— Через четыре, — сказала Эвелина, — как раз успеем, в десять должны звонить.
— Куда звонить? — спросил Лапидус.
— Домой, — ответила Эвелина и сбросила скорость.
— Мы едем ко мне домой? — уточнил Лапидус, чувствуя себя еще несчастней, чем час назад.
— К тебе, — подтвердила Эвелина.
— И мне будут звонить?
— Нет, звонить будут мне…
— Но ко мне домой? — уточнил Лапидус.
— Да, звонить будут мне, но к тебе домой…
— У меня дома есть нечего, — угрюмо сказал Лапидус.
Эвелина затормозила. Двери супермаркета вращались, в них входили и из них выходили поздние покупатели.
— Ты чего хочешь? — спросила Эвелина.
— Есть я хочу, все, что угодно! — сказал Лапидус.
— Сиди тихо, я быстро! — сказала Эвелина, взяла сумочку и вышла из машины.
Лапидус посмотрел в окно: Эвелина нырнула в супермаркет. Лапидус хорошо знал, что сейчас она встала на эскалатор и едет на второй этаж: продуктовый отдел был, почему–то, на втором этаже.
На часах было без десяти десять. Если Эвелина выйдет через пять минут, то они успеют к десяти, потому что дом Лапидуса был за углом. Вначале — супермаркет, поворачиваешь за угол — и дом Лапидуса. Только бы работал лифт, и тогда в десять они войдут в квартиру. Вот только зачем?
Лапидус попытался в очередной раз понять, что сегодня происходит и в очередной раз ничего не понял. «Индилето», вспомнил он дурацкое слово из песенки Манго — Манго. Сегодня лето, второе июня, то есть, еще самое его начало. Второго июня, в самом начале лета, он сел в восемь утра не в тот троллейбус и лето стало с приставкой «инди», вот только понять все равно ничего нельзя.
Лапидусу захотелось выйти из машины и размять ноги, он дернул за ручку машины, но она не открылась — Эвелина заперла его снаружи. Можно открыть окно и вылезти, но тогда с него спадет полотенце и он вновь окажется голым. Вот если бы сейчас пошел дождь, такой дождь, как с утра, то это было бы на руку — идет голый человек под дождем, чтобы одежда не мокла, а если одежды нет, то всем на это наплевать, потому что дождь и все бегут, чтобы не намокнуть.
И тут Лапидус понял, что домой к нему им не попасть, он выбросил одежду, а с ней и ключи. И все без толку, и звонок раздастся в пустой квартире.
Из вращающихся дверей супермаркета выпала Эвелина с большим пакетом. Она шла быстро, на часах уже было без шести десять.
— Бесполезно, — сказал Лапидус, когда Эвелина нырнула в машину.
— Что — бесполезно? — спросила Эвелина, заводя мотор.
— Я выбросил ключи от квартиры, — сказал Лапидус, когда машина тронулась с места, — вместе с одеждой.
Эвелина ничего не ответила, только лихо повернула руль влево и машина влетела во двор к Лапидусу.
— Я потерял ключи, — раздраженно повторил Лапидус, — нам нечем открыть дверь.
— Откроем, — сказала Эвелина, тормозя у подъезда Лапидуса так уверенно, будто тормозила здесь несколько раз в день. — Давай быстрее!
Она кинула ему пакет с продуктами, закрыла машину и вошла в подъезд первой. Лапидус, придерживая одной рукой полотенце на бедрах, а другой держа пакет с продуктами, проскользнул вслед за ней в лифт.
— Быстрее, — сказала Эвелина, не поворачиваясь, — не успеваем.
— Я здесь, — сказал Лапидус.
Эвелина нажала кнопку с цифрой «9». Двери лифта закрылись и лифт пополз вверх.
— Лампочку посильнее ввернуть не можете? — насмешливо спросила Эвелина у Лапидуса.
— Не знаю, — ответил Лапидус, — и вообще он редко ходит.
— Если сейчас застрянем, то это все! — сказала Эвелина.
— Почему? — спросил Лапидус.
— Потому, что звонить будут в десять! — сказала Эвелина.
Лифт остановился и двери открылись.
Эвелина достала из своей сумочки какой–то очень длинный ключ и начала открывать дверь.
Эвелина открывала дверь его квартиры, и Лапидус смотрел на это как–то очень спокойно и отстраненно.
