В клубе «У Баркера», что в районе Сент-Джеймс, те же двое мужчин читали газеты, время от времени откладывая их в сторону, чтобы обсудить тот или иной аспект своей деятельности за прошедшую неделю. Один из них снова щеголял в твидовом пиджаке и желтом шелковом платке, а другой — тот, с самодовольным лицом, — был одет так же официально, как и в прошлый раз. Он только что вынул сигару изо рта.

— К сожалению, на этой неделе умерших было не так уж много, — заметил Желтый Платок, который, кстати сказать, именовался мистером Джорджем Победоноссоном и был известным распорядителем похорон. Он грубо хохотнул, а затем быстро огляделся, чтобы проверить, не слышал ли его кто-нибудь посторонний. — Я знаю, как это звучит для непосвященных, — добавил он, поднимая руку и делая якобы возмущенный жест, — но бизнес есть бизнес!

— Точно-точно. А если нет похорон, то нет и траура. Да, не очень-то приятная ситуация, — согласился его компаньон и кузен, мистер Сильвестр Победоноссон.

— К счастью для нас, все рано или поздно умирают.

— И к еще большему счастью, мы можем получать доход из дополнительных источников, пока они не умрут, верно?

— Коль об этом зашла речь, замечу: тех двух голубок, похоже, до сих пор не нашли. — И Джордж Победоноссон постучал пальцем по объявлению.

— Мои служащие уже этим занимаются.

— А я проинструктировал на сей счет своих шпионов. — Джордж свернул газету так, что объявление оказалось сверху. — Знаешь, у меня возникло чувство…

— Какое чувство?

— Что мы найдем эту миссис… — он заглянул в объявление, — миссис Паркес и милую маленькую Лили.

— Было бы чудесно, если бы ты оказался прав, Джордж. Было бы просто замечательно, — произнес Сильвестр Победоноссон.

— Что да, то да, — самодовольно кивнул Джордж.

Когда Грейс открыла дверь на требовательный стук, то обнаружила за ней миссис Биль: старушка беспокойно теребила в руках платок и выглядела такой изможденной, что казалось, подуй ветер посильнее — и она улетит.

— Я пришла попрощаться, милочка, — сказала миссис Биль. — Мы с мистером Билем съезжаем от миссис Макриди.

Грейс пригласила ее войти в их скромную комнатку без мебели, прекрасно понимая: как бы низко человек ни спустился по социальной лестнице, а приличия соблюдать нужно.

— Мне очень жаль, — сказала она. — А где вы теперь будете жить?

— Мы переезжаем в… в… гм… Ну, в работный дом. — Когда пожилая дама произносила последнее слово, оно, казалось, застряло у нее в горле и чуть ее не задушило.

Грейс, стараясь не выдавать охватившего ее отчаяния, взяла миссис Биль за руку.

— Что ж, кто станет осуждать вас за то, что вы ищете себе приюта в другом месте? — вздохнула она. — Нынешняя зима обещает быть суровой.

Миссис Биль скомкала платок еще сильнее.

— Мы старались справиться сами, но на прошлой неделе мистера Биля сбили с ног и забрали у него шнурки, а вчера он упал посреди улицы и только каким-то чудом не попал под омнибус. К тому же мы задолжали миссис Макриди за три недели, и, хотя она лучшая из женщин, мы не можем позволить себе оказаться у кого-то в долгу.

Грейс сочувственно сжала ладонь старушки.

— Скажите, в этих домах все действительно так ужасно? — спросила ее миссис Биль. — О них такое рассказывают… Вам ведь довелось побывать в таком доме, не правда ли?

Грейс кивнула.

— Думаю, все они разные, — уклончиво ответила она. — Там, куда мы попали сначала, — в сиротском приюте — все были очень добры к нам. Нам разрешили взять с собой вещи, и еды всегда было вдоволь.

— Но тогда, милочка, позвольте спросить: отчего же вы ушли оттуда?

— Потом нас перевели в учебное заведение для девушек, и вот в этом месте нам, — Грейс с трудом подавила приступ тошноты, — совсем не понравилось.

