Это было мое первое путешествие через океан и все для меня было ново. Акимов прислал достаточно денег для покупки билета 2‑го класса. В каюте нас было только два человека. Мой спутник — американец немецкого происхождения. Я знал тогда немецкий язык лучше английского и наш разговор шел на немецком языке. Спутник оказался торговцем посудой и имел свой магазин в Детройте. Он считал главным преимуществом Америки то, что человек может там зарабатывать больше, чем он проживает и таким образом может составить капитал для спокойной старости. В Германию возвращаться он не собирался. По его мнению мне нужно поскорее переселить мою семью и устраиваться в Америке на постоянное житье.

Погода нам благоприятствовала. Все время переезда было тепло и тихо. Никакой качки. Но все же не обошлось без приключения. В одно прекрасное утро пароход почему‑то остановился. Оказалась какая‑то неисправность в машине. Пассажирам сообщили, что исправления потребуют шесть часов. Мы стояли до вечера. Хорошо, что погода была прекрасная и море тихое, иначе нам могло прийтись не так‑то легко. На десятый день пути мы подошли к Нью Йорку. Но, вместо утра, пришли вечером и не могли пристать до следующего утра. Издали, при вечернем освещении мне казалось, что Нью Йорк расположен на какой‑то высокой скале. Но мой сосед по каюте объяснил мне, что уровень земли не высок, но высоки нью-йоркские небоскребы.

На другой день утром мы пристали. На пристани меня встретил Акимов. Прежде чем отправиться на вокзал Пенсильванской ж. д. Акимов решил угостить меня завтраком в центральной части города. Здания мне не понравились. Вследствие высоты зданий было недостаточно солнечного света. Особенно плохо обстояло дело с освещением на улицах, по которым проходили надземные городские железные дороги. Меня поразили металлические конструкции этих дорог. Внешний вид их был безобразен. Конструкции поражали своей технической безграмотностью и были по моему мнению опасны для движения. При прохождении поездов и особенно при их торможении на станциях раскачивания этих конструкций достигали совершенно недопустимых пределов. О безграмотности американских инженеров я уже раньше составил себе некоторое представление, изучая провалившийся мост в Квебеке. Но все же не предполагал, что надземная железная дорога Нью Йорка построена настолько безграмотно.

После завтрака Акимов хотел зайти еще в какую‑то контору, где демонстрировались новые пишущие машинки. Опять удивительный образец постройки. Контора располагалась во втором этаже, в нее вела узкая деревянная лестница, имевшая не меньше тридцати ступенек и наклоненная примерно под углом в 45°. Очевидно противопожарные требования совершенно не соблюдались. Покончивши с осмотром машинок, мы отправились на вокзал Пенсильванской дороги. Здание огромное, великолепное, но опять неожиданность. Чтобы попасть на платформу, мы должны были спускаться, как в подземелье, по крутой темной и узкой лестнице.

Акимов, чтобы показать американские железные дороги с наилучшей стороны, купил не только обычные билеты, но и приплату за места в пульмановском вагоне. Мы ехали, так сказать, в первом классе. Сидели на удобных вертящихся креслах. Я расположился поудобнее у окна, чтобы смотреть Америку. Но оказалось, что между Нью Йорком и Филадельфией смотреть было не на что. Шли какие‑то болота, пустыри. Возделанных полей, вроде европейских, не было. Не видно было и наших деревень. Встречались городки. Жители их землей не интересовались, жили чем‑то другим. Уюта вокруг домиков никакого — ни цветов, ни садиков.

Переехали реку Делавер. Мы в стране Могикан, о которой было так интересно читать в книжках Фенимора Купера. Но тут ничего интересного не было. Через два часа мы уже подъезжали к Филадельфии. Целое море каких‑то мелких домишек и только вдали группа небоскребов. Главный вокзал оказался в этой группе и мы, не выходя на улицу, могли по мостику пройти в здание, в котором помещалась контора Акимова.

