– У меня тут родственник, - сказал Шура часовому, приложив палец к губам. - Вон тот, длинный, у которого ухо разорвано. Хочу его обрадовать.

Пока его приятели небрежно-завистливо рассматривали найта, Чесс откинулся на траву и, заложив руки за голову, мирно дремал.

Кода Шура поднял Большое Жало, часовые предостерегающе вскинули свои копья.

Они были готовы броситься на найта.

Наконечник Большого Жала быстрее мысли ринулся к отдыхающему солдату. Острие пощекотало ребра почивающего Чесса, тут же вернувшись назад. Будто не замечая нацеленные в него копья, Шура гаркнул:

– Эй, охламон! Всю войну проспишь.

Долговязый солдат подхватился на ноги, хватаясь за меч. Его узкие черные глаза настороженно ощупывали ухмыляющегося найта.

– Спокойно, ребята, - Шура опустил копье. - Я лишь хочу поговорить с Чессом. Он мой родственник дальний. Приятель, ты не против отойти в сторонку, пошептаться? - Шура положил копье на коляску, показывая свободные руки.

Пограничники были бойцами опытными и знали, что если бы найт хотел на них напасть, то наверняка бы не остановил мотоцикл. Воин дороги не стал бы так легкомысленно подставлять себя на расстояние удара пехотного копья и тем более меча.

Продолжая опасливо коситься на незнакомого найта, Чесс подошел к мотоциклу.

– Садись, дружище, отъедем немного в сторонку. Ни к чему нам лишние уши.

Чесс осторожно присел на коляску.

– Через пять минут выдвигаемся, - крикнул вдогонку сержант.

– Чего хочешь? - спросил Чесс, когда "Планета" остановилась в метрах в двухстах от стоянки.

Шура снял шлем.

– А так узнаешь?

Солдат пристально вглядывался в лицо с глубокой вертикальной складкой на лбу, в короткий ежик волос, в паутину шрамов. Постепенно на лице Чесса зажигалось узнавание.

– Заморыш? - неуверенно прошептал он. - Побей меня Шварц Негер!

– Да, Жердина, да. Меня теперь называют "Оса", - улыбнулся Шура.

– Ух ты! - вскричал Чесс, и в его глазах зажглась зависть. - Добился таки своего, - хлопнул он ладонью по коляске.

– Есть такое. Ты как?

– А я все так же. Неважнецки. Иные копят денежки, о будущем помышляют. А я все жалование пропиваю. Жизнь и так коротка, чтобы хранить удовольствия на потом. Знаешь, я ведь уже сержантом был, да загулял как-то по первое число - и вот снова простым бойцом землю топчу. А ты много заколачиваешь?

– На бензин хватает.

– А тут война неважнецкая эта приспела. Помнишь еще баберов? Думаю, что борнийцы не страшнее наших варваров будут.

– Я видел их. Они сильны и умелы. Но не страшнее баберов, это точно.

– Разберемся как-нибудь. Да, наделал ты шороху, перед тем, как сбежать. Долго тебя вспоминали с благодарностью, что того стервеца неважнецкого завалил.

Со стоянки Чессу уже махали рукой.

– Ты не рассказывай обо мне, ладно? - попросил Шура.

– Не вопрос. Только Бадру и Ведичу расскажу, помнишь их? Они обрадуются, что у тебя все в масле. Это ж надо - Заморыш - и вдруг могучий найт, - Чесс ухмыльнулся. - Ну, мне пора. Свидимся еще, когда вражин разобьем.

– Конечно. Береги себя.

– Ты тоже.

Постепенно солдат на дороге становилось все больше. Двигаясь на восток, "Планета" обгоняла отряд за отрядом.

А навстречу голубому мотоциклу уныло тянулись люди, убегающие от войны и спасающие свой скарб. Кто нес узлы с вещами на спине, иные тянули за собой мотоблоки, на которые еще нагрузили мешков. Были и такие, кто вез поклажу на нехитрых возках, запряженных собаками.

– Да, видать несладко при борнийцах, раз бегут, - вслух размышлял Шура, глядя на вереницу разномастных беженцев.

Ночью Шуре снилась Альбина. Он вез рыжеволосую красавицу к своей юношеской мечте - к морю. Зага с ними не было, мотор "Планеты" молчал, а тянули ее запряженные Догер и Каннинг. Шура подгонял их ударами кнута. Альбина как раз хлопала в ладоши, глядя, как великие найты надрываются под грузом, когда Шуру опять разбудил громкий звук машин.

