– А Ника? – тревожно спросил Алехандро.

– А что – Ника? – искренне удивился лейтенант.

– Ну, вдруг она чего-то не поймет, испугается или, не разобравшись, сразу встанет на сторону Верховного Навигатора?

Де Ретай ненадолго задумался:

– Будем надеяться, что Рыжую осенит божественное провидение и она все правильно воспримет!

– Тьфу на тебя, фаталист! – раздраженно дернул плечом виконт и демонстративно сплюнул на паркет.– И ты туда же! Как же вы все меня достали со своим тупым фанатизмом! Да никакая она не святая, понятно? Не святая! Это просто мы привыкли считать ее высшим существом, а на самом деле – она такая же, как все мы, обычная земная девушка.

Лейтенант недоверчиво покосился на наследника.

– Так-то оно, может, и так,– упрямо бормотнул он,– да только сдается мне, не по плечу обычной девчонке этакие дела – ну, там вечная жизнь и полеты абы куда на абы чем! Думается мне, она и сама нам еще немало чудес показать сумеет!

– Твои бы слова да Нике в уши… Ой, да что же это я говорю-то! – сорвался Алехандро.– Совсем вы меня своими суевериями заморочили. Все, хватит глупых разговоров – нам уже идти пора…

– Разговоры – они сами по себе,– продолжал убежденно ворчать себе под нос де Ретай, шагая следом за виконтом,– а Ника – отдельно, потому как не бывает у простофиль таких глаз, как у нашей святой на каждой статуе! Бойца-то – его по глазам завсегда видно…

Окончательно выведенный из терпения, Алехандро зашипел, словно рассерженный кот, и де Ретай наконец-то умолк, продолжая строптиво хмурить брови, ибо сей упертый вояка и не намеревался когда-либо усомниться в собственной правоте…

Сбежать с праздничной службы виконту не удалось. Вот и пришлось ему долгих два часа терпеть нудную тягомотину да переминаться с ноги на ногу возле батюшкиного кресла. Батюшке-то что? Принял на грудь пару бутылок вина и мирно прохрапел всю торжественную церемонию, а значит, оказался не в состоянии исполнить обязанности главы государства, и посему отдуваться за Герцога опять предстояло наследнику престола. Ворочать неподъемный том святого Писания, поклоны перед статуей святой Ники бить, задыхаясь от чада сжигаемых благовоний, и молитвам подпевать с самым благочестивым видом. Принимать от его высокопреосвященства Кардинала символические ключи от Небесных врат. А куда теперь денешься, если Кардинал украдкой, из-под полы парчовой мантии, кулак воспитаннику показывает! Мол, терпи, твоя светлость, работа у тебя такая. Попутно нагоняй от матушки получил, ибо оделся неподобающим празднику образом. Мужественно, ни разу не скосившись, игнорировал беглый огонь глазками, который усиленно вел по его венценосной особе целый батальон прелестных придворных фрейлин во главе с белокурой Маулвиной де Бри. А ведь трудно виконту пришлось, ой как трудно! Ибо молоденькие свистушки заявились в храм одетые, а еще вернее – раздетые, кто во что горазд! В полупрозрачные шелковые платья с умопомрачительными декольте и обольстительными вырезами от плеч до копчика. Почти все перекрашенные в благородный рыжий цвет. Выводок кардинальских послушников, долговязых мальчишек пятнадцати – семнадцати лет, чуть паралич не разбил от такого соблазнительного зрелища. А самому виконту пришлось поплотнее в плащ закутаться, дабы ничем не выдать своей бунтующей мужской натуры. Сюзетта надулась, как индюк, веером прикрылась и так и полыхала завистью к бесстыжим чаровницам – видать, вынашивала кровожадные планы сразу же после своей свадьбы с наследником всех фрейлин выпороть для острастки, обрить налысо и молчком спровадить в самый дальний монастырь для кающихся грешниц. Алехандро спрятал в усы злорадную усмешку:

