В 1943-1944 учебном году мне минуло 65 лет и по правилам Станфордского университета я должен был выходить в отставку. Коли бы я жил в старой царской России, то там бы вышел в полную отставку после 35 лет службы, т. е. в 1936 году, и получал бы пенсию достаточную для жизни без всяких хлопот. В Америке пенсий не полагается. Но я в пенсии и не нуждался: мои книги начали давать доход, достаточный для моей жизни. Все-же не хотелось так сразу прекратить учебную деятельность, которую любил и для которой имел еще достаточно сил. Университет, как видно, тоже был заинтересован в продолжении моей работы и нашел выход из создавшегося положения. В нарушение установленных правил мне предложили продолжать мою деятельность в качестве преподавателя, не занимающего кафедры. С этим предложением я согласился, так как оно даже улучшало мое положение — я освобождался от разных мало меня интересовавших заседаний и от участия в докторантских экзаменах.

В 1944-1945 учебном году я продолжал мои лекции уже в качестве преподавателя. Число студентов уменьшилось, но число моих лекционных часов увеличилось. Кроме обычных лекций для студентов приходилось читать вечерние курсы для инженеров, работавших на оборону страны. Что они делали днем, я не знаю, но вечерами они являлись на лекции в большом числе и приходилось читать в больших аудиториях, что, конечно, было утомительно. Особого интереса к читаемому предмету эти слушатели не проявляли. Было впечатление, что они отбывают какую‑то повинность.

В июне 1944 года после длительной подготовки союзники произвели грандиозную высадку на западном побережьи Франции. К этому времени Германия уже была совершенно обессилена войной с Россией и не могла оказывать значительного сопротивления на Западе. Без особых затруднений союзники заняли всю Францию и подошли к западной Германии. Тут они были задержаны немцами на пол года. Немцы уже не имели бензина, не могли сопротивляться воздушным налетам союзников и те могли безнаказанно разрушать немецкие города. Мы читали в Америке, что разрушают бомбами о аэропланов лишь сооружения, имеющие военное значение. Но по окончании войны мне пришлось осматривать эти разрушения и убедиться в том, что газетные сообщения далеки от истины. Бомбардировались и города, не имевшие никакого отношения к военным действиям и при этом уничтожались массы мирного населения. Примером такого ничем не оправдываемого варварского разрушения может служить, уже описанное мною раньше, уничтожение Дрездена.

Я, конечно, интересовался судьбой моих близких. Мой брат, живший в Восточной Польше и бежавший от большевиков, устроился в Западной Польше и там работал, как архитектор. Моя дочь, жившая в Берлине, покинула город и переселилась в деревню на берегу реки Везер, недалеко от городка Хекстер. Должен сказать, что Американский Красный Крест, обязанность которого помогать и устанавливать связи с родными по другую сторону фронта, никакой помощи мне не оказал и известия о моих родных я получал главным образом через моих учеников, оказавшихся на фронте. Иногда мне помогали и совсем незнакомые люди.

По окончании войны мой брат оказался в одном из лагерей для пленных, организованных американцами. Положение его было очень опасным. Лагеря посещались советскими представителями, которые особенно интересовались людьми, известными своей антикоммунистической деятельностью. Таких людей они вывозили в Россию и там уничтожали. Брату посчастливилось, он не был замечен большевиками и смог, через год после окончания войны, приехать ко мне в Калифорнию.

Приезд брата и его жены совпали с тяжелым периодом моей жизни. Умерла моя жена. Брат с женой поселились в моем доме и своим участием помогли мне пережить тяжелое время. Брат был на два года моложе меня и в молодости был физически здоровее меня, но тяжелые переживания войны сильно отразились на его здоровьи. Он с трудом ходил. Сердце отказывалось служить. Первое время, отдохнув от переезда, он еще мечтал вернуться к своей специальности архитектора. Он объехал места главных поселений украинцев в Соединенных Штатах и в Канаде. Везде его принимали с почетом, как известного украинского деятеля, но какого‑нибудь постоянного занятия не нашел. Нужно было примириться с положением человека, вышедшего на покой. Это было ему, привыкшему к постоянной работе, конечно, очень тяжело. Через четыре года, на семидесятом году жизни, он умер. Сердце отказалось служить.

