— Эй, — послышался голос Манго — Манго, — вы там что, по второму разу?

— Великий Бог! — сказал Лапидус, крепко сжимая Эвелину в объятиях, — прими от меня в жертву эту женщину, ты спас меня, я должен отблагодарить тебя за спасение!

— Дурак! — сказала Эвелина, вырвалась из объятий и сильно ударила Лапидуса кулаком в пах.

Лапидус лежал на полу и смотрел вверх.

Вверху белесо светила одинокая невзрачная лампа.

— Время! — сказала Эвелина.

— Что — время? — спросил у нее Манго — Манго.

— Сколько сейчас времени? — так же повелительно спросила Эвелина.

— Час ночи, — прислушавшись, ответил Манго — Манго.

— Откуда ты знаешь? — поинтересовалась Эвелина.

— Тик–так, — проговорил Манго — Манго, — тик–так…

Свет начал неприятно резать Лапидусу глаза, и Лапидус моргнул.

— Не смей, — сердито сказала Эвелина, — лежи спокойно!

— Он и так лежит спокойно, — сказал Манго — Манго, — ты мне только объясни — зачем надо было его связывать?

— Он не связан, — ответила Эвелина, — это тебе кажется!

— Тик–так, — вновь проговорил Манго — Манго, — тик–так…

Лапидус почувствовал, как во рту у него стало сухо и противно. Он лежал на спине и все так же смотрел вверх. Вверху были Эвелина и Манго — Манго. Они были вверху, Лапидус был внизу, а когда он смотрел вверх, то ему хотелось делать то, что было запрещено — Лапидусу хотелось моргать.

— Он моргает! — сказал Манго — Манго.

— Значит, жив! — ответила Эвелина и как–то очень хитро улыбнулась.

Лапидус хорошо знал, что сейчас должно последовать. Точнее, если и не знал, то чувствовал. Он видел это не раз, когда смотрел телевизор — один лежит, двое наклонились над ним, сейчас у одного из двоих в руках окажется марля, пропитанная какой–нибудь специальной жидкостью, смоченная в растворе, марля с запахом. Лапидус принюхался.

— Зачем тебе все это? — внезапно спросил Манго — Манго.

— Что — это? — каким–то очень легкомысленным тоном переспросила Эвелина.

Лапидус почувствовал, что от марли, которую Эвелина держала в руках, действительно пахло. Крепко и терпко. Так крепко и так терпко, что сразу же закружилась голова.

— Чего ты от него добиваешься? — уточнил свой вопрос Манго — Манго.

— Он знает, чего! — сурово проговорила Эвелина и еще ниже склонилась к Лапидусу.

Лапидус закрутил головой. Он знал, что ему любой ценой надо избежать соприкосновения с этим запахом. Что это? Эфир, хлороформ? Неужели ничего приличнее она не нашла? Лапидус еще раз втянул в себя воздух, голова совсем пошла кругом.

— Пакет, — сказала Эвелина, — у него должен быть этот проклятый пакет!

— Пакет, пакет! — передразнил ее Манго — Манго, — а если никакого пакета так и не было?

— Тогда плохо! — сказала Эвелина и добавила: — Тогда очень плохо!

«Хуже, чем есть, не будет!», — подумал Лапидус, в очередной раз пытаясь ускользнуть от марлевого намордника, терпко пахнущего то ли эфиром, то ли хлороформом. Так пахнут подмерзшие листья в конце сентября. Утренние подмерзшие листья. Голова кружится и сердце дает сбой.

«Сердце, — подумал Лапидус, — сейчас я потеряю сознание и они возьмутся за мое сердце. Точнее, не они. Она…»

Она — то есть Эвелина. Женщина–врач со скальпелем в руках. Лапидусу стало весело. Он лежал на спине и смотрел вверх. Вверху были Эвелина и Манго — Манго, сознание у Лапидуса давно отсутствовало, но он, на удивление, воспринимал все намного отчетливее, чем тогда, когда Манго — Манго сказал «тик–так».

— Тик–так, — повторил опять Манго — Манго и добавил: — Уже десять минут второго…

— Ты уверен? — спросила Эвелина.

— Нет, не уверен, — ответил Манго — Манго, — я уверен только в одном: никакого пакета нет, а он — меченый….

— Почему? — тем же тоном спросила Эвелина.

— Потому, что он в это поверил, — сказал Манго — Манго, — он даже не удивился, когда я ему сказал об этом…

— А чего ему было удивляться? — поинтересовалась Эвелина. — Да и что такого ты ему сказал?

