Кайл медленно брёл обратно к станции метро. Была середина дня пятницы; поезда, прибывающие из центра, битком набиты служащими, бегущими из своих корпоративных тюрем. Кайл вёл два летних курса, и один из них, как назло, начинался в пятницу в 16:00. Так что он отправился в университет на свой последний на этой неделе семинар.

Хизер продолжала смотреть на огромную стену гексагонов, размышляя, пытаясь не дать головокружению подавить рассудок.

Она решила просто попробовать снова. Она коснулась ещё одного гексагона.

И в ужасе отпрянула.

Разум, в который она вошла, оказался спутанным и тёмным, все ощущения искажены, мысли обрывочны и раздёрганы.

Это был мужчина — опять! Белый: для него она была важна, эта его белизна, его чистокровность. Он был в парке неподалёку от искусственного озера. Было совершенно темно. Хизер считала, что соединение происходит в реальном времени, так что он, скорее всего, находится не в Северной Америке, где был ещё день. Однако мужчина думал по-французски.

Значит, Франция или Бельгия, но точно не Квебек.

Мужчина прятался — затаился — за деревом и чего-то ждал.

Что-то, однако, было не так. Какое-то напряжение, грозящее прорваться.

О Боже, подумала Хизер. Эрекция — от которой встопорщились его штаны. Так вот на что это похоже. Господи всемогущий!

Фрейд был неправ — невозможно завидовать этому. Пенис, казалось, готов треснуть по всей длине, как сосиска, разрывающая свою оболочку.

Приближалась женщина, видимая в свете фонарей.

Молодая, симпатичная, европейской внешности, в розовых кожаных ботинках, одна.

Он дал ей пройти мимо и затем…

И затем выскочил из-за деревьев и приставил нож к её горлу, и она услышала его голос. Он говорил по-французски — и с парижским акцентом, не с квебекским. Хизер знала французский достаточно, чтобы понять, что он говорит женщине не сопротивляться, что ей лучше быть с ним полюбезней…

Хизер не могла этого вынести; она заэжурила глаза и позволила конструкту сформироваться вокруг неё. Она чувствовала беспомощность и отчаяние. Говорят, что каждые двенадцать секунд где-то на Земле происходит изнасилование — до сих пор это казалось бессмысленной статистикой. Но это происходит прямо сейчас.

Она должна сделать что-то.

Она глубоко вдохнула, потом снова открыла глаза.

— Стоп! — закричала Хизер внутри куба.

Стоп! — закричала она мысленно внутри собственного разума.

А потом:

— Arrêt!

Arrêt!

Но чудовище продолжало лапать грудь женщины сквозь бюстгальтер.

Хизер отвела руки назад, пытаясь заставить его сделать то же самое.

Но тщетно. Что бы она ни делала, на него это не оказывало никакого эффекта. Хизер трясло от ярости, гнева и страха, но мужчина продолжал своё дело, безразличный к её крикам так же, как к крикам своей жертвы.

Нет… нет, крики жертвы не были ему безразличны. Он них его член напрягался ещё сильнее…

Хизер не могла больше этого выносить.

Насильник принялся сдирать с жертвы трусики, а…

…а Хизер представила себе выпадающие из раствора кристаллы, отделяясь от этого поломанного, отравленного разума и возвращаясь к стене с гексагонами.

Она закрыла глаза, материализуя конструкт перед своим внутренним взором, и откинулась назад, оперевшись на заднюю стенку куба, делая дыхательные упражнения и ожидая, пока сердце прекратит бешено колотиться, пока уляжется её ярость.

Был Кайл виновен или нет, существовала одна истина, в которой никто не мог усомниться, которая ни у кого не вызывала вопросов. Мужчины иногда делают ужасные вещи, невообразимые вещи.

Её всё ещё трясло.

Да этому французскому монстру надо член под корень отрезать.

Она чувствовала себя так, будто нападению подверглась она сама. Ей потребовалось время, чтобы восстановить внутреннее равновесие, чтобы дистанцироваться от пережитого ужаса.