С окончанием войны в Европе наши студенты и преподаватели, призванные в армию, начали возвращаться к учебным занятиям и к началу 1946-1947 учебного года наши классы снова наполнились. На моих лекциях для магистрантов и докторантов число слушателей резко увеличилось. В классе теории упругости сидело больше ста человек. Война ясно показала всю отсталость Америки в деле организации инженерного образования и в деле организации исследовательских институтов, приспособленных для экспериментального решения различного рода технических задач. Правительство поняло это и решило действовать энергично. Были ассигнованы средства для расширения исследовательской деятельности и для подготовки докторов в области инженерных наук. Но одной денежной поддержки недостаточно для развития этого дела. Нужны люди. Довоенный педагогический персонал американских инженерных школ в большинстве случаев был совершенно неподготовлен для такой работы. Нужно было привлечь специалистов со стороны и такие специалисты нашлись. Они явились главным образом из Германии. Уже до войны немало германских ученых, главным образом евреев, спасавшихся от Гитлера, переселились в Америку. После войны это переселение продолжалось. Условия жизни в Германии были тяжелыми и немало ученых покинули Германию. Для Америки представился случай довольно быстро развить исследовательское дело в области инженерных наук.

Я воспользовался этим обстоятельством и составил доклад об организации при инженерной школе Станфордского университета особого отдела для развития исследовательской работы и для подготовки докторов в области механики. Администрация согласилась с этим предложением. Отделение исследовательской механики было организовано и начиная с 1947 года были приглашены для чтения лекций и для работы с докторантами специалисты в области теории упругости, теории пластичности, теории колебаний и аэродинамики. Я был теперь не один, была целая группа специалистов и я мог постепенно начать сокращать мою педагогическую деятельность. В конце концов я читал только два курса:

   1) Механические свойства строительных материалов и

   2) История сопротивления материалов. Содержание первого из этих курсов вошло в третье издание второго тома моего курса сопротивления материалов, 1956 год. Курс истории сопротивления материалов я повторял много раз до конца моей педагогической деятельности в 1955 году. Этот курс составил содержание моей книги по истории сопротивления материалов, вышедшей в 1953 году.

Осенью 1946 года я был уведомлен, что Английское Общество Инженеров Механиков «The Institution of Mechanical Engineers» присудило мне за мои работы по механике интернациональную медаль имени James Watt. Общество просило меня лично явиться для получения медали и для представления доклада о моих работах. Я решил отправиться в Европу ранней весной 1947 года и сделать доклад о работах по усталости металлов, выполненных под моим общим руководством моими учениками.

Это была моя первая поездка в Европу после войны. Я не был там с 1939 года. Были последние дни марта.. Погода была отвратительная. Пароход запоздал. В Лондон мы явились вместо утра только вечером. Освещение города слабое. Везде грязь, кучи мусора и это через два года после заключения мира. Во всех ресторанах цена обеда или ужина одна и та же — пять шиллингов. Конечно, за такую цену невозможно получить хорошей еды. Почему все это происходит? Говорят — это результат политики социалистического правительства. На другой день отправился в Институт Инженеров Механиков узнать, когда может быть назначен мой доклад. Выяснилось, что в конце апреля. Жить в Лондоне почти месяц — было мало интересно. Решил поехать в Париж и заняться там изучением литературы, относящейся к истории сопротивления материалов. Оказалось, что выехать в Париж нельзя — все билеты за неделю вперед уже распроданы. Была Страстная неделя и жители Лондона бросились во Францию для закупки съестных припасов. Только через неделю, на первый день Пасхи, удаюсь выехать из Лондона. Поезд был забит самыми настоящими «мешечниками». За плечами у них были мешки с товарами, предназначавшимися для обмена на съестные припасы. Наконец я в Париже. После Лондона город кажется чистым. На улицах праздничная толпа. Комната в отеле у меня была заказана заранее и я в ней устроился. Но тут опять затруднения — отопления нет — везде холодно. Холоднее чем в Лондоне. В ресторанах все есть, как в доброе старое время, но цены кажутся мне невероятными. Я меняю доллары по официальному курсу, а на черном рынке франк втрое дешевле. Пользоваться черным рынком мне казалось неудобным и самая скромная жизнь, при официальном размене, стада невероятно дорогой. После недельного пребывания в Париже я встретился с женой брата — француженкой. Она женщина решительная. Узнав в чем дело, она забрала мои доллары, разменяла их где‑то за углом на франки и таким образом резко улучшилось мое житье в Париже.