— Товарищи, прошу потише. Тихо! Слово предоставляется начальнику Туликсаареского лесничества товарищу Реммельгасу.
За столами сразу умолкли. Лесничий? Это обещало быть интересным. В глухих углах о каждом новом человеке быстро распространяются слухи и суждения, порицания и похвалы. У Реммельгаса было много сторонников, особенно среди колхозников, но для работников лесопункта его имя уже успело приобрести зловещий смысл, им частенько пугали друг друга: «Вот придет лесничий — уж он покажет! Уж он запретит!» Но все же и на лесопункте мнения о новом лесничем были столь противоречивы, что сейчас все с любопытством повернули к нему головы.
Реммельгас выругал про себя Осмуса. Ну и хитер же этот деятель! Ведь выступать на празднике с критикой — неприлично, а похвалишь — потом на тебя же самого будут ссылаться. С чего же, в самом у деле, начать? Отделаться по примеру Осмуса дешевыми шуточками? Или плыть по течению, нагромождать сладкие слова, поздравлять и превозносить? Интересно побывать как-нибудь на производственном совещании лесопункта, посмотреть, как там по части самокритики, очень ли она процветает. В голове кружились какие-то посторонние мысли, и, не решив твердо, о чем сказать, а о чем умолчать, Реммельгас начал самым трафаретным образом:
— Прошу прощения за то, что опоздал, — сегодня мы в лесничестве подняли большое дело. Извините, что только теперь, задним числом, я могу поздравить вас от имени Туликсаареского лесничества с перевыполнением плана…
Кое-где послышались жидкие аплодисменты. Сегодня так много хлопали, что это занятие всем уже приелось. Если ему больше нечего сказать, пусть побыстрее закругляется.
Реммельгас пробубнил еще несколько уклончивых фраз. Они как бы сами собой сходили с языка, пока мысль перескакивала с одного на другое. Кончить, что ли, на этом? Нет, так нельзя. Осмус бы торжествующе улыбнулся: «Реммельгас — парень с головой: грозить — грозил, но после моего успеха сразу поджал хвост». Все бы решили, что раз новый лесничий пропел лесопункту аллилуйю, то, значит, все разговоры о том, будто он недоволен их работой, будто он видит в ней большие ошибки и недостатки, все это бабьи сплетни…
Конечно место и время были неподходящими, но еще хуже было бы промолчать, став подпевалой в хоре сегодняшних славословий.
— Впрочем, хотя успехи ваши велики, они все же не должны вас ослеплять… — Как пошло это звучало, запетое и перепетое тысячу раз. Прямее, откровенней, короче! — В практике Куллиаруского лесопункта имеются ошибки, которые привели к извращению советской лесохозяйственной политики. Вырублен большой массив рядом с железной дорогой и поблизости от большаков, а в более далеких местах сняты лишь отдельные делянки. У дорог рубили подчистую, валили даже незрелый лес, в то время как за Кяанис-озером, у Люмату и в дальних уголках Ээсниду, лес перестаивается, гниет на корню, теряя значительную часть своей ценности.
Ни один нож, ни одна вилка не звякнули о тарелку, даже подавальщицы застыли с подносами и пивными кружками в руках. Осмус покачивался на задних ножках стула то назад, то вперед, засунув пальцы за проймы жилета. На лице его играла улыбка, разве что улыбка была несколько неподвижная, как бы застывшая. В широко раскрытых глазах Хельми Киркмы Реммельгас прочел растерянность, смешанную с восхищением. Питкасте опустился грудью на стол и вытянул голову далеко вперед, словно боялся пропустить хоть словечко. Его лицо выражало попеременно то испуг, то восторг.
