Когда cа'рк умер, Ба'кен опустил его на землю, чтобы извлечь нож.

— Тихий охотник, — прошептал он. — Недостаточно тихий.

Са’рки обычно были жилистыми и костлявыми, но этот выглядел особо истощенным, словно он не питался несколько дней. Питающийся каждый час хищник должен быть доведен до отчаяния, чтобы напасть на фемидского охотника в одиночку.

Ба’кен продолжил наблюдение.

Силуэт превратился в риггер — грубо сделанный танк на гусеничном ходу, что двигался по Скорийской равнине на скором ходу. Пепел клубился вслед за ним подобно зернистой пене морского прибоя. Частички потревоженной золы блестели на солнце, словно мухи. Выхлопные газы смешивались с колышущимся зноем в жирное маслянистое облако.

Вернув нож на голенище, Ба’кен приготовил болт-пистолет и покинул скалистое убежище. Спускаясь, он пригнулся, но двигался стремительно, чтобы обойти транспорт сбоку. Пыль и дымка поднимались с поверхности пустыни волнами достаточно высокими, чтобы скрыть воина. Игнейцы были в большинстве своём мирными, но в то же время они были кочевниками, способными напасть на одинокого путника. Осторожность сейчас была мудростью. Он не хотел, чтобы их пришлось убивать.

Вовсе не выглядя угрожающим, риггер начал останавливаться. Срочная нужда или же иная причина серьезно снизила его скорость.

Ба’кен был уже на расстоянии пятидесяти шагов, когда тягач остановился. Вблизи транспорт выглядел крепким и надёжным, но довольно потрёпанным. Это был большой корабль, неповоротливый, но всё еще действенный. Несколько бронепластин, укрывающих кабину и грузовую платформу, имели крупные прорехи. Повреждения были старыми, но вот следы огня вокруг хвоста и ходовой части казались довольно свежими. Массивные траки гусеницы были усилены сталью и находились в хорошем состоянии. Двигатель не был заглушен, что указывало на то, что причиной остановки стало вовсе не отсутствие топлива. Толстые шланги, покрытые грязью, но целые, выходили из ёмкостей, установленных в трех прицепах, соединенных с главным двигателем, и скрывались в камере сгорания.

Ба’кен оглядел окружение.

Горизонт цвета крови яросто пылал вдалеке, частично укрытый тенями. Острые, словно стрелы, горы опирались на безысходный пейзаж пепельных дюн, вулканических скал и обсидиановых вершин, что подобно стеклянным остриям копий выступали из земли. Вдали мелькали тени драконов и их молодняка. Крики существ заглушал непрерывных грохот вулканов, что выражали своё недовольство всплесками лавы и густыми облаками пыли с пеплом.

Ба’кен выпрямился, чтобы его могли видеть. Трепет, внушаемый воином, еще никогда не подводил. Было лишь одно «но»: он был в пустыне наедине с транспортом. Медленно идя вперёд, Саламандр постоянно переводил взгляд с остановившегося тягача на пыль под ногами. Эта часть Скорийской равнины была лишена всякой растительности, но угроза могла прийти даже снизу. Ведь в пустыне ямы рылись не только для сна.

— Покажитесь, — спокойным тоном произнес Ба’кен в сторону кабины.

Ответа не последовало, лишь двигатель издал металлический скрежет.

Пройдя еще десять шагов, воин позвал еще раз:

— Покажитесь, — уже жестче повторил он со скрытым предупреждением в голосе.

Обзорная часть кабины была выполнена из затемнённого армированного пластека. На материале было несколько трещин, но он всё еще скрывал водителя и пассажира. Аскетичные жилые отсеки за сидениями вполне могли послужить укрытием.

Горячий ветер приходил с Кислого моря и завывал в дюнах, принося с собой привкус соли и серы.

Подобравшись к кабине со стороны водителя, он навёл пистолет в сторону двери и распахнул её.

Внутри неподвижно лежал мужчина. Слабый запах чего-то похожего на сгнившее мясо висел в воздухе. Мужчине было от тридцати до сорока лет, как предположил скаут. Ба’кен осознал, что ему сложно определить возраст обычного смертного. Тело человека было покрыто племенными татуировками, а наряд позволял предположить, что мужчина был скотоводом или шахтером.

