Во-первых, переход от революционных жилых домов Миса в Берлине к его американским небоскребам был явной непоследовательностью и, стало быть, не укладывался в демократическую теорию. Связь между ними была эстетической, а вовсе не политической. Во-вторых, она не могла принять политические аспекты в творчестве самого Миса. К примеру, Мис всегда использовал плоские крыши в соответствии с генеральной линией “Баухауса”. Островерхие крыши, утверждал “Баухаус”, были буржуазны. Они символизировали остроконечную корону кайзера. В то время как Нана считала, что островерхие крыши необходимы. Просто с практической точки зрения. С них хорошо стекает дождь. А в Германии дождливо.

Она вспоминала свое посещение Новой Национальной галереи в Берлине, главного достижения Миса ван дер Роэ, где стратегически расставленные ведерки и сочащиеся водой тряпки заслоняли открытые чистые линии всех помещений. Понятно, что Нана может показаться занудой, но мне она нравится. Мне нравится ее внимание к мелочам. Иногда мне кажется, что фактам уделяют так мало внимания. В том, чтобы уважать исторические факты, нет ничего плохого.

Видите ли, общительному Человеку всегда есть с кем поделиться своими мыслями об архитектуре. Когда у общительного человека рождается новая теория о сущности дизайна веймарской Германии, у него найдется восприимчивая аудитория. С другой стороны, тот, кто сидит в углу, и читает, и размышляет — он может быть интересен единственно себе самому. Нана была именно такой. Она была тихоней.

Что за долбаное разгильдяйство, думала она, имея в виду попытки Миса политизировать проект картинной галереи в 1962 году. Долбаный анахронизм. Целых тридцать лет упираться в одну-единственную теорию, думала Нана, да это просто интеллектуальная лень. Или форма ностальгии.

Чуете? Она зануда, но до чего очаровательна.

Для секса, однако, нужно время. Для секса нужна практика.

К примеру, вот как это было в первый раз. Прошла неделя после того, как они впервые поцеловались. Через три недели после 28 апреля.

В полночь, в отеле “Ковент-гарден”, Моше и Нана разделись. Разделись догола перед опустевшим мини-баром.

В отеле?..

Отель, в представлении Моше, был чем-то вроде угощения. Ему казалось, что все ценят угощение. К сожалению, он не смог проверить эту гипотезу. Потому что был пьян. Возможно, он был слишком пьян, чтобы есть. И он уж точно был слишком пьян, чтобы получить удовольствие от секса.

Пустая мини-бутылочка от “Столичной” упала с кровати с глухим мини-стуком.

Это еще не сцена секса. Я бы не хотел вас дурачить.

Моше нависал, покачиваясь, над стройным, высоким телом Наны. Он нежно поглаживал ее живот тыльной стороной ладони. Тыльная сторона ладони может показаться вам нетрадиционным подходом к сексу. И это было нетрадиционным подходом к сексу. Но Моше так и задумал. Во-первых, тыльная сторона его ладони была нетрадиционно нежна. Вторая причина была более печальной. Он поглаживал ее живот обратной стороной руки, чтобы Нана не почувствовала корку экземы на грубых розовых пальцах Моше. Нана сжимала в руке его член. Его мягкий член. Они смотрели друг на друга так, как, им казалось, они должны смотреть друг на друга — искренним, решительным взглядом. Это были очень серьезные взгляды. Моше опустил глаза. Он пытался понять, что поделывает его член. Вместо этого он увидел веснушки на правой руке Наны. Он с интересом изучал их, опираясь на руки, выгнув спину; опираясь на руки, он изучал веснушки. Потом он заметил свой висящий животик. Моше попытался втянуть живот, наблюдая вместе с Наной за своим неизящным членом. Первая сцена секса Наны и Моше не была сексуальной сценой. Она только казалась сексуальной. На самом деле она обернулась фарсом.

Моше встал с кровати, — взять еще что-нибудь выпить, или загадочно постоять у окна, или просто сменить позу, чтобы отвлечь внимание от своего висящего животика и не менее висящего члена, — и трагически ступил на скользкую минибаночку “Швеппса”. Он покачнулся. Его колени подкосились. Его челюсть отвисла. Наконец, пытаясь удержаться на неверных ногах, дрожащим голосом, задыхаясь, он выпалил: “Хоспди-еппн-врот”.

