю? — спросил Лапидус.

— Нам некогда, — сказала Эвелина, — нам надо уезжать.

— Куда? — удивился Лапидус.

— Тебе нравится этот город? — ответила вопросом на вопрос Эвелина.

— Нет, — сказал Лапидус и поморщился.

— Тогда одевайся, чем быстрее — тем лучше!

Лапидус послушно начал одеваться.

— Они одеваются! — говорила девушка юноше. — Они одеваются и сейчас пойдут на улицу…

— Кто куда, — подхватил юноша, — кто на работу, кто — в поисках работы…

Лапидус опять поморщился. Он был уже в штанах и рубашке с короткими рукавами, оставалось застегнуть на рубашке пуговицы.

— Отлично, — сказала Эвелина, — теперь — пакет.

— Какой? — удивился Лапидус.

— Тот самый! — сказала Эвелина.

— Его нет! — сказал Лапидус.

— Он в столе, — сказала Эвелина и подмигнула, — открой второй ящик сверху.

Лапидус застегнул последнюю пуговицу и наклонился к столу. Четыре ящика, первый, второй, третий, четвертый, второй сверху идет сразу после первого. Лапидус открыл ящик и обнаружил, что он забит старыми журналами и какими–то папками с бумагами.

— На самом дне, — сказала Эвелина, — сразу найдешь.

— Может, нам всем поехать за город? — спросила девушка.

— На реку, — подхватил юноша, — давайте–ка, все поедем сегодня за город, на реку…

— Сегодня среда, — сказала девушка, — рабочий день…

— Ну и что? — сказал юноша. — Среда — почти то же, что суббота, так же начинается на «с»

Лапидус засунул руку под эту кипу журналов и папок и нащупал что–то твердое и продолговатое, упакованное в картон.

— Верно, — сказала Эвелина, — это он!

Лапидус достал пакет из ящика. Даже не пакет — что–то в картонной коробке, похожей на коробку из–под видеокассеты. Заклеенный клейкой лентой коричневый картон, никаких надписей.

— В полдевятого будь на улице, — сказала Эвелина, — я заберу тебя на машине и мы сразу поедем, понял?

Лапидус посмотрел на экран монитора. Тот мерцал странным глубоким светом, никакой Эвелины на нем не было.

— Эй! — сказал Лапидус.

— Что — эй? — спросили его из телевизора.

— Вы мне надоели! — сказал Лапидус.

— Выключи! — посоветовала ему девушка.

Лапидус ничего не ответил, он крутил в руках пакет и пытался понять, как тот оказался у него в руках.

— Открой, — сказал юноша.

— Зачем? — спросил Лапидус.

— Интересно, — сказала девушка и добавила: — А тебе интересно?

Лапидус опять посмотрел на монитор компьютера. Тот стал черным, изредка по нему пролетали звездочки.

— Время, — сказал Лапидус, — сколько сейчас времени?

— Восемь пятнадцать, — сказала девушка, — тебя ждут через пятнадцать минут.

— Успею? — спросил Лапидус.

— Успеешь! — сказал юноша.

Лапидус крутил пакет в руках и думал, как его открыть. Пакет был плотно обклеен лентой, так плотно, что Лапидус не мог ее отодрать руками.

— Ножницы, — сказала девушка, — посмотри в столе ножницы.

— Где? — переспросил Лапидус.

— В верхнем ящике, — посоветовал юноша, — скорее всего они там!

Лапидус открыл верхний ящик стола и достал ножницы. Надрезал край пакета и положил ножницы обратно. В пакете лежала видеокассета. Простая бытовая видеокассета, которую Лапидус достал из пакета. Из пакета выпала видеокассета, выпорхнула, вывалилась, вылетела.

На бумажном ярлычке от руки, фломастером, было нацарапано: «Indileto».

— Боже, — сказал Лапидус и ему опять стало тошно.

Утро второго июня напомнило о себе утром третьего июня.

— Не бойся, — сказала девушка, — и торопись!

— Восемь двадцать, — сказал юноша, тебе скоро выходить!

— Я вас выключу! — сказал Лапидус.

— Конечно, — сказала девушка, — только посмей!

— Вы меня достали! — сказал Лапидус.

— Мы его достали! — тем же тоном передразнил его юноша.

Лапидус вставил кассету в видеомагнитофон и переключил телевизор на видео.

У него оставалось десять минут, через десять минут Эвелина должна подъехать за ним на машине. Скорее всего, той самой, большой и синего цвета. И они уедут из Бурга, может быть, что навсегда.