Кожа его была иссушена, как и у большинства игнейцев, а на лбу виднелся лёгкий порез. Кроме этой незначительной раны, Ба’кен не видел других повреждений, что могли бы привести к смерти.

Он опустил болт-пистолет.

Рядом с мужчиной лежало скорченное тело пассажира, и это оказалась женщина. Она была того же возраста и, судя по аналогичным татуировкам, принадлежала к той же этнической касте, что и мужчина. Еще один игнеец. Ба’кен предположил, что это были муж и жена.

Оглядевшись вокруг еще раз, он прислушался, пытаясь выделить что-нибудь, что выдало бы ловушку, а затем поднял оба тела и вынес наружу. Лишь когда жесткий свет солнца осветил их лица, воин заметил частичное обесцвечивание тканей вокруг глаз, носа и рта, что было неразличимо в полумраке кабины. Ба’кен провёл пальцем по внутренней части рта мужчины, чтобы определить состояние его внутренних органов.

Они были определенно мертвы — на пальце остался лишь черный пепел.

Жители Ноктюрна чуждались игнейцев, считая их бродягами и разносчиками болезней. Некоторые города-убежища торговали с этими кочевниками, но это проходило под строгим контролем. Тем не менее, Ба’кен никогда не слышал о подобном заболевании среди кочевников.

Шорох из глубины кабины заставил его отвлечься от размышлений и вскинуть оружие. Звук был крайне слабый, на грани возможностей восприятия его аугментированного внутреннего уха.

Взглянув на тела последний раз, Ба’кен медленно и тихо поднялся в кабину. Внутри стояла вонь пепла, а мягкое, но настойчивое завывание ветра нагоняло тоску. Раньше Саламандр почти не замечал этого запаха, считал его обычным смрадом равнины или же пепельных наносов, что приносил ветер с гор. Но внутри он был особенно сильный. Перебравшись через кожаное сидение водителя, Ба’кен ступил внутрь задних жилых отсеков. Он почувствовал прикосновение металлической перегородки к оголенному плечу, когда согнулся, пробираясь сквозь кучи скопившегося хлама. Куски брезента, шахтерское оборудование, контейнеры, канистры с горючим — всё это принадлежало двум гниющим мертвецам снаружи.

Сдвинув в сторону изорванную занавеску, Ба’кен повёл болт-пистолетом в сторону дальней стенки кабины. Звук доносился оттуда, и его источник явно пытался вести себя как можно тише, когда услышал вошедшего.

Из-под ноги Ба’кена раздался звук, словно что-то сломалось, и в тот же момент, когда он опустил взгляд, воин уловил резкое движение. У маленького суетливого существа он заметил проблеск бледной кожи.

Молниеносно, словно гадюка, Ба’кен перехватил неизвестного за тыльную часть шеи и поднял перед собой, чтобы взглянуть.

Это был ребенок, по щекам его бежали слёзы, оставляя на грязном лице светлые дорожки. Она оплакивала своих родителей, приглушенно всхлипывая в свой свернутый спальный мешок.

Девочка едва старше ребенка повисла в хватке Ба’кена. Почувствовав хруст под ногой, он посмотрел вниз. Это была деревянная статуэтка в виде ангелоподобной фигуры, облаченной в силовую броню. Ба’кен видел лицо огнерожденного в этом выточенном профиле. Одно крыло было сломано, когда он ненароком ступил на него.

Скаут взглянул на девочку, и та, боясь вздохнуть, в ужасе подняла на него глаза.

Ба’кен мог сражаться с воинами. Он мог выслеживать и убивать бесчисленных хищников пустыни. Но не ребенка…

— У нас нет крыльев, — это было всё, что он смог сказать.

У риггера осталась примерно половина запаса топлива, а двигатель был в полностью рабочем состоянии. Гусеничный трак оставил след достаточно глубокий, чтобы наносы пепла не замели его, а вот оба тела уже приобрели легкий серый оттенок.

— Они были твоей семьёй? — спросил Ба’кен.

Девочка сидела в тени тягача, обхватив поджатые к груди колени в защитном жесте. Она так и не сказала ни слова с тех пор, как Ба’кен забрал её из кабины.

Она кивнула.

Ба’кен также кивнул в надежде на лучший отклик.

— Что ж… — запинаясь, произнес он. — Мне жаль.