Вывод таков: уровень Финского залива в послеледниковый период был выше на 19 метров.

Вернувшись в Финляндию, ученый с такой же кропотливостью исследует северную часть страны, целиком сложенную ледниковыми отложениями. Обилие озер в этом краю, не более как десять тысячелетий назад освободившиеся от ледникового груза, снова навело его на мысль об озерной периоде, меняющем ледниковый.

Из города Куопио он отправляет свое последнее, пятое, письмо в Географическое общество о проведенных исследованиях, которое как и предыдущие, зачитывают на заседании отделения физической географии. В письме Кропоткин обращает внимание своих коллег, еще сомневающихся в реальности ледникового периода, на чрезвычайное сходство ландшафтов Финляндии с восточно-сибирскими, несмотря на то, что в Сибири непосредственные следы былого присутствия ледников часто маскируются лесными зарослями.

«Сибирь слишком мало исследована, - писал Кропоткин, - чтобы можно было утверждать отсутствие морен, шрамы и полированные скалы… - слишком непрочные свидетельства, чтобы можно было строить что-нибудь, основываясь на их отсутствии». В Южной Финляндии он был поражен обилием всевозможных ледниковых следов - «что ни шаг - то новое доказательство».

В Каяне он увидел некоторую аналогию Сибири: «Кругом видны мохнатые ели с их бородатыми лишаями и мох в изобилии. Он застилает все, покрыты все камни подледниковых морен, изредка попадается в лесу большой валун, да и его легко не заметить из-за темной густой зелени елей».

Но он обнаружил миллиарды валунов и груды ледникового щебня, когда в лесную чащу врезалось строительство дороги. «…уничтожьте дорогу и дайте пройти нескольким тысячам лет… и вы получите геологически чисто сибирский ландшафт».

Кропоткин решает вернуться В Гельсингофрорс, рассчитывая получить письмо - пора уже! - с информацией о том, состоится ли полярная экспедиция. Письмо получено: правительство отказалось предоставить средства на исследование полярных морей. Вместе с этим известием его ждала телеграмма о тяжелом, очевидно, предсмертном состоянии отца. Наутро он выехал в Россию. Геологическая экспедиция вдоль железной дороги до Петербурга осталась незавершенной.

Из окна вагона он внимательно вглядывался в холмы, озера, леса Финляндии. Величественная картина гигантского ледяного покрова вставала перед ним; ледяной панцирь медленно расползался в стороны, захватывая северные части Америки, Европы, Азии, уничтожая на своем пути все живое: жизнь отступала перед мертвящим дыханием льда. Но в это суровое время шло становление на Земле нового вида, гордо названного впоследствии Homo Sapiens - Человек Разумный. Стремление выжить в борьбе с неблагоприятными условиями формировал его разум. Спасаясь от холода, он научился пользоваться огнем и изобрел одежду. Прошли тысячелетия, и льды начали таять и отступать, освобождая земли, на которые возвращалась жизнь. Вернулся и человек, ставший уже не таким слабым и жалким перед грозными силами природы. Благодаря труду он научился им противостоять и даже извлекать для себя ползу из природных явлений.

Научные исследования позволили Кропоткину прикоснуться к истине, приблизиться к пониманию природы, ее истории и современной жизни, к пониманию того, что будет потом. Например, для него стало очевидным, что после ухода льдов земли, увлажненные ими, переживают озерный период, за которым следует период высыхания. Уже и сейчас видно, что озер становится меньше, уровень воды в них медленно понижается…

Да, ничто не сравнить с радостью научного открытия! Но имеет ли он право на эти радости для немногих счастливцев, получивших возможность свободно заниматься наукой, не думая о куске хлеба насущного? Удел темного неграмотного народа - трудиться в поте лица своего на полях, дорогах, фабриках. Устранить чудовищную несправедливость, когда немногие живут за счет труда остальных, - вот над чем надо сейчас работать. Общество сковано льдом самовластья. Стоит растопить этот «лед», и раскроется невиданное разнообразие, красота, богатство, сила народа…

С такими мыслями возвращался Петр Плексеевич Кропоткин в Россию в октябре 1871 года. Он поспешил вернуться, потому что получил сообщение о смерти отца.

