Рыба кончилась, кошачьи драки прекратились, и на лестнице стало подозрительно тихо. Что-то необычное происходило за моей спиной. Я обернулся — на маленькой площади было черным-черно от народа. Старухи-гаттаре молча показывали на меня пальцами и грозили кулаками. Оба моих служки просто окаменели. Сняв маску, я сразу понял, в чем дело: трое полицейских, сержант и два унтер-офицера из Guardia Civile[105], с револьверами на белых ремнях, стояли за моей спиной на нижних ступенях лестницы. Они не улыбались!

В толпе я заметил туриста, которого уже как-то видел на сорок первом вапоретто. Он щелкал фотоаппаратом со вспышкой и снимал на видеокамеру. Следовало побыстрее выпутаться из этой истории. К счастью, сержант говорил и по-французски, и по-английски.

— Ваши документы, prego, — обратился он ко мне.

— Извините меня, господин офицер, но все мои документы, мой паспорт, мой бумажник и мои кредитные карточки у меня украли вчера утром на площади Сан-Марко. Вчера в полдень я даже отнес заявление в комиссариат.

В это время полицейские обыскивали обоих хиппи. Нашли косячки и, увы! — кокаин. Значит, это были мелкие дилеры, известные полиции! На запястьях у них уже были наручники.

— Prego.

Сержант внимательно меня обыскал, но остался ни с чем: недокуренный косячок, голова от сардины, купюра в десять тысяч лир и шкатулка!

— Она пустая, — сказал я ему.

Он недоверчиво посмотрел на меня и понюхал содержимое шкатулки.

— Кокаин? — спросил он.

— Отнюдь нет. Я приобрел ее вчера у антиквара на Дзаттере.

— Но ведь вчера у вас уже не было денег?

— Точно так. Я ее обменял на свои часы. На золотой «ролекс».

Похоже, он мне не поверил. Его больше заинтересовали мои новые туфли, болтающиеся на шее у Куки.

— Неужели вы думаете, что я вам поверю, будто вы обменяли эти изумительные туфли, совсем новые, на старые кроссовки? Какую услугу вы попросили у этих двух хиппи? Следуйте за мной, prego.

Он не надел на меня наручники, но мне пришлось следовать за обоими хиппи до полицейского мотоскафо, пришвартованного на канале Санта-Мария. Я обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на старого бесхвостого кота и попрощаться с ним. Но он исчез.

Мы прибыли в центральный полицейский участок у вокзала, где меня заперли на ключ в маленькой комнатке. Я почувствовал первые признаки приближающегося состояния дежа вю, вызванного, несомненно, тем, что я просто умирал от голода. Нужно было найти Бьянку, которая сможет хотя бы частично подтвердить мои показания. Но, к несчастью, все касающиеся ее сведения записаны в украденном блокноте.

Французское консульство? Но я уже давно, при всех своих многочисленных путешествиях по белу свету, не испытываю ничего, кроме ужаса, от консульств и посольств разных стран.

Позвонить домой? Но как объяснить семье подобные приключения? Полицейские-то, конечно, с радостью расскажут домашним мою историю. Но я должен сделать все, чтобы сохранить в тайне неприятную сторону этой поездки — и от своей семьи, и от научной и медицинской общественности Лиона.

Я позвонил в отель «Теодорих»: профессор Манн вернется только к вечеру.

Наташе звонить не хотелось. Я помнил, что она опасалась полиции. Офицер долго говорил по телефону с портье гостиницы. Насколько я понял, он описал меня как гомосексуалиста-наркомана, который, возможно, украл документы, деньги или часы у профессора Жуве.

Наконец он связался с комиссариатом на площади Святого Марка. Однако мои приметы бродяги совсем не соответствовали элегантному респектабельному господину с золотыми часами, эбеновой тростью и, в особенности, с усиками.

Полицейские с площади Сан-Марко также не опознали моей фотографии, присланной по факсу из комиссариата.

Мне принесли сэндвич, и я почувствовал себя немного лучше.

