Тарион услышал легкие, почти бесшумные шаги.

— Мама? — спросил он, открывая глаза.

Он опасался, что может опять не узнать ее. Но страхи не оправдались. Ее пшеничные волосы едва касались плеч, ведь это пандарены постригли ее так, на затерянном в Безвременье острове, когда она едва не погибла после родов. И никаких синих драконов рядом, хвала стихиям.

Джайна обняла его, аккуратно присев на краешек кровати.

— Мам…

— Помолчи, — прошептала она. — Не то я совсем разрыдаюсь.

— Мам, ты меня душишь.

Она отстранилась и украдкой попыталась смахнуть слезы, но Тарион сидел рядом, он не мог не заметить.

— Как ты? — спросила она. — Ничего не болит?

— Нет, а должно?

— Вообще-то да, — улыбнулась она. — У тебя дыра в груди, Тарион. Почти сквозная. Хейдив сказал, что с такими ранами не живут.

— Да? Ну, тем не менее, у меня ничего не болит. Я могу встать с постели?

— Не думаю, что это правильное решение. Тарион, ты что-то помнишь? Из своего пребывания в Грим-Батоле?

— Смутно. Очень смутно, почти что нет. А что?

— Просто я видела тебя в видении, ты навещал магну Эгвин в магическом полумире. Она готовила тебе завтрак.

— Может, я и выжил только благодаря ее волшебной яичнице?

— Я не уточняла, что это была яичница, — серьезно ответила Джайна.

— Хм, — многозначительно отозвался Тарион. — А присутствие магны Эгвин тебя не удивило? Ты говорила мне, что она погибла.

— Я была уверена в этом. Но она сказала, что стала частью магической энергии Азерота. И что однажды она может вернуться, если возникнет надобность. Или если сама захочет.

— Значит, для нее все тоже завершилось хорошо, разве нет?

Джайна ограничилась кивком.

Тарион облизнул пересохшие губы и спросил:

— А как я очутился в Тераморе? Не расскажешь?

— Твой отец спас тебя.

— И где он сейчас?

— В Редуте, наверное.

— То есть, его нет в Тераморе?

— Нет.

— Но он вернется когда-нибудь?

— Полагаю, что тоже нет.

— Почему?

Джайна соскользнула с кровати и прошла к стеклянной двери, ведущей на балкон.

— Представляешь, жители города установили мне статую, — заговорила она. — Трехметровую мраморную статую в центре города. Они считали, что я больше не вернусь. А я вернулась и теперь мне каждый день приходится смотреть на нее. Надо с этим что-то делать, как считаешь?

— Мама.

— Как думаешь, каким способом можно разрушить трехметровую статую, чтобы обошлось без последствий для города и его жителей?

— Мама, его силы изменились.

— Я знаю. Мои тоже, — она все еще глядела на город.

— Когда я смогу отправиться в Редут?

На этот раз Джайна обернулась.

— Тебе решать, Тарион.

— Я хочу увидеться с отцом. Но потом, обещаю, я сразу же вернусь к тебе.

— Ага. Я тоже была подростком. Я знаю, как это бывает. Подожди хотя бы несколько дней. Мне написал Тралл. Он навестит Терамор по дороге из Оргриммара, он мог бы многое рассказать тебе о стихиях.

— Скорее мне будет, что рассказать ему, — улыбнулся Тарион.

— Тоже верно, — со вздохом согласилась Джайна.

— Мам, может, мы отправимся в Редут вместе?

— Нет, Тарион. Знаю, что тебе хотелось бы, чтобы все развивалось иначе, но… — она развела руками, показывая свое бессилие.

— Это нечестно.

Джайна горько рассмеялась.

— Какой же ты еще… — она не договорила, покачав головой.

— Зато сколько всего я умею!

— Знаю.

— Я стану главой бронзовой стаи, мама. Представляешь? Время тоже стихия, и его потоки подчиняются мне!

— И время тоже?… Невероятно. Расскажи мне об этом. А то все мои мысли только об этой статуе. А жители ведь старались.

Она вернулась и села на кровать рядом с ним.

— Я видел Терамор, — начал Тарион. — И тебя, мама, тоже… Это могло бы произойти однажды.

Третья по счету ночь в Тераморе. Третья. А по ощущениям, целая жизнь прошла.

