Уходит из города через открытые Бокельзоном ворота.
Бокельзон. Теперь мы видим, как брат Маттизон идет на смерть. Воистину это торжественный момент! (Закрывает ворота.)
Дивара. Они убьют его! (Бежит к воротам.) Пустите меня к нему! Пустите меня к нему!
Бокельзон. Сообщите, что одержимый гордыней пророк Ян Маттизон, полагавший, что он один сможет достичь победы, хотя одержать ее надлежит всему избранному Богом народу, пал смертью храбрых от рук врага; возвестите, что в этот горестный час Господь назначил меня, Яна Бокельзона из Лейдена, царем Мюнстера, дабы я при поддержке четырех архангелов и херувимов смог бы противостоять антихристу; провозгласите далее святого человека Бернгарда Книппердоллинка моим наместником и верховным судьей в знак того, что царство мое отныне будет зиждиться не на богатстве и могуществе, а на бедности и бессилии; призовите, наконец, мужчин и женщин этого города взойти на стены с оружием и котелками с горящей смолой и жженой известью, а также вынести из церквей статуи святых, чтобы забросать ими тех, кто верит в них и пришел теперь уничтожить нас и взять приступом крепость Иерусалим!
Анабаптисты гурьбой убегают со сцены.
Дивара. Мой муж! Мой муж!
Бокельзон.
С вами произошла ужасная вещь, царица.
Однако
Понести от ушедшего героя и теперь носить
Под сердцем будущего героя…
Так пусть же в вас вновь вдохнет надежду
Герой нынешний
Антоний!
9. Поражение
На подступах к городу. Рыцарь фон Бюрен и монах, шатаясь, выходят на сцену.
Иоганн фон Бюрен. Я перейду в католическую веру.
Монах. Мы наголову разбиты! Нас просто в пух и прах разделали!
Иоганн фон Бюрен. Штединг погиб, Вестерхольт погиб, Оберштейн погиб!
Монах. Полный крах, командир.
Иоганн фон Бюрен. Все погибло. А ведь я перед атакой во весь голос прочитал построившимся солдатам изречение относительно победы пророка Михаила, которое я случайно обнаружил в Библии. Дескать, он выйдет и возрадуется силе Господней и победе, одержанной именем Господа.
Монах. Вы неверно истолковали изречение, командир. «Он выйдет» — имелся в виду актер.
Иоганн фон Бюрен. С католиком ничего подобного бы не произошло!
Монах. Вам следовало бы сперва отвлечь их внимание ложной атакой, а затем с главными силами…
Иоганн фон Бюрен. Избавьте меня от ваших слишком умных рассуждений!
Монах. И все-таки вы одержали хоть небольшую, но победу. Ведь ландскнехты изрубили пророка анабаптистов Яна Маттизона на куски.
Иоганн фон Бюрен. Хватит молоть языком. Вперед, армейский священник! Обратите меня в веру единоспасающей церкви! Окропите святой водой из бочек, дайте мне припасть к образам, обрушьте на мою грешную голову горы индульгенций, словом — сделайте все, что нужно. Давайте, давайте!
По сцене, хромая, проходят рыцарь фон Менгерссен и 2-й ландскнехт.
Герман фон Менгерссен. Я перейду в протестантскую веру!
2-й ландскнехт. Мы полностью разгромлены.
Герман фон Менгерссен. Преданы, обмануты, осмеяны и превращены в калек. Я был верным сыном церкви, и тут вдруг женщины опрокинули на меня сверху статую своего покровителя святого Августина, и нога моя исчезла, как исчезает снег с полей с приходом весны.
2-й ландскнехт. У вас теперь ни ноги, ни войска.
Монах. Вспомните о ваших прегрешениях, младший командир. При такой вашей идиотской стратегии святому Августину следовало бы обойтись с вами гораздо более жестоко.
Герман фон Менгерссен. Армейский священник, вы назначаетесь армейским пастором. Скорее обратите меня в веру великого Мартина Лютера, обрушьте на меня выдержки из катехизиса, орите над моим ухом церковные песни, одним словом, верните мне милость Божью.