Все еще нервно хихикая, Нана и Моше закутали друг друга в одеяло и уютно устроились в односпальной кровати.

Я знаю, что односпальная кровать — это странно. По крайней мере, Нану она удивила. Но имеется объяснение. Финансовое объяснение. Моше грустно объяснил ей, что номер с двуспальной кроватью стоит просто астрономических денег.

Нана проснулась в четыре утра. Ее мучило похмелье. Она зевнула, потом еще зевнула, встала. Взяла стакан с водой, но он выскользнул из пальцев и вода намочила постель.

Она была влюблена. Знаю, это звучит по-детски, но это правда. Испытывая легкую тошноту, она подумала, как чудесно быть здесь, в одноместном номере, оплаченном Моше. Моше спит, а Нана нет, и это так восхитительно, решила она.

Я хочу описать этот момент. Описать эту ночную идиллию.

Взглянув на комнату сверху, вы бы увидели кровать, стоящую перед ней Нану и спящего Моше. Над кроватью репродукция картины Рауля Дюфи в рамке, с солнечным пейзажем и горшком красной герани на подоконнике. Рядом с репродукцией в рамке окна шел дождь. Однако Нана не замечала ни этой эффектной композиции, ни аквариума в заднем углу с рыбами, что двигались, касаясь друг друга. Она не видела золотую рыбку, уныло проплывавшую мимо, или сквозь ее голову. В списке ее приоритетов интерьер был не на первом месте.

После двух бутылок вина, четырех мини-“Столичных”, трех мини-“Джим-Бимов” и одного мини-джина “Гордоне”, Нане страстно хотелось писать.

Следующим событием нашего романа будет минет.

Можно относиться к этому по-разному. Я-то считаю, что это было хорошо. Не потому, что я считаю, будто минет — это хорошо. Ну я, разумеется, считаю, что минет по сути своей вещь хорошая, и редко отказываюсь от минета, но думаю, что в случае Моше и Наны минет был хорош не только как таковой. У меня есть другое объяснение. В любви многое зависит от секса. Любви бывает трудно выжить без секса. Так что если Нана и Моше и вправду собирались любить друг друга, им надо было заняться сексом. Такова моя теория.

Этой теории придерживалась и Нана.

Кроме того, на действия Наны тем утром повлиял еще один мотив, мотив коварства. Она представила себе бесконечную процессию прошлых, необычайно опытных любовниц Моше. Никаких сомнений, все они были гораздо опытнее Наны. Нана не могла соревноваться с этими лощеными девицами из прошлого Моше. Все они расхаживали на пятидюймовых каблуках, а Нана — нет. Их груди были высоки безо всяких лифчиков. Не было сексуальной позы, недоступной их гибким, тренированным йогой телам.

Это урок всем нам. “Лощеные девицы из прошлого Моше”. Я уж прямо и не знаю. Умозаключение девушки, которая не верит в свою притягательность. Типичное умозаключение девушки, не признающей собственную сексуальную притягательность.

Если бы только люди никогда не делали умозаключений!

Нана сделала несколько глотков воды. Потом ее отягощенная сном голова начала клониться от черного грибовидного облака мягких волос на груди Моше вниз, вдоль темной вертикальной линии от пупка к лобку, пока не достигла члена. Тут она разлепила свои неуверенные губы, все в гигиенической помаде, и нежно прихватила его. Он вырос, и еще вырос. Моше сонно завозился. Сквозь дрему он чувствовал стекающую по яичкам теплую, быстро остывающую слюну. Это было очень приятно.

Кое-кто может подумать, и я могу их понять, что фелляция до первого коитуса — это нарушение всех правил обычного сексуального этикета. Этот отсос — небольшой сюрприз, я готов это признать. Он и меня самого немного удивил. Но сексуальный этикет может меняться. Его следует приспосабливать к ситуации, которая в нашем случае сдобрена тревогой. В сексуальных ситуациях, сдобренных тревогой, люди ищут спасения в куда более экстремальных практиках, чем нежный минет. Предварительный акт фелляции был еще достаточно пресным вариантом. К тому же Нана не хотела, чтобы Моше кончил ей в рот. Ей не хотелось доводить дело до оргазма. Просто легкий отсос на пробу.