— Некоторым, быть может, не понравится, что я напоминаю об этом сейчас, на вашем торжестве. Но я верю, что вы достаточно сильны, чтобы услышать о себе правду и понять ее. Ошибки существуют для того, чтобы их исправляли. У нас нет причин сомневаться в том, что в предстоящем сезоне товарищ Осмус вместе со всеми работниками лесопункта направит свое главное внимание именно на дальние районы. В трудные послевоенные годы мы закрывали глаза на некоторые недостатки в лесопользовании. Самое главное было — быстро снабдить народное хозяйство всеми лесными материалами. Теперь мы ушли далеко вперед, теперь решает не количество сделанного, а качество. В переводе на язык работников лесного хозяйства это означает, что мы должны заботиться о лесе, как садовники о своем саде. У вас немало опыта, у вас достаточно знающих, честных, неутомимых работников. Что вам может помешать отметить Первое мая следующего, пятидесятого года, с таким же большим торжеством, как сегодняшнее? Что вам может помешать выполнить план по валке и вывозке леса, несмотря на трудные условия, в которых вы окажетесь после перевода лесосек в дальние углы Люмату, Сурру и Ээсниду? Мы в лесничестве уже делаем для этого все что нужно, замеряем новые делянки…
— Это невозможно! — выпалил Осмус. — Это… просто безумие.
Своей вспышкой он как бы подал знак и остальным: поднялся шум, отовсюду полетели выкрики, люди застучали посудой, заколотили кулаками по столу, — все наперебой выражали свое негодование.
— В таких трущобах дай бог выполнить план хоть на десять процентов!
— Ишь молодчик! — выкрикнул жидкобородый лесоруб, которого Реммельгас видел на лесосеке № 126.
Браковщик Кари, участок которого добился лучших результатов на всем лесопункте и который сидел напротив Осмуса, вскочил со стула. Глаза его горели, на лице выступили красные пятна.
— Вы говорите — нужно выполнять план! — закричал он. — И тут же одним взмахом руки бросаете нас в болота и топи. Это издевательство, а не товарищеское отношение!
Осмус с большим усилием сдержал себя и, постучав рукой по столу, воскликнул:
— Успокойтесь, товарищи! Тут не ярмарка… У нас демократический строй, каждый имеет право выступить. Не будем лишать своего гостя права на критику нашей работы, права вносить предложения…
— Чихали мы на такие предложения! — бросил здоровенный парень, которого Реммельгас тоже видел на лесосеке.
— А если эти предложения правильны?
Это было произнесено не Реммельгасом, а Хельми Киркмой, и настолько неожиданно, что на миг воцарилась тишина. Хельми Киркма была человеком с лесопункта, мастером участка. Да еще таким мастером, которого никак невозможно было обвинить в беспечном равнодушии к интересам своего коллектива. Но как же это так — работник лесопункта защищает предложения, которые выбивают почву из-под ног лесопункта?
Реммельгас несколько испугался результата своей речи. Он знал, что многим не понравятся его предложения, но никак не ожидал подобной бури. Лесорубы, как видно, были очень односторонне информированы. Бросив Киркме благодарный взгляд, он воспользовался затишьем, вызванным всеобщим удивлением, и продолжал:
— Вы можете сколько угодно кричать, и не давать мне говорить, но это не изменит фактов. Несомненно, многие из вас думают так же, как товарищ Киркма, и находят линию лесничества правильной, считают нужным ее придерживаться. Наш долг — служить интересам народа, проводить в жизнь политику партии и правительства, даже если это порой и неприятно любителям легкой жизни, даже если это иногда и вынуждает идти по незнакомым, непроторенным путям. Лесничество будет в этом отношении последовательным. Сегодня первое мая, а на делянках Куллиаруского лесопункта лежит еще много лесоматериалов. Весь неошкуренный и невывезенный лес будет изъят у лесопункта и передан какому-нибудь другому предприятию, которое честно придерживается установленных предписаний и сроков.
Осмус молниеносно повернулся к Реммельгасу.
— Вы, конечно, шутите, не так ли? Ха-ха! Ну, и весельчак же вы — нынче первое мая, а вы нас разыгрываете, как первого апреля!
— Я абсолютно серьезен. Предписания даются не для того, чтобы из года в год обходить их под разными вежливыми предлогами и отговорками. Пока в лесу не будет порядка, пока будет бессмысленно разбазариваться драгоценное народное добро, мы не сможем справиться с вредителями леса.
— Это… — начал Осмус, но, не зная, что сказать, лишь развел руками.
Снова поднялся шум, зал возбужденно загудел, как встревоженный улей.