1-й ландскнехт (несется по сцене). Анабаптисты выбежали из города. Они заколачивают гвоздями наши пушки!
Иоганн фон Бюрен. Придите ко мне, святые угодники!
Герман фон Менгерссен. Приди ко мне на помощь, Гус! Приди ко мне на помощь, Лютер! Приди ко мне на помощь, Цвингли!
Иоганн фон Бюрен. Рыцарь фон Менгерссен! Никаких еретических высказываний!
Герман фон Менгерссен. Взгляните на мою рану, рыцарь фон Бюрен! Вы видите, что от моего тела остался лишь протестантский обрубок!
Иоганн фон Бюрен. Давайте кое-как дохромаем до лагеря!
10. Победители
Рыночная площадь. Народ несет избранного царем Бокельзона по городу и поет песню анабаптистов.
Толпа.
Над нами лишь Единый Бог,
И милость Его с нами,
Чтоб больше уж никто не мог
Нам причинить страданий.
Он благости явил нам свет.
Его исполнился Завет.
Конец вражде! Лишь Бог — Закон!
Ротман.
Да здравствует царь Бокельзон!
Толпа. Осанна!
Крехтинг. Да здравствует его наместник Бернгард Книппердоллинк!
Толпа. Аллилуйя! Аллилуйя! Мы молимся и воздаем Тебе хвалу.
Мы молимся о том, чтоб днесь
И вечно, многочтимый,
Наш Бог-отец, Ты с нами здесь
Был, непоколебимый.
Твоею Волей движим свет,
И в свете ей предела нет.
О Всеблагой наш Боже!
11. Епископ и голова Маттизона
Лагерь. Епископ сидит с посланием Бокельзона в руках. Рядом стоит ландскнехт, в руках у него небольшой столик. На нем стоит миска с каким-то закутанным тканью предметом.
Епископ. Проклятье.
Ландскнехт. Слушаюсь, ваше преосвященство.
Епископ. Я просто не смог сдержать себя. Этот негодяй, этот царь анабаптистов требует, чтобы я покорился ему.
Ландскнехт. Так точно, ваше преосвященство.
Епископ. Я не прекращу эту войну и буду вынужден, словно нищий, скитаться по чужим владениям.
Ландскнехт. Я принес вам умело препарированную голову лжепророка Яна Маттизона.
Епископ. Поставь ее сюда.
Ландскнехт. Слушаюсь, ваше преосвященство.
Епископ. А теперь уходи. (Подкатывает к столику, разворачивает голову и внимательно рассматривает ее.) Итак, это ты, Ян Маттизон? Это твои глаза, а это твоя седая борода. Она длиннее, чем моя, только гораздо менее ухожена.
Мы оба потерпели поражение, но тебе лучше, чем мне.
Ты двинулся мне навстречу
Один, величественный в вере своей,
Наглец, возможно даже целиком приверженный туманному лжеучению,
Преисполненный, конечно же, планов полностью изменить положение вещей,
Но одержимый идеей справедливости и движимый надеждой.
Я же, напротив, не стремился, подобно тебе, изменить мир.
Я хотел при общем безрассудстве сохранить разум.
Теперь же я вынужден поддерживать насквозь прогнивший строй.
Глупец и потерявший всякую надежду дипломат,
Старик, у которого осталось лишь стариковское упрямство
И на которого насел новый противник,
Какой глупый фарс!
Мне как любителю комедии противостоит не кто иной, как комедиант,
Одержимый желанием играть роли великих людей,
Движимый пошлой фантазией,
Прошедший выучку на подмостках сцены.
С головой, забитой содержанием прочитанных книг, и легко бросающийся выученными фразами.
Он опаснее тебя.
Будь доволен, пекарь из Гарлема.
Твоя гибель вызывает смех, но пусть тебя это не тревожит.
Остается выдержать лишь два испытания, пророк: злость и смех.