«Нет, дорогая моя Сюзетта, я скорее Антонио поцелую, чем тебя, я сбегу с труппой бродячих комедиантов или в наемные бретеры подамся, но на тебе никогда не женюсь… Я лучше съем возле храма свой дворянский патент, в котором делается запись о заключении брака… Я лучше…» – Забывшийся виконт ощутил увесистый пинок. Это его бдительность Кардинал, пастырь недремлющий, все знающий и все понимающий, правильно расшифровал выражение лица своего нерадивого воспитанника и своевременно вернул того к скорбным делам житейским. Алехандро удрученно вздохнул и мстительно покосился в сторону будущей супруги. А нареченная невеста тоже в долгу не осталась и, невзирая на то что сидела на пять кресел дальше, каким-то хищным, звериным чутьем уловила взгляд виконта и ответила умильной жабьей улыбкой. Неприкрыто собственнической. Алехандро мысленно застонал, возвел глаза к потолку храма и в сотый раз взмолился святой Нике, упрашивая избавить его от ненавистной невесты.

И вот когда наследник уже готовился свалиться на пол из-за нестерпимых судорог в затекших от долгого стояния ногах, Кардинал величественно повернулся к выходу и взмахнул рукой. Двери храма медленно растворились... Под аккомпанемент ангельского пения хора несовершеннолетних мальчиков, славившихся на весь город чрезвычайной распущенностью, процессия из священников и дворян торжественно двинулась на улицу, широкой волной плавно стекая со ступенек святилища. Толпы народа, ожидающего выхода Кардинала, благоговейно опустились на колени. Впереди всех неторопливо выступали четыре дюжих монаха, несших носилки со статуей великой святой, щедро изукрашенной живыми цветами. Волосы мраморного божества ярко рдели пронзительно-рыжим цветом. И неспроста! Полночи благонравные монастырские послушники спешно разводили драгоценную хну, купленную у капитана «Черной катраны», причем стоившую его преосвященству целого состояния, и старательно приводили в должный вид порядком выцветшую голову мраморной Ники.

Статую бережно установили на специальный постамент, возведенный в центре площади. Высшее духовенство, герцогская семья, гости и дворяне скученно и излишне суетливо рассаживались на ступенчатых, криво и косо сколоченных из досок трибунах. Кардинал вышел к подножию статуи, поднял руки и заговорил, обращаясь к враз притихшей площади, полной людей:

– Возлюбленные братья и сестры! Сегодня, в день девятьсот шестнадцатой годовщины восшествия на небо святой Ники и ее богоподобных ангелов, мы снова с надеждой и смирением вспоминаем строки священного Писания…

– Смотрите! – Чей-то тонкий фальцет вдруг кощунственно прервал праздничную проповедь.– Смотрите на небо!

Все присутствующие дружно вскинули головы. На небе творилось что-то невероятное. От огромного серебряного диска, уже много дней висевшего над городом, отделился странный цилиндрический предмет, который начал быстро двигаться по направлению к площади, явно намереваясь приземлиться рядом со статуей святой Ники.

В толпе возникла паника. Пронзительно заверещала придавленная беременная баба – жена состоятельного бакалейщика. Маленький ослик, принадлежащий хваткому рыбнику, испуганно шарахнулся, оглушенный громкими воплями, и наступил своим острым копытцем на ногу здоровенного кузнеца. Силач возмущенно ругнулся и врезал пудовым кулаком прямо промеж ушей несчастной заезженной скотинке. Ослик взревел дурным голосом и встал на дыбы, с возка посыпалась снулая рыба. Высокой плешивый стражник, вооруженный внушительной алебардой, поскользнулся на плоской серебристой тушке, взлетел в воздух, выполнил шикарный финт ногами и с грохотом обрушился все на ту же толстую бакалейщицу. Упущенная им алебарда птичкой упорхнула в толпу, сея синяки и смятение.

– Спасите, настал конец света! – истошно заголосила глупая баба, хватаясь за вздутый живот.

– Грянул гром небесный! – убежденно вторил кто-то, очевидно получивший по голове летающей алебардой.

– Полезли из земли демоны! – обнаружил в дугу пьяный сапожник, топтавшийся на раздавленных рыбьих кишках.– Увертливые и вельми зловонные!

– Злой дух вселился в ишака – берегись: покусает, заразит! – поддал жару злопамятный кузнец.

Ослик, всерьез обеспокоенный своей последующей судьбой, ударом задних ног доломал непрочный возок и ломанулся прочь, топча всех, кто подворачивался ему под копыта. Среди образовавшейся свалки ловко сновал известный городской вор Шмыга, усердно обчищая кошельки и карманы.