— Ну, греби же, — снова крикнул Манго — Манго.

Лапидус греб. Хотя это было бесполезно.

Лапидус греб и выкрикивал какие–то слова, которые глохли и терялись в порывах ветра.

Лапидус ощущал необычайный восторг оттого, что сейчас ему действительно есть чего бояться, он никогда еще не чувствовал себя таким счастливым.

— Ну–ну, — опять раздался в шквальной темноте голос Манго — Манго, — и с чего это тебе так хорошо?

— Послушай, — проорал в ответ Лапидус, — чего ты ко мне пристал?

— Мне интересно, — сказал Манго — Манго, — мне интересно, что с тобой будет дальше, селянин!

— Ничего хорошего, — сказал Лапидус, — ничего хорошего со мной не будет! Вы все сделали так, чтобы ничего хорошего со мной не произошло.

— Ты уверен? — спросил Манго — Манго.

— Уверен, — горько сказал Лапидус, — вы все наполнили мою жизнь страхом!

— Ты повторяешься, — сказал Манго — Манго, — но ничего конкретного не говоришь, так не считается…

— Не говорю, — возмутился Лапидус, — а зачем? Что толку, если я скажу тебе, что боюсь телефонных будок?

— Это с чего ты их боишься? — удивился Манго — Манго.

— Тебя когда–нибудь дергало током в телефонной будке? — спросил, в свою очередь, Лапидус, — не дергало? А меня постоянно. Начинаешь кому–нибудь звонить, прикладываешь трубку, а тебя — дергает!

— А еще чего? — опять спросил Манго — Манго.

— Что — чего? — поинтересовался Лапидус.

— Ну, чего ты боишься еще?

— Двадцать два, — сказал Лапидус, — двадцать два очка…

— Ты это, — возмутился Манго — Манго, — ты меня не передразнивай, да и вообще — греби, а то лодка перевернется!

— Не перевернется, — сказал Лапидус, взмахивая в очередной раз веслом, — если бы Богу было угодно, то она бы давно перевернулась…

— Богу все равно, — сказал Манго — Манго, — ты что, еще не понял?

— И не хочу, — сказал Лапидус, — это все ты, двадцать два, двадцать два, какие–то письма, которые я прочитал! Не читал я никаких писем!

— Не какие–то, — обиделся Манго — Манго, — а конкретные. Помнишь? Двадцать два очка… И быстро падающие слова… И еще пятьдесят за те письма, что ты прочитал… Если хочешь, можешь идти дальше, если хочешь, можешь оставаться…Что с того, что мы с тобою меченые надписью зеленой краской «индилето»…

— Слушай, — сказал Лапидус, — я не хочу больше идти дальше, я хочу остановиться. Я со вчерашнего утра все куда–то иду и иду, почти не спал, ел в последний раз черт знает когда, а все иду и иду, знаешь, мне это надоело!

— Мне тоже, — сказал Манго — Манго, — но это не от меня зависит, и не от тебя. Мы с тобою меченые — пойми это, наконец…

Лапидус вздохнул и бросил весло. В той стороне, где был Бург, стало потихоньку проясняться. Гроза отступила от Бурга, третья гроза за эти сутки. Сутки, поделенные грозой на три почти равные части. Хотя, впрочем, не равные. Одна была вчерашним утром, вторая — минувшим вечером, третья — под новое утро. Еще про одну он давно забыл.

— Сколько времени? — спросил Лапидус.

— Без пятнадцати четыре, — ответила ему Эвелина.

— А ты откуда взялась? — поинтересовался Лапидус.

— Ниоткуда, — сказала Эвелина, — я просто в тебе, сейчас я в тебе и говорю, сколько времени.

— Ну и сколько же? — опять поинтересовался Лапидус.

— Тебе надо точно?

— Точно! — сказал Лапидус.

— Три часа сорок шесть минут утра, — сообщила точное время Эвелина и замолкла.

— Доволен? — спросил Манго — Манго.

— Чем? — переспросил Лапидус.

— Тем, что у тебя еще есть четыре часа в запасе, до восьми утра…

— Не знаю, — сказал Лапидус и посмотрел в небо. Иероглифов больше не было, шквал сдох так же быстро, как и ожил.

Лодка до половины была заполнена водой, но, хотя и намного медленнее, все так же плыла вниз по течению.

— Спасибо! — сказал Лапидус, посмотрев в небо.

Ответа, естественно, он не дождался, но на ответ Лапидус и не рассчитывал.

«Я живой, — подумал Лапидус, — лодка не перевернулась, и я живой. Я не утопленник, я все еще куда–то плыву. Плыву, бегу, иду, ползу. Самое главное, что я — живой!»

Над водой курился туман. Вода была неподвижна и опять напоминала стекло. С минуты на минуту должно было взойти солнце. Лапидусу надоело сидеть в наполовину заполненной водой лодке и он начал думать, куда бы пристать.

