— Но ведь Наташа писала этой ручкой у себя в дневнике! Это была настоящая ручка, а вовсе не шприц!

— Вы очень наивны, дорогой коллега. Существуют такие ручки, которыми можно писать и в то же время вводить яд или, скажем, стрелять. Все очень просто! Но вернемся к этому веществу. Вспомните наш разговор во вторник вечером. — Людвиг полистал блокнот. — Это когда вы вернулись после первой поездки на сорок первом вапоретто. Нет, это было в понедельник б сентября, когда я пытался выяснить у вас детали ваших текущих исследований и спрашивал, существует ли вещество, способное воздействовать на то, что вы называете «программированием личности». Вы мне ответили, что такого вещества нет. Вы имели право не выдавать своего секрета. Но я понял, что такое вещество есть, тем более что начиная с четверга 9 сентября стал замечать разительные изменения вашего характера. Или, скажем, вашей личности. Потребовалось провести более тщательное расследование…

Тут я его прервал.

— Что вы подразумеваете под изменениями личности? Это просто счастье, что я забросил эту бредовую статью и эту дурацкую теорию. Да, действительно, у меня было несколько эпизодов дежа вю, но их спровоцировали эти проклятые грязевые ванны, как вы сами мне объяснили. А сейчас я чувствую себя отлично…

— Дайте мне продолжить, дорогой коллега, — ответил Людвиг, надевая очки. — Итак, я тайно, чтобы вы ничего не заметили, проводил свое расследование. Не могло быть и речи о том, чтобы следовать за вами в ваших ежедневных экскурсиях на сорок первом вапоретто или шпионить за Наташей, которая каждое утро отправлялась в Падую на взятом напрокат «фиате». Впрочем, она тут же пронюхала, что я не «просто» геронтолог. На днях я узнал, что она запрашивала, разумеется, безрезультатно, сведения обо мне через отделение своего агентства в Вене. Я связался с одним из своих осведомителей в Венеции. Из-за войны в Боснии в провинции Венето их у нас полно, так как в Виченце находится база НАТО. Этот угол просто кишит шпионами, особенно славянскими, конечно…

Вскорости мой осведомитель обнаружил субъекта, который каждый день следовал за вами на сорок первом вапоретто. Это был биолог-исследователь из Дрездена, назовем его Вилфрид. За несколько тысяч марок нам удалось легко перевербовать его. Он дал мне важные сведения, чтобы не сказать, ключ ко всей этой истории, так как оказался связанным напрямую с неким научным дуэтом, замыслившим и организовавшим то, что было названо операцией «Альтер эго».

Людвиг принялся читать записи из своего блокнота.

— Началось все, думаю, с того, что после вашего доклада в Ленинграде в 1974 году ваша теория генетического программирования во время сновидений, или парадоксального сна, стала известна определенным советским спецслужбам. Для них все, что касалось поведения человека, считалось приоритетным, даже если это противоречило марксистской идеологии. Тут-то ваша лаборатория их и заинтересовала и стала для них лакомой целью. Нет сомнений, что именно поэтому в вашу лабораторию зачастили многочисленные визитеры из стран Востока.

— Не только Востока, но и Дальнего Востока, если вы меня понимаете, — заметил я[117].

— Ja! Но вот кто появился в нужный момент — это некий Сергей, о котором вы мне говорили. Он понял, В лаборатории Жуве всегда было гораздо больше ученых из Японии, чем из стран Восточной Европы (примеч. В. К.). что вы здорово продвинулись в сторону познания механизмов программирования. Он обнаружил, что вы остаетесь один по ночам в лаборатории, чтобы для чего-то использовать этот норвежский суперкомпьютер…

— Нет, исландский, — уточнил я.

— Пусть исландский. Ему без труда удалось скопировать то, что хранилось на жестком диске, и он понял, что вы исследуете вещество, которое значительно изменяет эту знаменитую тета-активность.

— Да, но это еще ни о чем не говорит. Эти электрические ритмы — просто мираж! А пресловутый тета-ритм — не более чем артефакт самого компьютера… Ну а Муранелла, какова ее-то роль во всей этой истории?

— Терпение! Не желаете перейти в тень? А то солнце начинает припекать.

Мы пересели в тень и попросили проходившего мимо официанта принести нам лимонад со льдом.