…Братья шли за катафалком по узким арбатским улицам, по Пречистенке, через Девичье поле - к кладбищу. А когда возвращались с похорон отца, говорили о будущем. Александр твердо решил уехать с семьей за границу. И Петр хотел бы последовать за ним, но только не навсегда, а чтобы просто узнать о новейших течениях в революционном движении Европы, об Интернационале, быть может, познакомиться с Бакуниным, образ которого захватил его воображение еще на пути в Восточную Сибирь, а потом возвратиться в Россию.

По завещанию отца Петр Кропоткин получил в собственность одно из трех его имений - Петровское в тамбовской губернии. Он съездил туда, познакомился с крестьянами, уже десять лет как «вольными», но воли еще и не видевшими. Экономическая несвобода опутала их не меньше, чем крепостная зависимость. На помещичьей земле работали арендаторы, и имение продолжало давать доход. Его можно было продать. Кропоткин решил сделать это, когда понадобятся деньги для дела, которому он посвятит жизнь.

А пока он продолжает работать в отделении физической географии Географического общества, ведет протоколы заседаний отделения. Однако публикации в «Известных РГО» и других изданиях появляются все реже. В 1869 году их было пятнадцать, а в 1870 и 1871 годах всего по две, если не считать доклад об экспедиции для исследования русских северных морей.

Иные мысли им владеют, к иной деятельности он готовится. Кропоткину уже известны многие представители его куга, молодые люди и девушки из состоятельных семей, которые уходят в революционную борьбу, грозящую тюрьмой и каторгой. Он чувствует, что это и его путь. Но если бы состоялась арктическая экспедиция, то, возможно, все сложилось бы иначе. Мечта об открытии сказочно красивой полярной земли владела его воображением. Да и вся полярная экспедиция была задумана им так, что хотя бы частичное ее выполнение значило бы много. Работа в Арктике - единственное новое географическое предприятие, в котором он согласился бы участвовать, завершив обработку материалов по Сибири и Финляндии.

Но интересы Географического общества его высочайшими покровителями поворачивались к Средней Азии, где началось присоединение к России обширных новых территорий. Работать там означало сотрудничать с войсками, по сути, колониальными, то есть вернуться к военной службе с которой Кропоткин решил расстаться навсегда. Быть же чиновником от географии, заниматься организацией дел императорского общества - этому он не смог бы отдать себя надолго, о чем и написал в письме, содержавшем отказ от предложенной ему должности секретаря РГО.

Как и десять лет назад, в год окончания Пажеского корпуса, его поведение показалось странным - ведь будущего секретаря Общества при исключительно благожелательном к нему отношении П. П. Семенова прочили в руководители всего общества.

1 Записки, С. 143-150.

… Кто испытал раз в жизни восторг научного творчества, тот никогда не забудет этого блаженного мгновения. Он будет жаждать повторения. Ему досадно будет, что подобное счастье выпадает на долю немногим…

В то время в Географическом Обществе было большое оживление, наше отделение, а, следовательно, и секретарь его, были заинтересованы разными вопросами… Интерес к нашему северу был пробужден в Географическом Обществе из-за границы. В 1869-1871 годах смелые норвежские китобои совершенно неожиданно доказали, что плаванье в Карском море возможно. К великому нашему изумлению, мы узнали, что в «ледник, постоянно набитый льдом», как мы с уверенностью называли Карское море, вошли небольшие норвежские шхуны избороздили его по всем направлениям… смелые норвежские китобои, чувствующие себя среди льдов, как дома, дерзнули пробраться со своими небольшими экипажами и на своих небольших судах через пловучие льды, загромождающие вход в Карские ворота…