— Этот рисунок показывает устройство экспериментальной установки, — сказал Папино. — Наверху мы имеем лампочку. Полоса посередине изображает стенку, как она выглядит при взгляде сверху. Видите в этой полосе два разрыва? Это две вертикальные щели, прорезанные в стенке — одна справа, другая слева. — Он ткнул в них маленькой телескопической указкой. — А внизу у нас горизонтальная линия, изображающая поставленную вертикально фотопластинку, наблюдаемую сверху. Стенка посередине — это словно Квинс-Парк, а щели в ней — это два возможных маршрута вокруг здания парламента — один обходит его с запада, другой — с востока. — Он помолчал, давая студентам время всё это переварить. — Так вот, что произойдёт, когда мы включим лампочку?

Он нажал кнопку; диапроектор щёлкнул и показал следующий слайд. Фотопластинка внизу показала чересполосицу светлых и тёмных линий.

— Вы все знаете из школьного курса физики, что это такое, не правда ли? Это интерференционная картина. Свет лампочки, распространяясь как волна, проходит через две щели, которые теперь становятся двумя отдельными источниками света, излучающими световые волны. Когда два набора волн сталкиваются с фотопластинкой, некоторые из волн взаимно уничтожаются, оставляя тёмные области, а некоторые усиливают друг друга, создавая яркие полосы.

Некоторые студенты закивали.

— Но вы также знаете из школьной физики, что свет не всегда ведёт себя как волна — иногда он ведёт себя и как частица. И, разумеется, мы называем эти частицы «фотонами». Так вот, что произойдёт, если мы станем уменьшать подачу электричества в лампочку? Что будет, если мы станем его подавать так мало, что лампочка будет излучать по одному фотону за раз? Кто хочет ответить?

Рыжеволосая женщина подняла руку.

— Да, Тина? — сказал Папино.

— Ну, если летит только один фотон, то он должен оставить на фотопластинке единственную светлую точку — если, конечно, он пролетает через одну из щелей.

Папино улыбнулся.

— Да, именно этого вы и ожидали бы. Однако даже когда фотоны излучаются по одному за раз, вы всё равно получаете светлые и тёмные полосы. Вы всё равно получаете интерференционную картину.

— Но как можно получить интерференцию, если проходит всего одна частица за раз? — спросил Кайл. — Я хочу сказать, с чем эта частица интерферирует?

Папино поднял указательный палец.

— Вот в чём вопрос! И на него есть два возможных ответа. Один из них, откровенно мистический — что на пути от лампочки до фотопластинки фотон распадается на серию волн, часть которых проходит сквозь одну щель, а часть — через другую, что и формирует интерференционную картину.

Но второй ответ — по-настоящему интересный ответ — состоит в том, что фотон не распадается, оставаясь дискретной частицей, и, будучи таковой, может пройти только через одну или только через вторую щель — в нашей вселенной. Но так же, как вы, Кайл, можете выбрать любой из маршрутов в Квинс-Парке, так же и фотон может выбрать путь через любую из щелей — и в параллельной вселенной его выбор будет противоположным.

— Но как мы можем видеть интерференционную картину? — спросил Д'Аннунцио, не переставая жевать жвачку. — То есть, если мы стоим к югу от здания парламента, то никогда не увидим двух Могиллов, один из которых обходит здание с запада, а другой — с востока.

— Отличный вопрос! — воскликнул Папино. — А ответ таков: двухщелевой эксперимент — весьма специфический случай параллельных вселенных. Оригинальная, единственная вселенная распадается на две вселенные, как только фотон входит в одну из щелей, но две вселенные существуют отдельно лишь в течение времени, которое требуется фотону, чтобы завершить свой путь. Поскольку, то, через какую именно щель фотон на самом деле прошёл, ничего не меняет во вселенной ни сейчас, ни когда бы то ни было, вселенные снова сливаются в одну. Единственное свидетельство существования второй — интерференционная картина на фотопластинке.

— Но что если от того, через какую щель фотон прошёл, реально что-то зависит? — спросил с галёрки Роопсханд.