— Итак, дорогой коллега, — продолжил Людвиг, просматривая свои записи, — ваш друг Сергей обнаружил, что невозможно украсть это вещество, как вы его называете… ах да, GB169, поскольку вы его держите всегда при себе. Хорошо зная ваш дом, он замыслил кражу. Он попросил своих людей не брать ничего, кроме стенных часов, чтобы все сошло за банальное воровство, и сфотографировать как можно больше из вашей онейротеки, поскольку вы показали ему, где она у вас хранится. Думаю, они пересняли пару томов.

— Пара томов из дюжины, это не меньше тысячи записанных снов!

— Эти воры были специалистами, они выкрали у вас небольшое количество GB169, заменив его сахарозой, но не смогли удержаться от соблазна прихватить с собой, вместе с часами, эту прелестную статуэтку.

Я прервал его.

— Не могу в это поверить. Ведь этот Сергей как-никак был одним из моих учеников. Он мог просто попросить у меня немного GB169. Оно не оказывает никакого эффекта на человека. Это же не крыса!

— Они отправили, — продолжил Людвиг, — несколько миллиграммов GB169 в суперсовременный биохимический институт в Москве. Благодаря сотрудничеству с неким тайваньским ученым им удалось установить структуру этого вещества, которое оказалась схожим с ядом одной рыбы из китайских морей, и синтезировать несколько граммов. Обладая веществом GB169, можно было проверить его воздействие на электрические ритмы мозга человека, в особенности на тета-ритм гиппокампа. Вот тогда-то и возникла необходимость в сотрудничестве с Гансом Л. Этот Ганс — гениальный ученый, работавший в Галле, и его слава докатилась до Дрездена. В те времена в Дрездене, в ГДР, работал Владимир Владимирович, и, хотя я не могу этого утверждать наверняка, но очень похоже, что он сильно помог Гансу и Сергею!

— Но кто же этот Владимир Владимирович? — воскликнул я.

— Скоро узнаете, и это будет большой неожиданностью, дорогой коллега. Ведь Сергей и Ганс А. имели огромное преимущество перед вами, когда вы встречались с ними в Санкт-Петербурге, поскольку к тому времени они уже убедились в том, что GB169 действительно может изменять тета-активность у человека.

— Но они мне ничего об этом на конгрессе не рассказали!

— Разумеется, ведь они вовсе не собирались открывать вам, где находятся те точки на коже головы, куда нужно помещать крошечные электроды с памятью.

— Знаете, дорогой коллега, я абсолютно уверен, что GB169 не оказывает никакого влияния на программирование мозга, даже если оно немного изменяет тета-активность. Все это еще нужно доказать…

— Я полагаю, что это уже доказано. Так или иначе, в Санкт-Петербурге у Сергея и Ганса появилась мысль использовать в качестве подопытной свинки именно вас! Вот их основные доводы, которые мне кратко изложил Вилфрид, — добавил Людвиг, перевернув еще один желтый листок своего блокнота. — С одной стороны, ваши сновидения записываются на протяжении длительного времени. Ведь вы ведете онейротеку, если я не ошибаюсь, уже более десятка лет.

— Почти тридцать…

— Поскольку они перефотографировали или пересканировали несколько сотен записей ваших снов, то смогли бы определить, если бы введения GB169 стали менять структуру запомнившихся снов, так как вы продолжали их записывать и в Монтегротто, и эти записи было также легко переснять. Этим и занималась Наташа, пока вы катались на вапоретто.

С другой стороны, профиль вашей личности хорошо известен. Ганс Д., которого можно назвать вдохновителем этого опыта, породил идею, которая кажется мне просто гениальной: мы знаем, говорил Ганс, что наш профессор очень верит в свою теорию программирования личности, до такой степени, что почти идентифицирует себя с ней. Если опыт по «депрограммированию» сработает, он перестанет в нее верить. И чем меньше он станет в нее верить, тем сильнее мы убедимся в том, что его гипотеза на самом деле верна. Другими словами, если наш проект удастся, то профессор станет полностью отрицать, что такой проект вообще может существовать, поскольку он станет другой личностью. Ганс Л. предложил и кодовое название для этой операции — так называемое «Альтер эго», «Второе я». На самом деле, — добавил Людвиг Манн, — эта гениальная операция основана на так называемом «парадоксе лжеца»: все жители Крита — лжецы, говорит житель Крита. Если он лжет, он говорит правду. Если он говорит правду, он лжет. Таким образом, вся эта команда договорилась о главном, и оставалось только согласовать некоторые тактические детали.