Этот господин, вместе с еще одним, отдыхал в модном лондонском клубе «У Баркера», расположенном в районе Сент-Джеймс. Джентльмены сидели в больших кожаных креслах в курительной комнате. В свое время, чтобы получить членство в этом клубе, они заплатили гораздо больше обычной суммы: будучи торговцами и не принадлежа к «приличному обществу», по правилам они не могли даже претендовать на членство.

Мужчина с желтым платком передал объявление своему визави, одетому куда более официально: в безупречный темный костюм, туфли ручной работы и мягчайшие кожаные перчатки. Этот мужчина курил сигару и старался пускать дым кольцами — единственный намек на легкомыслие в его образе, поскольку тяжелый подбородок, крупный нос и высокомерное выражение лица явно говорили о том, что истинный его характер вовсе не таков. Он повернул лицо к потолку, и в воздух поднялось очередное кольцо дыма.

— Прочитай.

— Ну, не стану вдаваться в подробности, скажу лишь, что там говорится, что они ищут двух голубок, а нашедшему полагается награда.

— Двух голубок, говоришь?

— Мать и дочь, — ответил Желтый Платок, покосившись на писаный маслом портрет ее величества королевы Виктории, висящий над камином, и отсалютовав ей бокалом портвейна.

— И ты считаешь, что их можно отыскать, я правильно понял?

— Скорее что их стоит поискать, — ответил первый, выпуская клуб дыма. — Мой шпик в суде сообщил, что в отделе невостребованного наследства их ждет небольшое состояние. Об этом деле он упомянул мимоходом. Тот, кто отыщет их, получит десять процентов от кругленькой суммы.

Второй выпустил еще одно идеальное кольцо дыма.

— Значит, стоит попробовать. Говоришь, мать и дочь?

— Девушке семнадцать, так что матери, скорее всего… сколько? Тридцать с небольшим?

— Я поспрашиваю кое-кого.

— Прибыль пополам, да? — уточнил Желтый Платок.

— Сначала их нужно найти, — возразил второй. Кольцо дыма у него над головой расплылось и исчезло в воздухе. — Больше никакой информации?

Первый отрицательно покачал головой.

— Только обычная мелочь: несколько попыток выдать крашеную плиту из стружки за настоящий дуб. Ах да: на этой неделе мне досталось два превосходных обручальных кольца. Родственники умершего попросили меня похоронить их вместе с трупом.

— Ну и дураки! Ты поаплодировал их глупости?

— Конечно, — кивнул Желтый Платок, — но только после того, как они ушли.

Следующие пять или шесть недель дела у Грейс и Лили шли довольно неплохо. В начале июля водяной кресс, попадающий в Лондон с близлежащих ферм, растет особенно хорошо, а это означало, что большой пучок можно было купить за полпенни и тем самым удвоить доходы. Таким образом, уже через две недели девушки заплатили за комнату на месяц вперед, а еще чуть погодя Грейс выкупила чашку и блюдце, принадлежавшие маме, и даже приобрела две соломенные корзины, чтобы носить в них водяной кресс и раскладывать его так, чтобы подчеркнуть высокое качество товара. Кроме того, ей удалось отложить два шиллинга на железнодорожный билет до Бруквуда, чтобы, когда появится время, съездить туда и помянуть своего ребенка.

Однако к концу августа ситуация снова изменилась, и на сей раз — в худшую сторону: ручей без запруд, где один из крупнейших фермеров Гэмпшира выращивал водяной кресс, пересох, поскольку местные власти повернули его русло так, чтобы он нес пресную воду жителям близлежащей деревни. Событие это привело к такому резкому сокращению водяного кресса в продаже, что торговцы на рынке Фаррингдон дважды удваивали оптовую цену. К тому же почти три недели подряд каждый день лил дождь, из-за чего найти покупателя на улице оказалось чрезвычайно трудным делом. В результате к концу сентября накопленное «состояние» растаяло как дым и Грейс с Лили оказались так же бедны, как и прежде. Шиллинги, отложенные Грейс на поездку по «Некрополис рэйлвей», пришлось потратить на еду, а мамины чашка с блюдцем опять были заложены, вместе с чайником и корзинками. Кроме того, у сестер не осталось денег на оплату жилья.

