— Да, да, да, — пренебрежительно сказал Кайл. — А электрон, который может находиться в нескольких позициях — это классический пример из квантовой механики: он, возможно, там, или, возможно, тут, или где-то между, и пока ты не произведёшь измерение, волновой фронт не сколлапсирует. Но, Чита, от обнаружения неких недетерминированных электронов до объяснения природы сознания очень далеко.

— Вы недооцениваете вклад доктора Хамероффа в теорию. Он был анестезиологом и обнаружил, что воздействие газообразных анестетиков, таких как галотан или эфир, останавливает электроны в микротрубочках. Когда электроны замирают на своих местах, сознание прекращается; когда электроны снова становятся квантово недетерминированными, сознание появляется снова.

Кайл приподнял брови.

— В самом деле?

— Да. Нейронные сети в мозгу — связи между нейронами — всё это время, разумеется, остаются нетронутыми, однако сознание, похоже, от них не зависит. Создавая меня, вы в точности воспроизвели нейронные сети человеческого мозга, но я по-прежнему не прохожу тест Тьюринга. — Тот самый Алан Тьюринг, кумир Джоша Ханекера, предложил определительный тест для проверки того, обладает ли компьютер истинным искусственным интеллектом: если путём анализа ответов на любые вопросы, которые вам придёт в голову задать, вы не сможете определить, кто из отвечавших не является человеком, значит, это в самом деле ИИ; шутки Читы, его подходы к решению моральных дилемм и многое другое постоянно выдавали его синтетическую сущность. — Ergo, — продолжал голос из-за решётки динамика, — что-то ещё делает человека человеком помимо нейронных сетей.

— Нет, постой, — сказал Кайл. — Микротрубочки не могут иметь отношение к сознанию. Это ведь не какая-то уникальная особенность человеческого мозга. Они есть в клетках любого типа, не только в нервной ткани. И они есть в организмах всех форм жизни, не имеющих ничего подобного сознанию — в червях, насекомых, бактериях.

— Да, — ответил Чита, — многие отбрасывали идеи Пенроуза именно по этой причине. Но я думаю, что они были не правы. Сознание — это явно чрезвычайно сложный процесс, а эволюция никогда не создаёт ничего сложного в готовом виде. К примеру, маховые перья птиц: они не начали вдруг расти прямо из голой кожи. Нет, они эволюционировали из чешуек, края которых постепенно размочаливались, чтобы удерживать воздух для термоизоляции. Что-то подобное могло быть и с сознанием: прежде чем оно появилось в нынешнем виде, девяносто девять процентов всего необходимого уже должно было существовать — из чего следует, что его инфраструктура должна одновременно существовать повсеместно и быть полезной для чего-то ещё. В случае с микротрубочками они играли важную роль в поддержании формы клетки и в растаскивании хромосомных пар во время деления.

Кайл состроил уважительное лицо.

— Интересно. Так что же ты хочешь сказать? Что мой квантовый компьютер — искусственный эквивалент микротрубочки?

— Именно. И что путём реализации ПРИМАТов вроде меня в универсальном квантовом компьютере вы сможете создать нечто, что на самом деле будет обладать сознанием. Вы совершите прорыв в области искусственного интеллекта, на который так долго надеялись.

— Поразительно, — сказал Кайл.

— Так и есть. Так что, как видите, вы не можете отказаться от меня. После того, как ваш квантовый компьютер заработает, в вашей власти будет наделить меня сознанием, сделать из меня человека… или, возможно, даже нечто большее, чем человек.

Линзы Читы тихо зажужжали, словно потеряв фокус на время его раздумий о будущем.

Вариации давления; искры в глазах.

Затем стенки конструкта снова удалились в бесконечность и скрылись из вида, и Хизер ещё раз ощутила, как её невидимое тело парит в пространстве.

Под ней была какая-то странная изогнутая поверхность, будто она смотрела на неведомую ей часть Земли с очень большой высоты.

