— Ты бы поспал, что ли, — сказала Эвелина, — нам здесь все равно еще торчать.
— Сколько? — спросил Лапидус сквозь дрему.
— Сейчас половина двенадцатого, — посмотрела на часы Эвелина, — минут двадцать у нас есть.
— А что дальше?
— А дальше будем выбираться отсюда…
— Куда?
— Ты спи, спи, — сказала Эвелина, — куда–нибудь да выберемся!
И Лапидус уснул.
— Спишь? — спросил его Манго — Манго.
— Сплю, — сказал Лапидус.
— И что ты видишь во сне? — не унимался Манго — Манго.
— Не скажу, — грубо ответил Лапидус, поворачиваясь на правый бок, чтобы не храпеть.
— Вставай, вставай, — сказала ему бабушка, дед уже заждался.
Лапидус быстренько вылез из–под одеяла и посмотрел в окно. Было раннее июньское утро. Такое же раннее, как и сегодня, второго июня, когда он сел не в тот троллейбус. Да и день был тот же — второе июня. Хотя может, что и третье или четвертое. Лапидус уже не помнил.
— Ты идешь? — спросил его дед.
— Он идет, идет, — подтвердила Эвелина.
— Уже собрался! — сказал Манго — Манго.
Лапидус вышел на крыльцо, утреннее солнце слепило глаза.
— Может, дома останешься? — спросила бабушка. — А то день жарким будет…
— Нет, — мотнул головой Лапидус, — я ведь собрался!
Дед подождал, пока Лапидус спустится с крыльца. В руках у деда было ведро, в ведре лежал совок.
— А это зачем? — спросил Лапидус.
— Надо, — сказал дед, — ну что, идем?
И они пошли.
Вначале — через лес, потом свернули на тропинку, которая вела к узкоколейке. С каждой минутой становилось все жарче и жарче. Громко пели утренние птицы, Лапидус бежал по тропинке за дедом вприпрыжку, стараясь не споткнуться о толстые, узловатые корни.
Вдали раздался гудок.
— Поезд, — сказал дед.
— Поезд, — повторил Лапидус.
— Тебе осталось спать десять минут, — предупредила его Эвелина.
— Не мешай ему! — сказал Манго — Манго.
— Куда он идет, деда? — спросил деда Лапидус.
— На электростанцию, — ответил дед, — он везет торф.
— А зачем? — спросил маленький Лапидус.
— Чтобы был свет, — сказал дед и добавил: — Пошли быстрее, а то скоро совсем жарко станет!
И они вышли на узкоколейку.
Лес остался позади, по одну сторону узкоколейки шла колючая проволока, по другую — большая холмистая пустошь. Над пустошью летали птицы. Лапидус не знал, что это были за птицы, и были ли они в действительности тогда, когда он шел с дедом, перепрыгивая через шпалы, может, птицы сейчас ему снились, а тогда никаких птиц не было, как не было никогда этого чердака и этих надписей на бетонной стене, и этой крысы, в которую он не попал из маленького черного пистолета, и Эвелины, которая дала ему этот пистолетик, чтобы он выстрелил в крысу, которой никогда не было точно так же, как не было и птиц, летавших некогда над холмистой пустошью, что шла по одну сторону от узкоколейки, по которой шли сейчас Лапидус с дедом, которого уже давно не было в живых.
— Пора просыпаться, — сказала Эвелина.
— Еще пять минут, — попросил Лапидус, — я хочу досмотреть сон.
— Пусть спит, — сказал Манго — Манго, — за пять минут ничего не изменится в этом аду!
— Нам еще далеко, — спросил у деда начавший уставать Лапидус.
— Жарко?
— Нет.
— Тогда терпи! — И дед зашагал еще быстрее, а солнце стало палить еще жарче.
— Все! — сказала Эвелина. — Надо вставать!
Лапидус открыл глаза. Дед все так же шагал вдаль по узкоколейке, которой, как и деда, давно уже не было на свете. Зачем они тогда шли? Лапидус этого не помнил, помнил лишь, что было очень жарко и путь был долгим, дед нес ведро с совком, а Лапидус перепрыгивал через шпалы вслед за ним, по одну сторону была — как и во сне — ограда из колючей проволоки, а по другую — большая холмистая пустошь, которая впоследствии превратилась в болото. В этом болоте водились ондатры, это Лапидус тоже вспомнил.
— Проснулся? — спросила Эвелина.
Лапидус молча смотрел на стену.