— У нас всего лишь шесть пенсов — значит, завтра мы сможем купить три больших пучка, — сказала Грейс, выкладывая деньги на крышку одного из ящиков. — Если мы будем очень осторожны и сумеем разделить их на четыре маленьких пучка каждый, а затем продадим по пенни за штуку, то получим… — Она посчитала на пальцах. — Двенадцать пенни, — вздохнула Грейс. — Из них шесть нужно отложить, чтобы завтра купить водяной кресс, два — на оплату комнаты, еще два — на картофель… Ах да, и один — на то, чтобы миссис Макриди разрешила нам воспользоваться ее печью. Даже если мы продадим весь товар, нам придется истратить все, что мы заработаем.

— Можно дать объявление в газету! — радостно предложила Лили. Она сидела на перевернутом ящике, а Грейс стояла рядом, на коленях. — Можно написать, что мы нуждаемся в деньгах, что мы — две благородные дамы в стесненных обстоятельствах… — За несколько дней до этого Грейс читала ей вслух подобное объявление, и хотя Лили не совсем поняла, что означают использованные в нем слова, они ее просто завораживали.

— Ну и сколько, по твоему мнению, может стоить такое объявление в газете «Таймс»?

Лили задумчиво покачала головой.

— Не меньше десяти шиллингов.

— Десять шиллингов! Значит, эти благородные дамы точно не могут быть в очень стесненных обстоятельствах, — заметила Лили и, задумавшись, нахмурилась. — Одна из нас могла бы еще чем-то заняться, чтобы заработать денег. Найти другую работу…

— Возможно, — откликнулась Грейс, размышляя о том, что сейчас, когда они продают меньше водяного кресса, совершенно определенно нет никакой необходимости им обеим торговать на улице.

— Я могла бы подметать перекрестки, — продолжала фантазировать Лили. — Я могла бы купить метлу, ждать, когда мимо пройдет дама, и предлагать ей подмести перед ней дорожку. Так делают дети Вильсона. Или я могла бы придерживать за узду лошадей для господ.

— Все хорошие перекрестки уже заняты, — возразила ей Грейс. — А придерживать лошадей могут только мальчики: у тебя не хватит сил.

— Ладно, тогда я могла бы стоять у дверей какой-нибудь лавки и помогать дамам нести сумки с покупками. Или подбирать потерянные вещи. Патрик Картрайт сказал мне, что однажды он нашел два шелковых платка!

— Это значит, что нашел он их в чьем-то кармане, — объяснила Грейс.

— Еще я могла бы спуститься вниз по течению и поискать что-нибудь в иле на берегу.

— Нет! — воскликнула Грейс. — Только не это. Мы с тобой никогда не будем промышлять подобным образом. Лучше уж я пойду…

Лили посмотрела на нее и расплакалась.

— Нет, туда, где мы были в прошлый раз, я не пойду!

Грейс придвинулась ближе к сестре и обняла ее за плечи.

— Нет, Лили. Никогда. Мы никогда туда не вернемся.

— Ты обещала, что мы туда не пойдем. Ты говорила: что бы ни случилось, мы туда не вернемся! — Когда Лили начинала плакать, она успокаивалась с большим трудом. — Ты говорила, что, даже если у нас не будет обуви и мы будем умирать от голода, мы туда не вернемся! Ты обещала!

— Я и сейчас готова подписаться под каждым своим словом, — ответила Грейс, гладя сестру по голове. — Я обещала тебе тогда и обещаю снова: мы никогда не пойдем в работный дом и не вернемся в пансион. — Она с нежностью взглянула на сестру. — Но почему тебе там было так плохо?

— Там за мной снова может прийти тот человек!

Грейс почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.

— Ты о чем?

— Тот грязный мужчина. Ой! — Она испуганно посмотрела на Грейс. — Я обещала никому не рассказывать. Он говорил, что убьет меня, если я кому-то расскажу.