Бург за кормой уже исчез, растворился, стал тенью прошедшей ночи. Лапидус смотрел то на левый берег, то на правый. Места, отчего–то, были знакомые — Лапидус уже был здесь, и совсем недавно, суток не прошло.

— Еще бы, — сказала ему Эвелина, — ты здесь не был. Вспомни!

Лапидус вспомнил.

Он вспомнил, как вчера днем ловил здесь с Манго — Манго пираний и как Манго — Манго варил из этих пираний уху, одна пиранья, две пираньи, три пираньи… Где–то здесь, почти рядом, надо проплыть еще метров двадцать, потом река повернет налево, а вместе с ней повернет и Лапидус. Уже можно не грести, течение само сделает свое дело.

Река повернула налево, вместе с рекой повернул и Лапидус. В этот самый момент над рекой появилась узенькая полоска рассвета, розовая, как ей и положено. Лапидус облегченно вздохнул, можно бояться телефонных будок, можно бояться глянцевых журналов, можно — маленьких зеленых человечков, но хуже всего бояться темноты.

— А почему глянцевых журналов? — спросила его Эвелина.

Лапидус задумался. Лодка тихонько качалась на слабой утренней волне.

— Ну так почему? — вновь спросила Эвелина.

— Они какие–то острые, — сказал, подумав мгновение, Лапидус, — ими можно порезаться.

— А ты что, уже ими резался? — поинтересовалась Эвелина.

— Нет, но я знаю, что ими можно порезаться, потому я их и не читаю.

— А маленькие зеленые человечки?

— Я их не боюсь, — сказал Лапидус, — их другие боятся…

— А темноты?

— Уже рассвело, — сказал Лапидус, — видишь?

— Вижу, — сказала Эвелина.

Лодка внезапно остановилась напротив той самой укромной бухточки, где Лапидус с Манго — Манго вчера днем варили уху. Вода в реке была прозрачной, было видно, как пираньи поднимались к поверхности в поисках завтрака. Лучшим завтраком, конечно, для них был бы Лапидус, но Лапидус понимал это и не собирался лезть в воду. Он снова взял в руки весло и потихоньку начал заворачивать к берегу. Удавалось это с трудом, но удавалось, гребок по одну сторону, переворот весла, гребок по другую, опять переворот, Лапидус ушел от бабушки, Лапидус ушел от дедушки, Лапидус ушел от начальницы, Лапидус ушел от Эвелины, Лапидус ушел от Манго — Манго, Лапидус от всех ушел, а прежде всего, он ушел от Бурга, город остался там, за поворотом, впал в утреннюю кому после ночного безумия, фонари погасли, машины остановились, рассвет, розовая полоса над горизонтом, в небе ни одного иероглифа, все тихо и спокойно, три грозы за какие–то сутки, Лапидус опять взмахнул веслом, лодка продвинулась чуть вперед, теперь весло надо перевернуть, жаль, что второе треснуло и сломалось, греб бы сейчас двумя веслами, быстрее бы пристал к берегу, к тому самому, на котором кто–то совсем недавно жег костер, да не кто–то, скорее всего — Манго — Манго, жег костер и ждал Лапидуса, вымокшего в этой ночной буре, можно, конечно, прыгнуть в воду, до берега всего десять метров, но пираньи поднимаются к поверхности, славные зубастые рыбки, сколько надо таких рыбок, чтобы обглодать Лапидуса до костей, подумал Лапидус, и решил, что не меньше десяти. А может, что и пятнадцати. То есть, или десять крупных, или пятнадцать поменьше.

Лодка была уже прямо напротив все еще дымящегося костра.

Манго — Манго нигде не было видно, только маленькая бухточка, кусочек песчаной косы и дымящиеся уголья костра.

Лапидус еще раз внимательно посмотрел вокруг: правый берег реки, левый берег, заросли тальника и ивы, восходящее солнце, безоблачное, лишенное всех своих зловещих иероглифов небо. И никаких следов Манго — Манго!

Лапидус опять покрепче взял в руки весло и начал подгребать к берегу, осталось десять метров, восемь, семь, дно уже видно, уютное, песчаное дно с маленькими черными ракушками. На ракушках — водоросли, желто–зеленые водоросли на маленьких черных ракушках, но в воду все равно нельзя, надо подгрести к самому берегу, совсем близко, так, чтобы прямо из лодки выпрыгнуть на берег, осталось еще пять метров, над угольями все еще курится дымок, Манго — Манго, наверное, пошел в лес, или спустился дальше по берегу — ловить пираний на завтрак. Лапидус снова опускает весло в воду, еще взмах, еще один, осталось три метра, два, один, лодка скрипнула на песке и остановилась.