В моем представлении Компания казалась большой организацией. Оказалось, что она вся помещалась в небольшой квартире из пяти комнат. Мы приехали около пяти часов. Была суббота, все давно уже разошлись. Мы застали в конторе только двух человек: русского инженера И. Г. Бурмистрова и пожилого американца, которого Акимов представил как отставного адмирала американского флота. Позже выяснилось, что Бурмистров занимался уравновешиванием присылаемых со стороны машин, оказавшихся на деле плохо уравновешенными и производивших нежелательные вибрации. Адмирал занимался упаковкой и отправкой заказчикам балансировочных машин системы Акимова. Этим изобретением Акимова «Компания» главным образом и существовала. Для предприятия адмирал был важен не работой по упаковке машин, а своими связями в Морском Министерстве, для которого «Компания» выполняла некоторые заказы. Все же с русской точки зрения было непостижимо, почему отставной адмирал величайшего в мире флота должен был на старости лет заниматься укупоркой машин.

Заниматься этими размышлениями было некогда. Выяснилось, что адмирал уже заказал для меня комнату в соседнем небольшом отеле, а Бурмистров оставался, чтобы помочь мне перетащить вещи и устроиться на новом месте. Тут я узнал, что Бурмистров окончил Петербургский Технологический Институт во время войны и был отправлен в Америку с комиссией по приемке военных заказов. После революции он оказался не у дел и нашел себе занятие в компании Акимова. Бурмистров много мне помог в первые месяцы моей жизни в Америке.

Следующее утро было солнечное, приятное и я отправился осматривать город. Городская дума — монументальное здание. Оттуда я пошел в северном направлении по Брод стрит. Тут же в самом центре города оказался паровозо-строительный завод Болдвина. Много локомотивов этого завода работали на русских железных дорогах. Дальше я свернул на улицу Спринг Гарден. Это красивая широкая улица. Много особняков, церквей. Когда‑то считалась парадной улицей. Теперь богатые люди в центре города не живут. Они строят свои дома в окрестностях. Пользуясь автомобилем, они легко сообщаются с городом.

План Филадельфии я изучил еще до отъезда в Америку и знал, что идя вдоль Спринг Гарден я выйду к большому загородному парку. У меня явилась мысль купить воскресный номер Нью-Йорк Таймс и заняться его чтением в парке. При моем тогдашнем знании языка этого чтения хватит на целый день. И вот, купив газету, я продолжал шагать к парку. Но тут одно обстоятельство меня значительно задержало. Вдоль улицы мне встретилось несколько церквей и мне пришла в голову мысль заглянуть в одну из них.

Во время моих европейских путешествий я не раз осматривал старинные церкви и обычно встречал в них больше туристов, чем молящихся. Тут все оказалось совсем иначе. Уже при входе заметил, что не туда попал. Меня встретил весьма почтенный господин и выразил удовольствие, что я решил зайти в их церковь. Это меня очень смутило, но отступать было поздно. Я вошел в церковь, наполненную молящимися и занял одно из задних мест. Незаметно уйти не было никакой возможности, пришлось оставаться до конца службы.

Но и этим дело не окончилось. Когда, после службы, я пытался улизнуть, меня, при выходе, встретили уже два распорядителя. Изъявили удовольствие, что я посетил их церковь и высказали надежду, что буду продолжать приходить на церковные службы. Не помню, что я им отвечал, но до сих под не забыл, как неприятно было стоять с обширным номером воскресной газеты подмышкой и объясняться на ужасном ломаном языке перед почтенными прихожанами. Мой первый опыт применения английского языка в разговоре с американцами показался мне очень трудным и я его вспоминаю и до сих пор.

Отделавшись от церковных людей, я продолжал мой путь к парку. Дошел до Schkuylkill River, притока Делавара, красивая река с высокими берегами. Через нее старый стальной мост, давно мне известный по курсу мостов Николаи. За мостом начинался Фермонт Парк, куда я и стремился. Парк был большой — есть где погулять. На этом месте в 1876 году была всемирная выставка. Об этой выставке слыхал рассказы Кирпичева. Он был в восторге от Америки и впоследствии, при организации Киевского Политехнического Института, выписал оттуда одну из машин для лаборатории по механическим испытаниям. Мне пришлось позже иметь дело с этой машиной. Для грубой заводской работы она может быть могла быть подходящей, но для научной точной работы она была совершенно непригодной и мы ею мало пользовались.