Лапидус нажал «play», пошло черно–белое изображение, будто снятое скрытой камерой.

Троллейбусная остановка, судя по всему, утро. Среднее утро, то есть в районе восьми часов. Не раннее, не позднее, а именно, что среднее. На остановке стоят люди, среди них Лапидус увидел Лапидуса. Лапидус стоял на остановке и готовился сесть в троллейбус. Вот троллейбус появился, вот он начал притормаживать. Лапидус смотрел на то, как Лапидус на экране садится не в тот троллейбус. Лапидусу захотелось взять в руки пулемет и разнести вдребезги телевизор.

Но пулемета под рукой не было, как не было ни автомата, ни маленького эвелининого пистолета, ни даже подводного ружья.

Лапидус представил, как он стреляет в телевизор из подводного ружья. Длинной металлической стрелой из хорошей, качественной стали. Может быть, что титановой. Стрела дзинькает и вонзается в центр экрана. Как раз в самом центре экрана Лапидус сейчас заходит в двери троллейбуса. Стрела попадает в Лапидуса, экран с грохотом разлетается, из телевизора валят искры и дым.

Лапидус смотрел, как двери троллейбуса закрылись и троллейбус отъехал от остановки. Камера переместилась внутрь троллейбуса и Лапидус увидел, как Лапидус пробирается по проходу, увертываясь от очередного рюкзака очередного дачника. А затем Лапидус увидел двух одинаковых мужчин, которые пристально смотрели на Лапидуса.

И тогда Лапидус выстрелил в телевизор.

Экран разлетелся вдребезги, Лапидус облегченно вздохнул.

Все это было вчера, но сейчас все уже по–другому. Лапидус опять подумал, что он выбрался из зоны неудач, а значит, что его Бог про него не забыл. И вообще — пора на улицу, уже почти восемь тридцать.

Лапидус вытащил кассету из магнитофона, засунул обратно в пакет, посмотрел еще раз на постель, в которой ему удалось поспать всего каких–то пятнадцать минут, и вышел из квартиры.

Захлопнул дверь, нажал кнопку лифта, сел в лифт, нажал на копку первого этажа и закрыл глаза.

Лапидус считал то ли этажи, то ли секунды. За сколько секунд лифт проходит один этаж. Лифт шел без остановок, так что у Лапидуса получилась ровно минута, хотя он понимал, что на самом деле все обстояло не так.

Дверь подъезда была широко распахнута. За дверью ослепительно светило солнце.

Лапидус вышел на улицу и осмотрелся. Обычный двор с обычными утренними обитателями. У соседнего подъезда пожилой мужчина выгуливал старого пуделя, пудель посмотрел на Лапидуса и тявкнул.

Лапидус прошел мимо мужчины, завернул за угол и вышел на улицу.

По улице проезжали машины, по тротуару шли люди. Лапидус опять отчего–то улыбнулся, он подумал, что больше никогда не увидит ни этой улицы, ни этих людей. Сейчас подъедет синяя машина, он сядет на переднее сиденье, рядом с Эвелиной, и они поедут прочь — куда глаза глядят, прочь от города, прочь от Бурга. Навсегда. Лапидус покатал во рту это слово, оно ему понравилось, и он решил его не выплевывать, а проглотить. Спустить вниз по пищеводу и уютно разместить в желудке. Навсегда. Пилюля красного цвета. Замечательный и полезный витамин.

Лапидус сглотнул, витамин покатился по пищеводу вниз. Лапидус опять улыбнулся и посмотрел на небо.

Оно было очень синим и очень добрым. Ни одного облачка. Такое небо непременно понравилось бы Манго — Манго, если бы Манго — Манго был жив. Но Манго — Манго убили, минувшей ночью. Лапидус нашел его ранним утром и скормил пираньям. Так что Манго — Манго никогда больше не увидит такого замечательного неба. Лапидус вздохнул и посмотрел на дорогу.

Синей машины не было видно, Лапидус опять вздохнул и сел на корточки у самой обочины. Отчего–то ему вспомнился тот клип, который они с Эвелиной сегодня утром видели по телевизору. Клип, в котором Манго — Манго шел под октябрьским снегом по примерно такой же дороге и пел песню про то, что «Двадцать два очка… И быстро падающие слова… И еще пятьдесят за те письма, что ты прочитал… Если хочешь, можешь идти дальше, если хочешь, можешь оставаться…Что с того, что мы с тобою меченые надписью зеленой краской «индилето»…