Готов ли он принять черного дракона, какой он есть, только ради нее? Ради их дружбы? Малфурион ведь так и не смог.

— Мое имя Тралл… Джайна мой друг. Она здесь?

В черных глазах ни намека на дружелюбие. На лице решимость, и желание защитить ее от всех и каждого.

— Вождь Орды? — спросил Смертокрыл, будто что-то припоминая.

— Бывший, — кивнул Тралл. — Сейчас я шаман и служу стихиям. Меня не было в Редуте… все это время.

Смертокрыл огляделся, словно ожидая увидеть кого-то еще.

— Малфуриона здесь нет, — понял Тралл.

— Вижу. Проходи.

Тралл двинулся вперед под навес из крыльев, и только там, в тепле и безветрии, понял, насколько продрог за это время. А затем в центре импровизированного шатра, под радужными крыльями, искрящими от света горящего очага, он увидел ее.

Словно принцесса из сказок, подумал Тралл. Словно мертвая принцесса. Он не сразу уловил мерное и неглубокое дыхание, его поразила бледность и прозрачность кожи. Иногда смеженные веки вздрагивали. На ней была все та же вязаная туника с широким воротом, которую ей так и не хватило терпения довязать в Пандарии. Вязание и Джайна, оказались, несовместимы.

Штанина на правой ноге была изорвана до колена, и Тралл, наконец, заметил две симметричных ранки от укуса. Больше никаких шрамов. Один укус и смерть уже рядом.

— Аспект Земли считает, что его кровь может служить противоядием.

Тралл обернулся. Возле очага сидел Хейдив-Ли.

— Это действительно так, Хейдив, — отозвался Смертокрыл. — Сколько времени прошло?

— Почти два часа.

Возле очага, неподалеку от пандарена, в металлической клетке на полу шевелилась черная змея. Ее чешуя поблескивала в подрагивающем свете костра. Тралл с опаской приблизился к ней и вгляделся.

— Адамантит? — спросил он.

Смертокрыл кивнул и показал Траллу собственную руку, обнаженную по локоть. На коже две ранки от укуса, потемневшие от спекшейся крови.

— Хейдив, ты должен решиться, — сказал Смертокрыл. — Я не умер, потому что их яд на меня не действует. И не должен! Адамантит это часть меня. С древнейших времен, Хейдив. Моя кровь поможет ей, ну же!

Пандарен выглядел несчастным. Он потер черными лапами глаза и спросил:

— Что вы скажете, Тралл?

Они ждали два часа, пока яд подействует на Смертокрыла, а теперь оба смотрели на Тралла.

— А что если вы ошибаетесь? — пробормотал он. — И все дело в силе Аспекта? К тому же, что если ваша кровь для нее сама по себе яд? Ведь вы не проверяли ее действие на… ком-то еще? — едва договорил Тралл.

Они оба промолчали. Кроме них и драконов, разумеется, здесь больше никого не было, а пандарен не мог рисковать своей жизнью.

Тралл закатал рукав по локоть.

— Действуй, Хейдив, — сказал он.

— Не передумали? — спросил Кейган-Лу.

Черное месиво тихо булькало в найденном на берегу ручья черепашьем панцире.

— Нет, — ответила Алекстраза.

Пандарен разворошил угли вокруг панциря. Поддел двумя обструганными палочками каждый из плодов и опустил их на широкие листья папоротника. От вываренных плодов валил густой пар. Кейган-Лу с предельной аккуратностьюпровел палочками по мякоти, вызволяя наружу круглую, твердую косточку.

— Нужно убедиться, что мякоть вокруг косточки не заплесневела, — объяснил он.

Один из плодов действительно оказался подпорчен.

— Нам хватит двух? — спросила Алекстраза.

— Хватило бы и одного.

Кейган-Лу разорвал склизкую черную мякоть на мелкие части, очевидно, чтобы они быстрее остыли. Когда они подернулись едва заметной пленкой, пандарен кивнул.

— Это будет похоже на сон, — заговорил он. — Помните о том, что я буду рядом с вами, хотя бы можете и не увидеть меня там, куда приведет нас Азаро-Та. Общение длится ровно столько, сколько согласна на это Мать Всего Живого. Мы не можем требовать большего, даже если нам кажется, что мы не получили ответы на тревожащие нас вопросы. Ясно?

