За ним, на небольшом расстоянии, с такими же котомками за плечами, один за другим шли Папахин и Барклей.

Не дойдя нескольких сот сажен до Чертовых ворот, группа круто свернула в сторону. Впереди показалась скала. Шапочкин остановился, приложил к губам пальцы и три раза коротко, затем один раз продолжительно свистнул. Откуда-то сверху послышался ответный свист. Шапочкин махнул рукой спутникам и снова двинулся навстречу Ершову.

— Легки, легки на помине! — радостно говорил, встречая гостей, Ершов. — Недаром я вас все утро вспоминал.

— Воскресенье сегодня, Захар Михайлович. Погода как раз хорошая, — как бы оправдываясь, ответил Шапочкин. — А тут дело одно подвернулось, ну, мы и решили: ружья на плечи — и пошли.

— Да, вид у вас, как у самых заправских охотников. Что-то добычи только не видать.

— Тяжело тащить было, домой услали добычу, — шутливо ответил за всех Барклей.

Убежище подпольщиков было построено в углублении круто обрывающейся скалы. Рядом с землянкой на большой каменной плите весело горел костер и не дальше, как в пяти шагах от огня, разбрызгивая капли воды, бурлил небольшой прозрачный ключ.

Гости поставили в землянку ружья, сняли котомки. Каждый передал принесенные им припасы: хлеб, сухари, махорку, патроны. В заключение Барклей торжественно вручил Ершову искусно сделанную им трубку и огниво.

Захар Михайлович радовался, как ребенок.

— Натащили! Вот натащили! На месяц хватит… Буржуй я теперь. Самый настоящий буржуй! А трубка? Разве еще есть у кого такая трубка?!

Он взял стоявший на камне большой чугунный котел и пошел к роднику.

— Времечко! Ох, и времечко стоит золотое, — выполаскивая котел, говорил он подошедшему к нему Барклею. — Пошел сегодня утром на охоту, козы от радости, как шальные, так и прыгают, так и прыгают. Поверите, стрелять было жалко. На озеро пришел — рыбы полна мережа налезла.

— Значит, мясцом нас угощать собираешься и рыбкой? — ломая сухие смолистые сучья, добродушно спросил Барклей.

— Охотники вы, как же вам без мяса и без рыбы? Не на сухарях же с водичкой сидеть, когда ружья за плечами.

— Ну, что ж, тоже не умерли бы, не привыкать зубами щелкать, коли давно приучены, — отшутился Барклей. — Недаром нас уверяют, что «хлеб да вода — рабочая еда». Лучшего вроде мы и желать не смеем.

— Ну, что вы говорите, сэр? — смеясь, возразил Ершов. — Если верить руководителям английских социалистов, то рабочие Англии живут сейчас куда как богато. А вы говорите: «хлеб да вода». Слишком обобщаете, мистер, или вы от жизни отстали?

Барклей нахмурился.

— Подлецов и предателей везде хватает, — сказал он сурово. — Обидно, товарищ Ершов, не то, что подлецы есть на свете, а то, что их терпит наш брат, рабочий. Англия! Передовая страна и, как ни странно, именно в ней, в Англии, до сих пор терпят в рабочем руководстве предателей и обманщиков.

— К нам на центральную шахту техника из Англии недавно прислали. Трудно понять, с какой это целью сделано. Так, если посмотреть со стороны, можно подумать, что сильно занят работой, а фактически ни черта не делает, сует только всюду свой нос да ко всему присматривается и прислушивается. Вчера, например, целый час расспрашивал у меня, как ему связаться с социал-демократами. Он, видите ли, сочувствует русским революционерам и желает с ними подружиться. Не верю я ему. Не знаю, что вы скажете, а я решил держаться от него подальше, — убежденно сказал Папахин.

После долгого молчания первым отозвался Ершов.

— Вы правильно решили, Трофим Трофимович. В Англии есть, конечно, люди, которые действительно сочувствуют нашей революции, но там немало и предателей. Отсюда и вывод напрашивается сам собой: осторожность и еще раз осторожность. Я, например, советую поручить кому-либо из наших товарищей завязать с ним знакомство. Надо как следует присмотреться к этому типу, а потом и решить.

— Наперед могу вам сказать, — заметил Барклей, — приехали не те англичане, которых мы хотели бы видеть.