Надписи на ней изменились, теперь вместо «ХОЧУ ЕБАТЬСЯ!» было написано «ВХОД В АД!», а вместо «ДВЕ БЛИЗНЯШКИ ПО УТРУ ТРАХАЛИСЬ КАК КЕНГУРУ!» и «ДВЕ БЛИЗНЯШКИ ОДИН ЧЛЕН ОТСОСАЛИ НАСОВСЕМ!» можно было прочитать всего два слова: «ОН ИДЕТ!»
— Кто идет? — спросил у Эвелины Лапидус.
— Тут же ясно написано, — раздраженно ответила Эвелина: — Он идет!
— Вот я и спрашиваю: кто это — он!
— Не знаю, — сказала Эвелина, — но надо сматываться!
— А куда? — спросил Лапидус, — в Испанию?
— Если бы был пакет… — все так же раздраженно сказала Эвелина, — тогда можно было бы и в Испанию, а сейчас… Пошли!
Лапидус послушно пошел вслед за Эвелиной, вот только еще раз обернувшись, чтобы посмотреть на стену. Она была бетонная и без всяких надписей, возле стены сидела довольная крыса и потирала лапки.
— Они нас ждут? — спросил Лапидус.
— Не знаю, — не поворачиваясь, ответила Эвелина, — будем надеяться, что нет.
— А на чем мы поедем?
— На машине, — сказала Эвелина.
— А если они ее заминировали?
— Тогда взорвемся! — огрызнулась Эвелина и добавила: — Ты много смотришь телевизор!
— Много! — согласился Лапидус.
— Вот я и говорю, — сказала Эвелина, заворачивая за какой–то угол, где, по всей видимости, должен был быть выход с чердака, — ты слишком много смотришь телевизор, а потому тебе и мерещится всякая чушь…
— Но ведь они могут заминировать машину!
— Могут, — согласилась Эвелина.
— И тогда мы взорвемся!
— Взорвемся, — опять согласилась Эвелина, подходя к выходу.
— Тогда при чем здесь телевизор? — спросил Лапидус.
— Господи, — сказала Эвелина, — как ты меня достал за сегодняшний день, ты бы знал!
— А он еще не кончился? — спросил Лапидус.
— Кто — он? — переспросила Эвелина.
— Сегодняшний день, — уточнил Лапидус.
Эвелина посмотрела на запястье. До полуночи оставалось две минуты, так как ее маленькие наручные часы показывали двадцать три пятьдесят восемь.
— Через две минуты наступит завтра, — сказала Эвелина, выбираясь с чердака на захламленную лестничную площадку то ли соседнего, то ли еще более дальнего подъезда.
— Ты в этом уверена? — спросил Лапидус.
— Уже наступил, — сказала Эвелина, поджидая, пока Лапидус не проделает тот же самый путь, что и она минуту назад.
— Кто наступил? — поинтересовался Лапидус, выбираясь с чердака на захламленную лестничную площадку то ли соседнего, то ли еще более дальнего подъезда.
— Следующий день, — сказала Эвелина. — Третье июня.
— И мы еще живы, — удивленно сказал сам себе Лапидус.
Эвелина нажала кнопку лифта.
Кнопка не зажглась.
— Блядство! — выругалась Эвелина. — Пешком придется!
— Мы еще живы! — опять повторил Лапидус, быстренько сбегая вслед за Эвелиной вниз по лестнице.
— Не топочи так, — приказала она, — а то пока жив, а потом — нет!
— Куда мы сейчас? — спросил Лапидус, когда они уже оказались во дворе, и Эвелина торопливо, отчего–то пригибаясь, как при обстреле, направилась к своей машине.
— Мне надо тебя спрятать, — сказала Эвелина, садясь в машину, — хотя бы до утра. До восьми утра…
— А почему до восьми? — спросил Лапидус.
— Когда все это у тебя началось? В восемь?
— Да, — сказал Лапидус, вчера, второго июня, в восемь утра я сел не в тот троллейбус, там еще…
— Давай быстрее, — оборвала его Эвелина, — а то сегодня никаких восьми утра уже не будет!
— Ну и где ты меня спрячешь? — спросил Лапидус, когда Эвелина уже выехала со двора на улицу.
— Я хочу тебя спрятать у себя на работе, — сказала Эвелина, — больше мне ничего пока не приходит в голову!
— А где у тебя работа? — поинтересовался Лапидус.
— Я работаю на телевидении! — ответила Эвелина, увеличивая скорость.
— Не могу вспомнить, — задумчиво проговорил Лапидус, — никак не могу вспомнить…
— Чего? — недовольно спросила Эвелина.
— Куда мы тогда шли с дедом по узкоколейке…