Из этой квартиры, между прочим, он вышел еще утром, когда поехал в центр искать работу. Но вместо того, чтобы ее найти, он вляпался в чужой сюжет и сейчас стоял у дверей своей собственной квартиры, ключей от которой у него не было.
Дверь открылась, из двери доносился телефонный звонок. Настойчивый и с непривычным тембром. Эвелина побежала к телефону, Лапидус вошел в прихожую, поставил пакет, закрыл дверь и только потом включил свет.
Напротив него было зеркало и в зеркале отражался Лапидус, каким он стал.
Лапидус посмотрел на Лапидуса, и ему захотелось опять завыть.
Грязное чмо со свалявшимися и забитыми грязью волосами, в пляжном полотенце с аляповатыми цветами на бедрах.
Лапидус скинул полотенце и посмотрел на себя снова.
То же самое чмо, только абсолютно голое.
— Эксгибиционист! — сказала Эвелина, выходя из комнаты.
— Ты успела? — спросил Лапидус.
— Нет, — сказала Эвелина, — и это очень плохо. Они положили трубку прежде, чем я успела ее поднять.
— И что дальше? — спросил Лапидус.
— Не знаю, — сказала Эвелина, — но тебе надо идти в ванну. У тебя есть здесь ванна?
— У меня здесь есть ванна, — сказал Лапидус и внезапно почувствовал, как пол уходит у него из под ног.
— Что с тобой? — спросила Эвелина.
Лапидус рухнул на пол.
— Эй, — сказала Эвелина, — не смей!
Лапидус лежал на полу и пытался что–то сказать, но вместо слов изо рта шло сплошное бульканье.
— Еще этого не хватало! — сказала Эвелина и начала копаться в сумочке. Она вытаскивала из нее какие–то предметы, которые Лапидус, лежа на полу, не мог разглядеть, как не мог он отчетливо разглядеть и саму Эвелину, все было в тумане, ноги, юбка, блузка, руки, которые туманно доставали из туманной сумочки непонятные туманные предметы.
— Свалился ты на мою голову, урод! — пробормотала Эвелина, достав из сумочки ампулу и шприц.
Лапидус попытался что–то сказать, но опять вышло одно бульканье.
Эвелина наполнила шприц и склонилась к Лапидусу.
— Дай руку! — сказала она.
Лапидус замычал.
Эвелина взяла его левую руку и вколола шприц прямо в вену.
Лапидус опять замычал и замотал головой. Эвелина вытащила шприц из вены и сильно ударила Лапидуса по лицу.
Лапидус стукнулся головой об пол и потерял сознание.
Но оно сразу же вернулось, вот только все внезапно стало другим. Туман рассеялся и цвета изменились. Комната стала пурпурной и намного больше. Лапидус попытался опять встать и опять у него ничего не получилось.
— Ползи, — сказала Эвелина.
— Куда? — услышал Лапидус свой собственный голос, вот только был он каким–то очень низким и хрипловатым.
— В ванну ползи! — сказала Эвелина с плохо скрываемой яростью.
Лапидус пополз в ванну, минуя вход в пурпурную комнату, по розовому коридору, к двери серебристо–голубого оттенка.
Эвелина шла за ним и подгоняла пинками, Лапидусу было больно, но он ничего не мог поделать, он полз по коридору к серебристой двери с голубым оттенком, которая в той, другой жизни была матово–белой.
Он вполз в ванную и скукожился на полу в позе эмбриона.
Эвелина открыла воду.
— Залезай! — скомандовала она.
— Не могу! — услышал Лапидус свой голос.
— Идиот! — проговорила Эвелина и начала заталкивать его в ванну.
Он удивился, что она такая сильная. У нее были сильные руки, которые сделали ему больно.
Эвелина намылила губку и начала мыть Лапидуса. Он сидел на дне ванны, а Эвелина мыла его, и Лапидус подумал, что все не так уж и плохо в этой новой жизни, которая началась с того, что он сел не в тот троллейбус.
— В тот, — сказала Эвелина, — в тот самый! — и протянула ему губку. — Помой у себя.
Лапидус посмотрел на нее в недоумении.
— Промежность помой! — громко сказала Эвелина.
Лапидус взял губку, но он тотчас же выпала у него из рук.
— Боже, вот повезло! — сказала Эвелина и начала намыливать ему между ног.
Лапидус почувствовал, как туман в голове рассеивается и цвета становятся прежними. Эвелина намылила ему член, потом яйца, потом стала мылить ему задний проход.