— В любом мыслимом эксперименте, в котором от выбора конкретной щели что-то реально зависит — на самом деле, в любом эксперименте, в котором вы сможете определить, через какую щель фотон реально прошёл — вы не получите интерференционной картины. Если выбор щели важен, вселенные не будут сливаться; они продолжат существование как две отдельные вселенные.

Это семинар кружил голову — как и все семинары профессора Папино. И оно также было метафорой, которую Кайл пронёс с собой через всю свою жизнь: принятие решений, развилка путей.

Тогда, в 1996, хоть они с Хизер и были ещё студентами, он знал, какой выбор хочет сделать. Он хотел жить во вселенной, в которой у него есть ребёнок.

И поэтому в ноябре появилась на свет их первая дочь, Мэри Лорен Могилл.

Кайл шёл по Уилкокс-стрит, возвращаясь из Нью-Колледжа в Маллин-холл, но его остановили прежде, чем он добрался до перекрёстка с Сент-Джордж.

— Сэр — простите. Сэр, прошу прощения! Да, вы. Дэйл Вонг, «Сити-ТВ». Мы хотели бы задать вам вопрос.

— Уличник? — Слово откуда-то всплыло у Кайла в голове.

Молодой человек с видеокамерой повеселел.

— Точно, сэр. Уличник. Вот наш вопрос. Сегодня десятая годовщина получения первого радиопослания с Альфы Центавра.

— Правда?

— Да, сэр. Как повлияло на вас за прошедшее десятилетие знание о том, что где-то во вселенной существует разумная жизнь?

Кайл в раздумье нахмурился.

— Ну, хороший вопрос. Кстати, что интересно — моя жена как раз занимается расшифровкой посланий инопланетян.

— Но как это изменило вас — ваши взгляды?

— Ну, я думаю, это несколько расширило мой взгляд на вещи. Ну, знаете — все наши проблемы кажутся такими мелкими по сравнению с безграничностью вселенной. — Слова показались ему фальшивыми, как только он их произнёс. Кайл помолчал — он знал, что достаточно долго, чтобы запись нельзя бы было пускать в эфир без редактуры. — Нет-нет, дело не в этом. Хотите правду? Это не изменило ничего, ни единой мелочи. Неважно, насколько велика вселенная, мы всегда смотрим внутрь.

— Спасибо, сэр. Спасибо… Мэм! Мэм! Секунду вашего времени, пожалуйста!

Кайл продолжил свой путь. Прежде он об этом никогда по-настоящему не задумывался, но его нынешний исследовательский проект явно уходил корнями в ту самую весну 1996 года, когда он узнал, что Хизер беременна.

— Итак, — говорил профессор Папино, — интерференционная картина, получаемая в результате прохождения единственного фотона через две щели, может быть доказательством существования множественных вселенных. Но вы можете спросить, какое это имеет отношение к компьютерным вычислениям? — Он вперился взглядом в аудиторию.

— Вспомните наш пример с походом Кайла на работу. В одной вселенной он идёт по восточной стороне Квинс-Парка; в другой — по западной. Теперь Кайл, вообразите, что ваш босс попросил вас  до прихода на работу решить две задачи, и вы, не сумев преодолеть студенческих привычек, отложили их на самый последний момент. Времени, пока вы идёте на работу, хватает лишь на то, чтобы найти решение только одной задачи. Допустим, что если вы идёте по западной стороне, вы занимаетесь решением задачи А, а если по восточной — то решаете задачу Б. Есть ли какой-нибудь способ найти решения обеих задач ко времени вашего прихода на работу, не замедляя шаг и не обходя здание парламента дважды?

Кайл был уверен, что его лицо выражает полнейшее недоумение.

— У кого-нибудь есть идеи? — спросил Папино, приподнимая косматые брови.

— Я удивлён, что вы думаете, будто Могилл способен найти хотя бы одно решение, — сказал Д’Аннунцио.

Несколько студентов прыснули. Папино улыбнулся.

— Так вот, такой способ есть, — произнёс профессор. — Вы знаете народную мудрость — одна голова хорошо, а две — лучше. Если бы наш Кайл — Кайл из нашей вселенной, который идёт по западной стороне и решает задачу А — смог объединить усилия с другим Кайлом — Кайлом из параллельной вселенной, идущим по восточной стороне и решающим задачу Б — то он имел бы оба решения.