— Да.

— Тогда ешьте, — он протянул Алекстразе две коротких палочки и указал на черные ошметки.

Ей не сразу удалось подхватить мягкий, расползающийся кусочек, а когда все же удалось, то он встал поперек горла. Алекстразе еще не доводилось пробовать ничего отвратительнее этого, горечь обжигала так, что на глазах навернулись слезы.

Когда это начнется, хотела спросить она, но поняла, что лишилась не только голоса, но и самого тела. Ее будто разорвало на части, она стала легче пепла, и порыв ветра разметал ее саму, по всему Азероту. Она и раньше чувствовала весь мир, каждое живое существо в нем, она хранила их Жизни, но теперь…

Она стала изумрудной искрой, пущенной из катапульты и рухнувшей среди полей. Живые бегут от жидкой смерти, а она наступает. Только два скелета, презревшие смерть и что живы вопреки всем законам мироздания, мужчина и мальчик не бегут от зеленого пиршества. Они смотрят с высоких каменных стен, с который сыпется песок от каждого удара катапульты. Земля дрожит.

Бегут волки и люди — теперь рядом, взаимная ненависть не спасет им жизни сейчас. Враг один, враг сама смерть. Возможно, спасение ждет их на берегу моря, но набережная далеко. Они не поверили гному, принесшему эти вести, и вот чем обернулось для них недоверие. Сейчас они бегут так быстро, как могут. Теперь они навсегда запомнят гнома и будут ему благодарны.

Только одна королева может остановить это безумие, но она сама очарована разгулом смерти, отчего приказ застыл у нее на устах. Она больше не носит капюшона и не прячет глаз в его тени. Рубиновых глаз. Ей кажется, что в этом причина ее жестокости — ее глаза перестали быть золотыми. Отныне мир для нее подернут дымкой крови, и она никогда не забудет ее ржавого привкуса.

Ветер треплет ее белые волосы. Ветер уносит цветочную пыльцу и ту крошечную часть, что когда-то была огромной красной драконицей, прочь, дальше, через синее море. Великое Море. Судна держатся дальше от самого его центра, где не прекращает своего вращения Великий Водоворот — шрам на теле Азерота, всегда напоминающий о безрассудстве и гордости. Но все ли вынесли этот урок? Ответы скрыты в бездне Моря, на дне, среди руин прекрасного королевства, которым правит несломленная королева.

Лазурные волны Моря мчатся дальше, к красным скалам, вырастающим из-под воды. К островам, на которых когда-то не утихали барабаны и не прекращались танцы, а теперь там военный гарнизон и больше не звучит музыка. Об этих островах никогда не забудут тролли, что нападают на рассвете, но к закату отступают. Их силы неравны. Они вернули и снова потеряли острова, думает синекожий тролль с оранжевым ирокезом, он лежит среди скал, в красном песке, его тело измазано глиной, чтобы скрыться от глаз людей-солдат, отнявших острова. Тролль не понимает, что происходит, почему солдаты уходят и не ловушка ли это. Он долго смотрит на зависшие в прозрачном небе дирижабли, но надвигается песчаная буря. Они участились в последнее время.

Солдаты торопятся. Тролль думает, стоит ли нападать на них сейчас, другие тролли ждут, затаившись за камнями. Они поклялись, что не затянут песен и снова не начнут танцевать до тех пор, пока не вернут себе острова.

Тролль думает о вожде орков. Другом вожде, своем друге. Он всегда думает о нем, когда не может решиться, это помогает. Тролль отдает приказ отступить, и разведчики уходят, в холмистые покатые горы, среди которых бродят степные львы.

Люди так и не заметили троллей. Они рассержены и злы, они не понимают, что происходит, почему вдруг поступил приказ к отступлению и почему им велено прекратить осаду закованного в черное железо города орков. Орки злятся не меньше. Каждая сторона уверена, что победа была у них в кармане, и только их предводители, что, наконец, сумели договориться, будучи на другом конце света, знают, что это не так.

Орки с недовольством косятся на эльфа крови, командующего армией. Орки не понимают, почему эльф удостоился такой чести, но они строятся в шеренги и забираются в пузатые дирижабли, чтобы отправиться на помощь драконам, хотя драконы никогда не приходили на помощь им самим.