— Двадцать два, — пропел Манго — Манго, — двадцать два очка… И быстро падающие слова… И еще пятьдесят за те письма, что ты прочитал…

— Не читал я никаких писем! — пробормотал Лапидус.

— Ну да, — сказала Эвелина, — ты и пакета никакого не видел!

— Не видел! — закивал головой Лапидус, со страхом смотря на то, как марлевая повязка опять приближается к его лицу. И опять этот запах. Вкусный запах. То ли эфира, то ли хлороформа. Вкусный и свежий. Как осенние подмороженные листья. Таким запахом умерщвляют бабочек и прочих жуков. То есть, жуков и бабочек. Энтомология, подумал Лапидус, наука о насекомых. Маленький Лапидус любил ловить жуков и бабочек, подумал лежащий на полу Лапидус и опять посмотрел вверх.

Эвелина держала в руках скальпель. У Эвелины, которая держала в руках скальпель, было лицо начальницы — Лапидус опять моргнул и Эвелина снова стала Эвелиной, она не могла быть начальницей хотя бы потому, что у начальницы не было синей машины.

— Двадцать два, — вдруг как–то совершенно оглашенно завопил Манго — Манго…

Эвелина взмахнула скальпелем.

— Подожди, — сказал, оборвав вытье, Манго — Манго, — ты уверена, что это необходимо?

— Мне нужен пакет, — сказала Эвелина, — мне нужен этот пакет любой ценой. Если я не достану этот пакет, то меня убьют, а мне этого не хочется…

— И чего ты сейчас добиваешься? — тем же тоном спросил Манго — Манго.

— Я хочу посмотреть его душу, — сказала Эвелина, — я только взгляну на нее и тогда буду знать точно: был пакет или его на самом деле не было…

Лапидус опять закрутил головой. Так же крутились над летними цветками бабочки, которых ловил маленький Лапидус. Маленький Лапидус шел с сачком по обочине лесной дороги и вспугивал бабочек, они крутились и кружились над цветками, а Лапидус выбирал ту, что посимпатичнее. Маленький Лапидус любил запах эфира, потому что от запаха эфира бабочки успокаивались и падали на дно морилки. Запах эфира напоминал маленькому Лапидусу запах лета, потому что бабочки крутились над цветками летом. Впрочем, как под ногами ползали и жуки. Жуки тоже успокаивались от запаха эфира, как сейчас успокаивался от него большой Лапидус. Он лежал на дне гигантской морилки и его руки и ноги уже почти не подрагивали, еще мгновение–другое, и тогда Эвелине будет несложно сделать скальпелем разрез. Она сделает разрез и Лапидус ничего не почувствует.

— Начнем? — спросила Эвелина у Манго — Манго.

— Он не выдержит, — сказал Манго — Манго, — он не выдержит и умрет, он умрет и ты возьмешь грех на душу, ты хочешь взять грех на душу?

— Я и так грешна, — сказала Эвелина и опять взмахнула скальпелем, а что, ты не грешен?

— Грех греху рознь, — сказал Манго — Манго тем же тоном, что незадолго до этого говорил «тик–так», — если он умрет, то ты возьмешь на себя очень большой грех, тебе это надо?

— Мне нужен пакет! — тем же безумным тоном проговорила Эвелина и провела скальпелем по груди Лапидуса. Сверху вниз, начав чуть ниже горла и добравшись почти до пупка.

Лапидус замотал головой. Иногда бабочкам не нравился запах эфира и они начинали биться о стенки морилки. Как–то раз одной удалось выскользнуть из широкого горлышка, которое маленький Лапидус не успел заткнуть толстой пробкой. В толстую пробку была вставлена медная трубочка. А в трубочке находилась ваточка. Ваточка была пропитана эфиром, хотя иногда — когда эфира не было — маленький Лапидус смачивал ее хлороформом. И эфир, и хлороформ маленький Лапидус добывал у матери. Но в тот раз бабочка выскользнула, почувствовав запах еще до того, как маленький Лапидус заткнул широкое горлышко коричневой пробкой с медной трубочкой.

— Лежи спокойно, — проговорила как–то очень нежно Эвелина, когда большой Лапидус дернулся от прикосновения скальпеля. Лапидус смотрел на Эвелину и, одурманенный то ли эфиром, то ли хлороформом, почувствовал вдруг необычайный прилив нежности к этой женщине со скальпелем в руках. Он даже был готов отдать ей пакет, которого никогда и в глаза не видел. Если он ей нужен, то пусть забирает, подумал Лапидус, мне с ним все равно делать нечего, да и потом — я ведь не знаю, что там внутри.