— То есть мне трудно понять, вы ли это: мне мешает мрак и одна безделица, — с этими словами он указал на ее вуаль, — но это ведь вы, не так ли? Боюсь, у вас есть преимущество: вам мое имя известно, в то время как мне ваше — нет.
Грейс собралась с силами и присела в реверансе.
— Это и правда я. Меня зовут Грейс, сэр.
— Прошу вас, зовите меня Джеймс. У вас все хорошо, Грейс?
— Да, благодарю вас.
— Я часто думал о вас с тех пор, как мы встретились в Бруквуде: вы показались мне такой хрупкой и ранимой. Я волновался за вас.
— Благодарю за заботу, — немного чопорно произнесла Грейс, вспомнив, как она пришла к нему на работу и как ее оттуда выгнали. Она указала на свои траурные одежды. — Но, как вы можете заметить, моя жизненная ситуация несколько изменилась.
— В самом деле? — Он удивленно поднял бровь. — Вижу, вы занялись похоронным ремеслом.
Грейс немного смущенно кивнула: похоже, он не очень это одобрял.
— Позвольте поинтересоваться, как так получилось?
— Наверное, следует отметить, что это не совсем то, чего я хотела, — тихо призналась Грейс, — но нас с сестрой выгнали из комнаты, которую мы снимали, и нам просто некуда было идти. Мы бы оказались на улице, если бы семейство Победоноссон не приняло нас обеих.
Джеймс покачал головой: эта информация его порядком удивила.
— Простите мое любопытство практикующего юриста, но при каких именно обстоятельствах вы потеряли жилье? — спросил он. — Вы задолжали за него?
— Нет, что вы! — с негодованием воскликнула Грейс. — Просто однажды мы пришли домой и обнаружили, что дом заколочен. Мне сказали, что весь район отдали под застройку.
Джеймс вздохнул.
— Боюсь, это происходит по всему Лондону: коммерсанты скупают землю под железную дорогу, конторы и промышленные объекты. Они, конечно, обещают построить новые дома, но не всегда выполняют свои обещания.
— Но ведь это неправильно! — вскричала Грейс. — А что будет с теми, кто окажется без крыши над головой? Неужели с этим ничего нельзя поделать?
— Боюсь, что нет. Хотя можно обратиться в благотворительные организации или в другие места, где вас, возможно, примут.
— Нет, на это я бы никогда не пошла, — поспешно заявила Грейс, боясь, что он намекает на возможность переехать в работный дом. — Когда это случилось — когда мы оказались без крыши над головой, — я приходила к вам, чтобы спросить совета, — сказала она, неожиданно решив поставить его в известность о том, как ее приняли.
— Правда?
Грейс попыталась понять, удивлен ли он или давно это знает, но так и не смогла определить это наверняка.
— Мужчина, открывший дверь, прогнал меня. Он был очень груб.
— Тогда я могу лишь принести свои извинения, — ответил Джеймс, — и обещаю поговорить с Микерсом и потребовать, чтобы в случае, если вы опять навестите меня, он был сама любезность. Прошу вас, поверьте мне: я…
Но не успел он договорить, как в глубине коридора раздались шаги и из темноты вышел мистер Джордж Победоноссон. Грейс, которую наняли еще на два часа бдения, на сей раз у самого гроба, мгновенно приняла профессиональную позу: замолчала, опустила глаза долу, наклонила голову и сложила руки. Джеймс Солан, похоже, собиравшийся еще многое ей сказать, лишь молча кивнул мистеру Победоноссону, водрузил цилиндр на голову и удалился.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Четыре беседы
Мисс Шарлотта Победоноссон ни разу до сего дня не спускалась в кухню и надеялась, что больше ей этого делать не придется. Ей было неприятно не только из-за царившего там холода, но и из-за темноты и унылой обстановки: каменный пол, уродливая свинцовая раковина и поцарапанные деревянные рабочие поверхности нагоняли на нее тоску. Приличная дама может вообще не подозревать о существовании подобного места, и лишь мысли о шикарном кабриолете заставили мисс Шарлотту рассмотреть саму возможность того, чтобы спуститься в кухню.
— Ты так искусно работаешь, — похвалила она Лили, глядя, как та пытается отскрести пригоревший, почерневший жир с каминных приборов. — Какими красивыми, чистыми становятся после твоих стараний эти… эти штучки.
— Да, мисс, — ответила Лили.