Но вот, наконец, она готова попробовать ещё раз. Она протянула руку, неуверенно, в страхе от того, куда она может попасть, и коснулась ещё одной кнопки.

Женщина — наконец-то! Но гораздо, гораздо старше Хизер. Должно быть, итальянка; в окне видно луну. Оштукатуренные стены; тяжёлое дыхание. Старая итальянка в старом доме — она практически не думает, лишь смотрит, дышит, ждёт, ждёт год за годом…

Хизер выпала в осадок, собралась воедино, затем тронула другой гексагон.

Сначала ей показалось, что она попала в разум умственно отсталого, но потом осознала, в чём дело, и улыбнулась.

Младенец — ребёнок, лежащий в колыбели и глядящий вверх. Лица, немного не в фокусе, смотрят на него сверху, улыбаясь от радости и гордости: чернокожий мужчина лет двадцати с дредами и короткой бородкой, и женщина-негритянка примерно его лет с прекрасной чистой кожей. Изображение для ребёнка было по большей части бессмысленным; лишь чувства довольства, радости, простодушия и сопричастности. Хизер немного задержалась, давая невинности и чистоте момента смыть с неё остатки французского ужаса.

Но потом она отсоединилась и попробовала снова.

Тьма. Тишина. Поток образов, теряющихся на периферии в небытие, искажённые пропорции.

Человек спит; спит и видит сон о… о чём? Какая ирония для юнгианского психолога: видеть чужой сон собственными глазами вместо того, чтобы довольствоваться словесным описанием, и быть совершенно неспособным интерпретировать даже его очевидное содержание, не говоря уж о глубинных смыслах.

Она оставила сновидца и попробовала снова.

Доктор — вероятно, дерматолог. Где-то в Китае, осматривает чешуйчатое образование на ноге мужчины средних лет.

Отсоединение; новая попытка.

Кто-то смотрит телевизор; тоже по-китайски.

Должен быть лучший способ, чем метод тыка. Но она уже пыталась произносить имя Кайла, пыталась вызывать в памяти его лицо. А перед тем, как коснуться кнопки, пыталась сосредоточиться на Кайле. Однако огромному массиву гексагонов, похоже, не было дела до её желаний.

Она продолжила прыгать из разума в разум, из человека в человека — меняя пол и сексуальную ориентацию, расы, национальности и религии. Проходили часы, и, хотя это было страшно увлекательно, она так и не приблизилась к своей цели найти Кайла.

Она продолжала искать.

И, наконец, после ещё десятка подключений наугад, свершился прорыв.

Она нашла соотечественницу-канадку: женщину средних лет, живущую в Саскечеване.

Которая смотрела телевизор.

И на экране было лицо, которое Хизер узнала.

Грег МакГрегор, который иногда вёл «Мир новостей» «Си-би-си» из их студии в Калгари.

И это навело Хизер на мысль.

Говорят, что любые два человека связаны цепочкой знакомых длиной не более шести человек — Джон Гуэйр даже написал пьесу и на эту тему, по которой сняли фильм.

Обычно цепочка имеет вид пика: три ступени вверх и три ступени вниз. Человек знает священника своей церкви, священник знает папу римского, папа знает всех основных мировых лидеров, соответствующего лидера знают политики местного уровня, а мелкий политик знаком с населением своего округа. И возникает мост от Торонто до Токио, или от Владивостока до Венеции, или от Майами до Мельбурна.

Изображение в телевизоре изменилось, лицо МакГрегора сменила репортажная съёмка. Репортаж был о процессе Хосека — на котором сегодня и правда ожидалось вынесение вердикта, так что соединения и впрямь были в реальном времени.

Хизер замерла, ожидая возвращения МакГрегора. И он появился.

Теперь бы найти какой-нибудь способ попасть из этой женщины в Саскечеване в МакГрегора в тысяче километров от неё.

Это прямой эфир. МакГрегор делает это прямо сейчас.

Из чего следовало, что он сейчас слышит те же самые слова; то, что он говорит — это в точности то, что женщина из Саскечевана слышит.

Хизер задумалась о смещениях перспективы, которые выполняла раньше.