— Позвольте поинтересоваться: почему? — встревожилась миссис Биль.

Грейс передернуло: ей показалось, что она снова чувствует, как на нее всей тяжестью наваливается тот мужчина, как под его весом она не может пошевелиться. Она сделала глубокий вдох.

— Там… там был один мужчина, который вел себя со мной неподобающим образом, — наконец произнесла она чуть слышно.

— Ах! — Тонкие, как бумага, щечки миссис Биль вспыхнули, и она поспешила сменить тему. — Простите, милочка, но сколько прошло времени с тех пор, как умерла ваша матушка?

— Десять лет, — ответила Грейс.

— Неужели не осталось родственников, которые могли бы приютить вас? А ваш отец?

Грейс покачала головой.

— Я почти ничего не знаю об отце или о его семье, — призналась она. — Когда мама вышла за него замуж, родители с обеих сторон не одобрили их брак, а два года спустя, когда Лили исполнился год и мама еще не подозревала, что носит под сердцем меня, папа отправился в Америку искать счастья.

— Бедная ваша мамочка! Остаться одной, без защитника!

Грейс кивнула.

— Она вырастила нас на деньги от небольшого наследства, оставшегося ей от бабушки с дедушкой, и довольно рано научила меня читать и писать, надеясь, что однажды я удачно выйду замуж и сделаю Лили своей компаньонкой. — Рассказывая, девушка сухо улыбалась, прекрасно понимая, что выгодный брак в Севен-Дайлз не заключить и что самое большее, на что здесь можно надеяться, — это замужество с уличным торговцем, у которого есть собственная тележка. — Я собиралась стать учительницей, а Лили должны были научить вести хозяйство, но затем нам пришлось уйти… — Грейс поняла, что не может продолжать, и замолчала.

— И когда это случилось?

— Примерно… девять месяцев тому назад.

— Девять месяцев, — повторила миссис Биль, и, если она и сделала неизбежный вывод, ей хватило такта умолчать об этом. — И больше вы об отце не слышали?

— Никогда, — снова покачала головой Грейс. — Мама всегда говорила, что морские путешествия полны опасностей и что он, вероятно, погиб… но, возможно, он просто любил ее недостаточно сильно, чтобы вернуться.

Теперь уже миссис Биль сжала ей руку.

— Мое милое дитя, я уверена: какое-то иное обстоятельство помешало ему вернуться из заморской поездки.

— Может, и так. — Настал черед Грейс сменить тему разговора. — Мне так жаль, что вам придется переехать в работный дом.

— Ни мне, ни супругу этого не хочется, но еще одна такая зима, как в прошлом году, убьет мистера Биля. Понимаете, когда человек стареет, его жизнь становится тяжелее.

Грейс кивнула и, пожелав миссис Биль всего самого наилучшего, с грустью подумала, что их с Лили жизнь уже становится тяжелее с каждым годом, ведь ситуация на рынке водяного кресса никак не хотела улучшаться, особенно после того, как прошел слух, будто крупнейшие реки, в которых он рос, загрязнены, а в некоторых даже обнаружили холеру. Теперь Грейс всегда возвращалась домой с нераспроданным товаром, а иногда за целый день продавала не более шести пучков. Лили пробовала торговать гребнями для волос, а потом спичками, но если у Грейс люди иногда покупали товар, тронутые ее красотой, то у Лили такого преимущества не было. От матери она унаследовала вьющиеся темно-рыжие волосы, но вот лицом, к несчастью, пошла в отца: у Лили был такой же квадратный подбородок и глубоко посаженные глаза. (В свое время мама написала маленький портрет отца, который некогда, много лет тому назад, стоял у ее кровати, и она часто говорила о том, как сильно Лили на него похожа.) К этому моменту Грейс уже заложила шляпку, в которой мама выходила замуж, и вуаль, а вслед за ними отнесла подушку и два одеяла в ссудную кассу — один из неофициальных ломбардов, открывшихся в этом пораженном бедностью районе.