Ей было неловко, когда мисс Шарлотта спускалась на половину прислуги, чтобы поболтать с ней, поскольку молодая хозяйка совершенно не вписывалась в окружающую обстановку со своими кружевными оборками и небрежными локонами. Сегодня Шарлотта надела платье с таким широким кринолином, что с трудом прошла в двери кухни.
— Ты ведь уже живешь с нами какое-то время, не правда ли? — заметила мисс Победоноссон, стараясь вызвать у Лили интерес. Впрочем, от смешанного запаха аммиака и карболки у Шарлотты кружилась голова, и она надеялась, что надолго здесь не задержится.
— Да, мисс.
— Несколько лет…
— Лет?! — Лили нахмурилась и покачала головой. Не может же быть, что прошли годы! — Нет, мисс. Думаю, всего пару месяцев.
— Да нет же, уже несколько лет, — настаивала мисс Шарлотта. — Я ведь тебе уже говорила. Твоя матушка умерла около десяти лет назад, когда ты была маленькой девочкой, и мои мама и папа взяли тебя к себе. С тех самых пор ты живешь с нами. Мы примерно одного возраста, и я помню, как играла с тобой, когда была малышкой.
Лили снова нахмурилась и размазала по щеке полоску жира.
— Нет, не думаю, что это правда, — упрямо заявила она.
Мисс Шарлотта опять сочиняет сказки — точно так же, как это делала Грейс, когда читала газету.
— Да, мои мама и папа удочерили тебя много лет назад, — произнесла мисс Шарлотта, натянуто улыбаясь.
— Удочерили… — задумчиво протянула Лили. — Я так не думаю, мисс. — Она даже не была уверена в том, что понимает, что означает это слово. — Я жила с Грейс — со своей сестрой. Мы жили в доме миссис… — Лили нахмурилась, пытаясь вспомнить. — В доме миссис Макриди, а потом однажды его забили досками и мы не смогли войти.
Мисс Шарлотта взяла себя в руки (кабриолет следует покрасить в блестящий красный цвет, решила она, и с каждой стороны повесить золотые фонари) и снова заговорила:
— Что ж, не будем спорить об этом сейчас, Лили. Гм, что касается твоей дорогой матушки — ты, кажется, упоминала, что вы жили с ней где-то в Уимблдоне?
— Так и есть, — кивнула Лили. — Ой! — воскликнула она, порезавшись об острый край прибора.
— А ты помнишь, как назывался дом, в котором вы жили?
— Нет, мисс. — Кровь закапала в жирную раковину, и Лили, подавив всхлип, прижала палец ко рту, надеясь остановить кровотечение. — Вы меня уже спрашивали. Вы все время меня об этом спрашиваете.
Мисс Шарлотта весело рассмеялась.
— Правда? Просто я очень люблю слушать рассказы о твоем детстве в деревне… хотя, конечно, все это было очень давно, задолго до того, как ты переехала к нам, — десять лет назад.
Лили на секунду задумалась: мисс Шарлотта опять взялась за свое.
— Нет, мисс, вовсе не десять лет, — ответила она. — Всего лишь месяц или два. А до этого мы с сестрой продавали на улице водяной кресс. Мы ходили на рынок Фаррингдон рано утром и покупали то, что потом…
— Вот как! — На лицо мисс Шарлотты легла тень раздражения, и даже мысль о том, что у нее будет чистокровный белый скакун, которого она запряжет в кабриолет, не смогла поднять ей настроение. — Это безнадежно!
— Что безнадежно, мисс?
— Ничего! — рявкнула она. — И вообще, что ты там стоишь? У тебя же кровь течет на эти железные… штуки. Сходи к кухарке, возьми кусок тряпки, приведи себя в порядок!
Когда Лили вернулась, намотав на палец такое количество тряпок, что он больше походил на брюкву, мисс Шарлотта уже ушла к себе наверх.
— Это невозможно! — пожаловалась Шарлотта матери. — Я с ней разговариваю, все время повторяю, что она живет у нас уже долгие годы, но она мне не верит! У нее в голове абсолютно ничего не задерживается!
— О Господи, — нахмурилась миссис Победоноссон, вертя в руках образец ткани для портьер, который ей недавно прислали из нового магазина «Маршалл и Снелгроув». — По правде сказать, я думала, она достаточно глупа — достаточно простодушна — и поверит всему, что ты ей расскажешь. Я даже пообещала купить ей новую шляпку, если она поиграет в игру «понарошку». Она согласилась, но на нее нельзя положиться.