Джайна сидела в плетеном кресле на балконе своей башни, подтянув колени к подбородку. Одна и под звездным небом. Когда она страдала от бессонницы из-за заклинания Сумеречного Молота, все было точно так же. Но теперь даже Сумеречный Молот остался в прошлом.

А жизнь… Жизнь возвращается на круги своя. Хоть и медленно. Болезненно медленно.

Джайна тяжело вздохнула. В последние три дня она только и делала, что вздыхала, подумала она. Легче от этих вздохов точно не становилось, только позволяло остановить поток мыслей. Опасных мыслей. Движущихся не туда, предательски приводящих ее раз за разом на пики Гранатового Редута, где она видела Нелтариона в последний раз.

Праздничные шествия, долгие благодарственные речи, смех и песни разных — таких буквально разных — народов Азерота. Даже волшебным круассанам в тот день радовались искренне. Магия снова была возможна, чародеям больше не грозило провалиться сквозь землю от малейшего заклинания. Булочки разлетались на «ура» в то утро, их с воодушевлением запивали вином. Настоящим, хотя некоторые и разбавляли его сотворенной магами водой. Чтобы отдать дань, так сказать…

Нелтарион не принимал участия в празднике. Как и Джайна, собственно. Их сын тогда, на исходе второго дня, по-прежнему не приходил в себя. Раны Тариона ужасали Джайну, хотя Хейдив, зеленые драконы и другие лекари Редута уверяли ее — по очереди или хором, — что жизни Тариона ничего не угрожает. Фактически, ее сын даже не нуждался в лечении. Иные силы подпитывали в нем жизнь, и его раны медленно, но заживали. Тралл сказал ей, что, благодаря единению со стихиями, ее сын, вероятно, обрел бессмертие.

Если Аспект предаст или пойдет против стихий, сказал Тралл, они отвернутся от него. Но до тех пор он будет жить… Вполне логично, заметил в установившейся тишине Малфурион, стихии сами выбрали Тариона, им и устанавливать правила.

Времена изменились, думала Джайна, и они мало походили на дни, когда стражей этого мира назначали Титаны.

Малфурион был внимателен к ней. Это было необычно, но переговорить с ним наедине так и не вышло. Джайна хорошо успела его изучить и знала, что только в присутствии других он держался преувеличенно замкнуто.

Ей еще предстоит поговорить с ним. В конце концов, ей придется чем-то заниматься потом, когда Тарион покинет Терамор. Он сам очнулся, как и обещали лекари, когда пришло нужное время. Точно так же однажды он покинет город. Джайна не питала иллюзий на этот счет. Вероятно, она отправится следом за ним, ведь ему предстоит обрести власть над еще одной стихией. Хотя она и не будет навязываться и следовать за сыном по пятам. Это будет сложно, но она постарается.

Нелтарион может откликнуться на призыв Тариона. А снова оказаться рядом с ним, ощутить жар его кожи…

Еще один тяжелый вздох. Их было слишком много и станет только больше.

На празднике в Редуте Джайна впервые предстала едва ли не перед половиной Азерота. После этого молва о ее возвращении уж точно разнеслась по всему миру. Джайна не удивилась, когда по возвращению в Терамор, получила весточку от гоблинов-торговцев из Пиратской Бухты.

Жизнь возвращалась на круги своя. С чего-то нужно было начинать. Поначалу всегда сложно. Ей это хорошо известно, она ведь не впервые переживает подобные чувства, правда?

Впервые, сама себе отвечает Джайна.

Но какая теперь, в сущности, разница? Ну и что, если эти чувства не шли ни в какое сравнение с теми, когда она оставила Артаса в одиночестве у стен Стратхольма? Или теми, когда, размазывая по щекам слезы, она читала донесения об учиненных армией нежити во главе с новым Королем Мертвых разгромах в Даларане, Лордаероне и Луносвете?… Таких донесений было много. И слезы однажды иссякли.

И Артас, и Джайна оба сделали свой выбор и следовали ему.

Сейчас выбор тоже был сделан.

Запрокинув голову, Джайна считает количество мерцающих точек на темном бархате небосвода, но зрение ее подводит. Ветер холодит щеки. Однажды и эти слезы иссякнут, просто нужно ждать. Наверное, больше, чем в прошлый раз.