— Вы думаете? — настороженно спросил Папахин.

— Думаю и, наверное, не ошибаюсь.

— Вот нам и нужно проявить особую осторожность, — снова и еще более настойчиво посоветовал Ершов. — Главное, чтобы около него постоянно был наш человек…

— Предлагал… Не соглашается… — хмурясь, неохотно ответил Папахин. — Я, говорит, сам все сделаю без вас. А вчера поймал около шахты сынишку Карпова, притащил в контору и потребовал, чтобы мальчика немедленно приняли на работу и передали в его распоряжение. Мальчишка, правда, бойкий, но какой из него помощник? Просто непонятно.

— Это какой? Сын Карпова Михаила? Тогда хорошо.

— Да и отец рад, что мальчишка на работу устроился, — согласился Папахин.

Ершов снял с колышка деревянную ложку, морщась от дыма, помешал ею в кипящем котле. Потом он отгреб от костра груду тлеющих углей, поставил на них большую сковороду и, наложив в нее заранее очищенных карасей, стал собирать на стол.

Гости молча наслаждались окружающей природой.

Папахин, о чем-то задумавшись, смотрел на пламя костра. Барклей беззвучно шевелил губами и часто с досадой встряхивал головой.

Шапочкин наблюдал, как Ершов резал вынутое из котла мясо, и вдруг сказал:

— Поздравьте меня, Захар Михайлович!

Ершов недоумевающе посмотрел на друга.

— Мне сегодня двадцать семь исполнилось…

— Вот оно что? Поздравляю от всего сердца, поздравляю и в связи с этим хочу сказать тебе несколько слов. Мы верим, Валентин Алексеевич, что еще наше поколение доживет до социализма, до тех времен, когда люди будут свободными и счастливыми. Но на пути к светлой мечте нас ожидает немало невзгод и разочарований. Ждут нас еще тяжелые битвы. Будут победы, будут и поражения. Найдутся в наших рядах нытики и маловеры. Но мы убеждены, что ты, Валентин, всегда будешь идти большевистской дорогой и только вперед.

Усевшись вокруг разложенной на траве скатерти, друзья принялись за обед.

— Счастливый ты, Валентин, — в раздумье молвил Барклей. — Мы только готовили революцию, а вам самое главное остается. А как ты думаешь, Захар Михайлович, где в первую очередь победит пролетариат — у нас или там, на западе?

— Ленин надеется, что у нас, — вспоминая свою встречу с Владимиром Ильичей, ответил Ершов.

— Тогда, пожалуй, и я доживу еще до решающей битвы? Возможно, и мне удастся в ней участвовать?

— Удастся! — уверенно сказал Папахин. — И, помолчав, с гордостью добавил: — А ведь это результат нашей работы, Захар Михайлович.

Ершов подошел к роднику, напился холодной воды и, возвратившись на свое место, сказал:

— Через пару недель, друзья, я должен буду уехать в Екатеринбург. Не знаю, сколько я там пробуду и скоро ли мы снова увидимся. Возможно, что не скоро. Поэтому мне хотелось бы с вами обсудить некоторые вопросы нашей дальнейшей работы. Товарищ Папахин сказал, что пора нам от обороны переходить к наступлению. Я считаю, что Трофим Трофимович трижды прав. Это, действительно, главное. Да, друзья, пришла пора начинать новую и последнюю битву. И начинать ее напористо, с утроенной энергией.

— Тяжеленько нам без вас будет, — вздохнул Трофим Трофимович. — Снова ходят слухи о снижении расценок и уменьшении зарплаты. Здесь может завариться каша.

— Да, Калашников мне говорил. Официального указания пока еще нет, но приехавшие англичане уверяют, что такое распоряжение от Уркварта скоро последует.

— Не унимаются, хотят на своем поставить.

— Очевидно, так. Но это им теперь вряд ли удастся. Добившись победы, рабочие не захотят ее упустить. Да и мы не позволим.

— Какую же линию занимать нам в этом вопросе? Что передать членам комитета? — живо спросил Папахин.

— Линию нужно занимать только наступательную, — с твердостью ответил Ершов.

Долго еще в этот день объяснял Захар Михайлович своим товарищам, как нужно на заре нового революционного подъема вести борьбу за большевистское руководство пролетариатом.

Прощаясь с Ершовым, Папахин сказал: