Акт второй
12. Государи
Вормс. Император Карл V восседает на носилках.
Император.
Я император Карл Пятый
[32]. Мне пошел тридцать пятый год.
Только что поступило известие о том, что мой
Военачальник Писарро
[33] на недавно открытом заморском континенте
Взял город Куско.
Это известие шло ко мне два года,
И я до сих пор толком не знаю,
Где, собственно говоря, находится это самое Куско.
Моя империя достигла таких гигантских размеров,
Что солнце постоянно опаляет жаром одну ее часть,
Подобно раскаленным углям, на которых поджаривают цыпленка
На вертеле, который осторожно вертит мой повар-голландец.
Я родом из Ааргау.
Мои предки покинули небольшую, плохо укрепленную крепость Габсбург
Близ Бругга в Швейцарии,
Дабы вершить дела в мировом масштабе — с помощью семейных уз.
Начинание это требует дисциплины, жесткости, а также несчастливых браков и набожности.
Ее — в особенности, ибо народы охотно идут на смерть ради верующих государей.
Только тогда они чувствуют, что страдают не ради интересов какого-либо рода,
Но ради Господа, Его церкви и единения Запада.
Я полагаю, что народы вправе этого требовать.
Я окидываю мысленным взором подвластные мне страны,
Усмиренные моими ландскнехтами, очищенные святой инквизицией от какой бы то ни было ереси.
Люди там мне без надобности, в моей мировой империи вполне достаточно камердинера,
Нескольких лакеев, исповедника, канцлера, повара, которого я уже упомянул,
А также на всякий случай палача.
Без подданных я могу обойтись, подданные только мешают
Такому величественному зрелищу, как державные игры.
Мое откровенное желание — когда-нибудь уйти в монастырь.
Но монастырь непременно должен быть затерян где-нибудь в глуши среди голых скал.
А посреди его двора должна возвышаться статуя Фемиды.
Такие обычно стоят повсюду: пестро разукрашенные, с завязанными глазами,
В одной руке весы, в другой — меч.
Словом, самая обычная статуя Фемиды.
Я хотел бы по десять часов кряду ходить вокруг нее, как солнце, и больше мне ничего не надо.
И так до тех пор, пока я, устав от власти над миром и дрожа от холода в сентябрьскую жару,
Навсегда закрою мои холодные глаза.
Но пока еще жаркий, душный полдень, и я — пока еще солнце, вокруг которого вращается все и вся.
Канцлер. Ваше величество!
Император. Где мы, канцлер?
Канцлер. В Германии, ваше величество.
Император. В Германии? Мы забыли, Мы забыли. Нам казалось, что Мы в нашем мадридском дворце.
Канцлер. Ваше величество изволили остановиться в Вормсе. Здесь созван рейхстаг.
Император. Рейхстаг! Омерзительно! Нам не нравятся эти немецкие дела, они такие… такие негармоничные.
Канцлер. Вашему величеству надлежит назначить новых членов Венской Императорской академии живописи. Вот список, ваше величество.
Император. Тициан[34], хорошо, Тинторетто[35], возможно, Маартен ван Хемскерк[36] заслужил, Маринус фон Роймерсвеле[37], то, что надо, Ян ван Амстель[38] достоин, Альтдорфер[39] — ладно, конечно, Гольбейн[40] — куда ни шло, Хагельмайер[41] из Вены — нет, канцлер, это невозможно. Мы, правда, сами Габсбурги, но это свойственное венцам отсутствие фантазии для Нас неприемлемо. И уж если этот субъект полагает, что Нам приятнее смотреть на изображение деревьев, а не людей, то Мы должны, по крайней мере, получить ощущение силы, с которой природа поднимает из земли эти могучие стволы. А вместо этого Мы видим всего лишь неподвижную кучу раскрашенных листьев. Что еще?
Канцлер. Ничего особенного. Ваше величество намеревались принять князей?
Император. Впустите их.
Канцлер докладывает о приходе князей, которых пажи вносят на носилках.
Канцлер. Его преосвященство кардинал.
Кардинал. Сын мой!
Император. Ваше преосвященство.
Канцлер. Его светлость ландграф Гессенский.
Ландграф. Мой дорогой Карел.
Император. Мой дорогой Флипс.
Канцлер. Его светлость курфюрст.
Курфюрст. Здравствуй, Карлхен.
Император. Курфюрст.
Курфюрст. Пива.
Император. Пива курфюрсту.
Канцлер. Епископ Минденский, Оснабрюкский и Мюнстерский.
Император. Откатите епископа в угол.
Паж откатывает кресло с епископом в угол.
Император. Говорите.
Кардинал. Сын мой, поскольку этот наделенный скудным умом епископ со ссылкой на имперскую конституцию вынудил нас обсуждать дурацкий мятеж в его жалких владениях, совершенно очевидно: Вальдек должен держаться подальше от моих актеров.
Епископ. Я распустил мою труппу, ваше преосвященство.
Кардинал. Это вы сделали для того, чтобы на ее месте создать гораздо лучшую труппу! Вы ведь беседовали с моим ведущим исполнителем острохарактерных ролей. Да или нет?
Ландграф. А моя исполнительница ролей пожилых светских дам? Она ведь появлялась у вас. Да или нет?
Епископ. Фельдштифельша, на мой взгляд, не обладает должным дарованием.
Ландграф. Что? Карел, ты слышишь, она, оказывается, не обладает должным дарованием.
Курфюрст. Типичная провинциалка.
Ландграф. Ты заплатишь за свои слова, курфюрст. Карел, я займу Эйзенах.
Курфюрст. Тогда я вторгнусь в Гисен.
Император. Я думал, спор между немецкими князьями разгорелся из-за какого-то щекотливого дела, а они, оказывается, спорят из-за Фельдштифельши.
Курфюрст. Еще пива.
Кардинал. Я восхищался в вашем театре самой лучшей постановкой Плавта[42] в моей жизни, Вальдек, но что касается вашей оценки актеров… Вы ведь и этому Яну Бокельзону отказали в таланте. Одна из моих племянниц пребывает сейчас при его… как бы это сказать… ну да, при дворе — она написала моей сестре, что он изумительно декламирует Сенеку.
Епископ. У него слишком много патетики. Это ужасно.
Ландграф. У тебя ужасный вкус, Вальдек.
Кардинал. Ваша оценка анабаптистов также оказалась ошибочной.