Кому же позвонить? Моему другу профессору М. из Неаполя? Боюсь, что он секрета не сохранит и всем расскажет эпизоды из моей столь захватывающей истории. Она достаточно скандальна, чтобы вычеркнуть меня из jet-set[106] онейрологов. Похожие приключения, истинные или вымышленные, происходили с некоторыми моими друзьями в Соединенных Штатах. Так их подвергали остракизму десятки лет!

— Вы знаете, — вдруг сдуру ляпнул я полицейскому, который вернулся, чтобы продолжить допрос, — а ведь я знавал многих знаменитостей в вашей стране! Я пожимал руку президенту Андреотти, когда он принимал меня во дворце Квиринале, встречался с кардиналом Ратцингером на симпозиуме по сознанию, организованном Ватиканом лет десять назад.

— А почему не с папой? И самим Господом Богом? — ответил офицер.

Он поднялся и прошел в кабинет, где его комментарии были встречены громовым хохотом. Я сумасшедший, matto, completamente matto![107] Нужно срочно звонить психиатру. Может, хоть это даст мне шанс выпутаться?

Через час полицейский вернулся. Он глянул на меня с любопытством и стал разговаривать как с больным.

— Вы обвиняетесь в следующих нарушениях закона:

— бродяжничестве. У вас нет ни документов, ни денег, ни дома;

— краже (есть свидетели того, что этим утром вы украли маску);

— посягательстве на мораль и религию. Вы устроили сатанинскую мессу на латыни перед кошками;

— сексуальном правонарушении. Вас видели спящим с двумя явными гомосексуалистами;

— хранении марихуаны и, возможно, кокаина.

Все это вместе взятое тянет на один-два месяца тюрьмы. Но мы запросили проведение психиатрической экспертизы. Если психиатр подтвердит, что вы, как мне кажется, находитесь в ненормальном состоянии, то вас препроводят в отделение неотложной психиатрической помощи городской больницы Венеции.

Что я мог ему сказать? У меня вновь возникло ощущение дежа вю, и вид был явно ненормальный, но он-то думал, что я просто наркоман!

Психиатр доктор Луко пришел только к восьми вечера. Это был маленький, пузатый, плешивый и краснолицый человечек лет сорока. Он сказал полицейским, что очень спешит — его ждет важный пациент. К счастью, он говорил по-английски. Он быстренько прочитал протокол моего допроса.

— Итак, вы утверждаете, что вы врач.

— Да, господин доктор. Профессор университета.

— Профессор — чего?

— Нейробиологии.

— Можете называть меня профессором. Вы невролог?

— Не совсем, профессор. Я занимаюсь изучением сна.

— Сна у кошек, — прочитал он в протоколе.

— Да, знаете, профессор, я изучаю, в частности, парадоксальный сон.

— А что это такое?

— Парадоксальный сон, или REM-sleep. Он представляет собой реализацию сновидений.

— Сновидений у кошек?

— Да, профессор. Кошки тоже видят сны!

— Никогда не слышал ничего подобного. Это несерьезно! Вы сами-то хорошо спите?

— Нет, не очень.

— А снотворными пользуетесь?

— Некоторыми бензодиазепинами[108].

— А кокаин или марихуана?

— Никогда.

— Итак, вы обменяли великолепные новые туфли на старые кроссовки?

— Да. У меня грыжа диска, профессор, и мне трудно ходить.

— Вы не находите, что ваша история несколько необычна для французского профессора? Вряд ли кто-то в нее поверит.

— Она необычная, но это правда, но, но…

— Но — что?

Наиболее распространенные снотворные и успокоительные средства, типа элениума и проч.

— У меня некоторые проблемы с мозгом, с моей психикой. Я испытываю ощущение дежа вю, своего рода зрительные галлюцинации.

— Что еще?

— Я предвижу события, вижу их до того, как они происходят.

— Как любопытно!

Он внимательно меня осмотрел и заметил красные папулы на виске и затылке.

— И давно у вас эти припухлости?

— Только с неделю.

— Вам обязательно нужно сделать анализ крови.