С дороги доносился шум моторов. Найт вскочил, так же как и Заг, и они напряженно смотрели на свет фар многих мотоциклов, идущих на запад.

Много мотоциклов ехало по дороге, несколько десятков.

– Да что ж это такое твориться? - пораженно шепнул Шура.

Это могли быть только борнийцы. С чего это их найты разъезжают стаями, словно они не свободные охотники, а какие-то дикие баберы?

– Загги, как бы нам не нарваться на этих красавцев?

– Назад повернуть.

– Нам же нужны деньги.

– Деньги ты потерял, когда рыжую отдал.

– Загги, дружище, ну не попрекай меня. Так надо было.

– Тогда нужно идти ночью. По малым окольным дорогам. Без фары. Ехать придется очень медленно, но будет безопаснее.

– А звук мотора?

– Мы чужие фары заметим раньше. Тогда и затихнем.

Езда в темноте оказалась не самым веселым развлечением. Когда опускалась ночь, "Планета" с выключенной фарой медленно выползала на дорогу и при свете звезд и Луны катилась на восток.

Загу приходилось пристально вглядываться в серую полосу впереди, чтобы не слететь с дороги, не заскочить в ров или въехать в дерево. Не глаза, и даже не слух, а опыт и чутье сейчас были ему помощниками. Четвертую скорость рулевой включал лишь когда луна щедро посылала свой свет им на помощь.

Бензина в коляске осталось всего две канистры.

Целиком полагаясь на рулевого, Шура не следил за дорогой, а оглядывался на все стороны, старясь разглядеть возможную опасность. Не блеснут ли где огни фар? Не подстерегают ли на дороге солдаты в пятнистых комбинезонах?

Две ночи они без происшествий крались по землям Хэма, избегая главных дорог, и только звук работающего двигателя выдавал мотоцикл в двигающихся по дороге темных очертаниях.

Третья ночь наступила раньше, чем обычно. С вечера облака затянули небо, сумерки быстро опустились на землю. Шура с Загом вытолкали мотоцикл из дневного укрытия в придорожных кустах, где, по очереди карауля, целый день отсыпались. Рыжий где-то носился по своим собачьим делам.

Дорога пошла плохая, вся в ямах с застоявшимися лужами. Под колесами постоянно слышался треск сухих подсолнечных палок. Заг на каждом скачке тихо поминал копов, но выбрать лучшее место для езды в темноте возможности не было - Луна предательски пряталась за облаками.

Несколько часов езды по кочкам здорово протрясли "Планету" и ее седоков. От постоянного покачивания Шура начал терять бдительность, голова его медленно клонилась на спину рулевого. Порой он лбом упирался в плечо Зага, после чего резко дергал головой и выпрямлялся, протирая глаза. Но через несколько минут снова начинал ронять голову.

Когда рулевой резко ударил по тормозам, Шура встрепенулся, думая, что это очередной скачок.

Тормозной барабан жалобно взвизгнул, мотоцикл чуть не въехал в еле различимую преграду.

Дорога оказалась перекрытой. На вкопанных по обе стороны рогатинах лежало бревно.

Шура еще приходил в себя, а Заг уже резко вывернул руль в сторону, мотоцикл ринулся влево. Найт буквально спиной почувствовал, как рядом с ним прошел наконечник копья. Сам он успел наугад рубануть Жалом по темному силуэту, бросающемуся справа, но не попал, как и нападавший.

Развернувшись, "Планета" начала набирать скорость. Сзади мотоцикл преследовали крики и звуки двух зарычавших моторов.

Голубая машина отчаянно прыгала по кочкам и рвам, а за ней уже мчались два длинных луча.

Стараясь удерживаться в трясущемся седле, Шура проворно отстегнул копье. Ночные схватки были не в новинку, им уже приходилось биться в темноте, когда впереди копий сначала фехтуют длинные лучи фар, стремясь ослепить друг друга. Но теперь "Планету" преследовали сразу два найта.

Рокотание "Чизетт" мчалось за убегающей "Планетой". Прятаться теперь не имело смысла и Заг включил фару.

Шура старался не оглядываться, чтобы догоняющие лучи не слепили глаза. Если дистанция станет критической, Заг вовремя сделает маневр, чтобы найт мог ударить копьем.