Над ней небо искривлялось в противоположном направлении — хотя нет, то было не небо. Скорее, это был ещё один мир, мир с собственной географией. Это выглядело словно две планеты, летящие по своим орбитам на очень малом расстоянии друг от друга, пренебрегая законами небесной механики, а Хизер вплывала в образованный ими коридор с выгибающимися наружу стенами. Где-то впереди, на огромном расстоянии виднелся вихрь золотистых, зелёных, серебристых и красных оттенков.

Её сердце застучало быстрее. Это было невероятно, непредставимо.

Она прилагала огромные усилия, чтобы сохранить рассудок, цеплялась за здравый смысл, пытаясь интерпретировать увиденное.

Рай наверху и ад внизу?

Или, возможно, два полушария мозга, а она скользит вдоль мозолистого тела[20]?

Или, может быть, она соскальзывает в ложбинку меж грудей колоссальной Матери-Земли?..

Инь и янь, отделённые друг от друга, и один из них перевёрнут?

Две мандалы?

Ничто из этого не казалось подходящим. Она попробовала более научный подход. Одинаков ли диаметр сфер? Трудно сказать; когда она фокусировалась на одной, вторая будто выцветала — не просто уходила в область периферийного зрения, а будто сама её реальность зависела от внимания Хизер.

Её буквально трясло от возбуждения. Это не было похоже ни на что из того, что она испытывала прежде. Впервые она поняла истинный смысл выражения «взрыв мозга».

Она подумала, а не видит ли она систему Центавра. В конце концов, та состоит из трёх солнц: яркого жёлтого A, менее яркого и оранжевого B и крошечной вишнёво-красной Проксимы. Кто знает, какие кульбиты совершают планеты в такой системе?

Однако нет; эти сферы — не планеты. И не солнца-близнецы. Скорее — она чувствовала уверенность в этом — то были какие-то зоны, особые области пространства, необязательно сплошные и твёрдые. То, что поначалу она приняла за отражающие солнечный свет озёра на поверхности одной из сфер, на самом деле было туннелями, сквозь которые виднелся служащий здесь всеобщим фоном цветной вихрь.

Хизер ощутила, что у неё пересохло в горле. Она с трудом сглотнула, пытаясь успокоиться и заставить себя думать.

Если конструкт и правда сложился в гиперкуб, то она сейчас, должно быть, в четырёхмерной вселенной. Это могло бы объяснить, почему исчезают объекты, на которые она непосредственно не смотрит — они ускользают не вправо или влево от её поля зрения, но также в направлении ана и ката.

Хизер была поражена, потрясена и не знала, что делать дальше. Попытаться долететь до верхней сферы? Или до той, что внизу и, возможно, предпринять путешествие по одному из пронизывающих её туннелей? Или двигаться прямо к цветному вихрю?

Однако скоро решение было принято за неё. Не прилагая никаких усилий, она словно бы начала смещаться вверх, к верхней сфере — или, возможно, сфера начала опускаться к ней. Она не могла сказать, был ли лёгкий бриз, который она почувствовала, следствием её движения, или же его производила система вентиляции конструкта.

Дрейфуя вверх, она внезапно заметила на верхней сфере что-то, по виду напоминающее пасть, и длинную переливающую змею, которая выскользнула оттуда и устремилась мимо неё вниз, соединяя собой две сферы; внизу она была тут же проглочена другой пастью. За время её подъёма ещё две таких же змеи совершили путешествие сверху вниз, и одна проскочила мимо неё с нижней сферы к верхней.

Хотя всё это не было похоже ни на что, виденное ею ранее, она чувствовала уверенность, что и сферы, и змеи некоторым образом органические — они выглядели, как нечто биологическое, со свойственной жизни влажной гладкостью и нерегулярностью чего-то, скорее выращенного, чем изготовленного. Но были то отдельные формы жизни или лишь органы значительно большего существа, она не имела возможности определить. Фоновый вихрь, должно быть, образовывал дальнюю границу пространства — или своего рода охватывающую его мембрану.